Steins Weg

«…Девушка лежала на диване, укрывшись тонким грубым покрывалом, и по одному доставала разноцветные камушки из небольшой деревянной шкатулочки, что лежала рядом. Девушка совершенно автоматически перебирала в кулачке камни, и они тихонько скрипели гладкими боками друг о друга. Иногда какой-нибудь камешек выпадал из её руки, но она не поднимала его с дивана, а продолжала отрешенно наблюдать за вьюгой в окне. 
Её глаза не были ничем наполнены, даже пустотой. О чём она могла думать, и думала ли вообще? Может быть, она спала с закрытыми глазами?
 - Цвета были очень красивыми – немногим ярче пастельных, но более насыщенные и живые. Жемчужно-белый, лиственно-зелёный, бурый, оранжевый, вишнёвый и просто чёрный. Чёрный с оттенком чёрного.
За окном опять повалил снег.
Некоторое время я смотрела на него, но он не навевал никаких мыслей, кроме как почему-то «страшилки» о жёлтых вставных челюстях и хищно ползущих утюгах. Внимание опять привлекли разноцветные камни. Я набрала в ладонь по одному камешку ровно двадцать восемь штук по дате моего рождения, вспоминая, какое же ведическое значение может нести это число и начала тереть друг о друга. Звук, который при этом получался, не был противным наподобие скрежетания сухих полочек из-под мороженого, зато приятно было ощущать гладкие поверхности на коже, возникали ассоциации о зернах кофе, множеству личностей, а потом и утренние размышления о социуме. Один камешек упал на диван…»
***

В голове царила не то, что пустота – довольно мягкая усталость, она ненавязчиво давила в разные стороны, и словно сама хотела оправдать себя за собственную лень. Не смотря на это, какие-то обрывки мыслей и воспоминаний всё же вставали из неглубоких, но многочисленных ям памяти, расплывчатые и по-больному бледные не только по тому, что хозяйке головы не хотелось на них даже смотреть. Все обрывки почему-то намекали на Позавчерашнюю Проблему, ненавязчиво, но безостановочно, и именно поэтому хозяйка головы не хотела ничего помнить. Она пыталась забыть, забыть не только Позавчерашнюю Проблему, но и всё, что указывало на неё; это  было настолько трудно, что совсем не удавалось – особенно ей, обессилевшей до такой степени, что она не могла совладать с собственными мыслями.
 Хозяйка головы улыбнулась – так, как часто улыбалась до этого, идя по городу или сидя дома, рассматривая людей или деревья, читая вывески или книги. Улыбка эта вышла точно такой же, с одной лишь разницей – вопреки правилу  за этой милой  улыбкой, лёгкой и ненавязчивой, как и все остальные до этого, не было Ничего.
- Я работаю с камнями, потому что мастер по камням, - говорил он. – Я выращиваю камни до нужной формы, шлифую все стороны до округлой непрерывной гладкости. Камень проживает свою жизнь рядом со мной, и делиться своей сущностью. Чтобы камень можно было назвать камнем, чтобы закончить работу над ним, каждый забирает  частицу  моей души. На самом деле, делясь со мной своей сущностью и приобретая часть моей, камень просто обретает способность вспомнить, что он камень, и поэтому – стать камнем.
 - Говорят, душа бесконечна, - думает хозяйка головы.
Мягкий, почти неощутимый комок тумана лениво шевельнулся и пропустил воспоминание, бледное и дымчатое, такое, что оно почти не выделялось на общем фоне. Воспоминание щелкнуло, изо всех сил стараясь быть более заметным, а потом неожиданно подпрыгнуло. На хозяйку головы это не произвело особого впечатления, но смысл воспоминания до неё дошёл.
Есть единственная в мире вещь, которая может рассеять туман в голове, принятый за неполную пустоту –память о её собственном Имени.
Она даже не пыталась копать его на неглубоких ямах своей памяти, потому что знала – не успеет. Во всяком случае -  надеялась на это. Хозяйке головы уже не хотелось вспоминать, потому что, как это не странно, призывом памяти она могла приблизить долгожданное небытие.
 - Говорят, душа бесконечна, - немного помолчав, продолжает мастер. – Моя работа завершится лишь тогда, когда душа останется только в Камнях.
Я вижу огромную, не помещающуюся в одном взгляде Мозаику – гигантская плоскость из плотно подогнанных друг к другу камней. Это было изображение чего-то, какая-то картина. Её исключительность состояла в том, что она являлась гармоничных друг с другом более мелких изображений – как мозаика называется мозаикой только тогда, когда есть составляющие её камни. Сути составляющих рисунков переплетались, объединялись и приобретали новые смыслы – и только тогда становились тем, той Мозаикой, которую я увидела.  Взгляд упал на изображение спящей девушки, и хозяйка головы поняла, почему тот её так заинтересовал – в этом кусочке мозаики заключалось нечто большее, чем энергия камней и энергия души Мастера, в нём было что-то Общее с хозяйкой головы. Та уже готова была верить в то, что девушка спит неспокойным, болезненным, но крепким и от того отчаянным сном; мешала только усталость, будто передавшаяся через взгляд на кусочек мозаики.
Мозаика не знала, где началась, и не знала, где закончится. Знала только когда – по словам Мастера, это произойдёт, когда кончится его бесконечная душа. 
Куда закралась ошибка? Ключ, что питал его сущность, давно иссяк.