Afyabr

Было нестерпимо жарко и настороженно тихо – даже звуки ночного леса не пробивались сквозь стены.
Поднять руку было испытанием похлеще битвы с самым серьезным противником – сперва левую – миллиметр за миллиметром вверх – ближе к глазам – раньше словно сильно обожженная, теперь она начала покрываться кровоточащими струпьями – в бинтах теперь больше не было необходимости – вернее, они приносили еще большую боль. Еще ближе к глазам – теперь можно попытаться проделать то же самое с правой рукой. Говорят, к любой боли можно привыкнуть…
Ладони соединенные вместе – между ними словно полыхает огонь. Средний и указательный пальцы двигаются сами по себе, силясь сложить какую-то фигуру – от обжигающей боли - в голове – ни одного заклинания – все силы направлены на то, чтобы удерживать руки в таком положении, лишь одна мысль – слава всем богам, что никто в этот момент не видит, как он жалок…
- Это все бесполезно, вы же знаете, Орочимару-сама,- голос тихий, спокойный и размеренный – похоже, его обладатель наблюдал за этой сценой уже довольно давно, не решаясь или не желая вмешаться. Его звук сломал тонкий лед концентрации, и кровоточащие руки бессильно упали мужчине на колени. В полутьме комнаты было видно лишь темный силуэт говорившего и то, как случайные блики свечей отражаются от стекол его очков. Но Орочимару знал – мальчишка улыбается своей обычной спокойной, сдержанной – даже почти доброй – улыбкой.
- Уже поздно, вам лучше отдохнуть,- в тоне – неподдельная забота – даже если предательство станет общим законом, этому голосу можно будет полностью доверять.
- Проклятье,- должно быть, это было первое сказанное вслух слово за очень долгое время – дыхания хватило лишь на сдавленный хрип.
Темная фигура у двери молчала и не сделала ни единого движения в его сторону – мальчишка дал ему время согласиться.
- Проклятье,- не опираясь руками, из такого глубокого кресла встать было невозможно – давно пора от него избавиться…- Кабуто.
Одного этого слова – короткой команды – было достаточно. Юноша приблизился к креслу и, наклонившись, помог мужчине встать – даже тогда, когда холодная рука Бога смерти вытягивала его душу, Орочимару не ощущал себя таким беспомощным. Кабуто поддержал его, но, убедившись, что он твердо стоит на ногах, деликатно отступил на шаг в тень. Мужчина заметил, что сам он оказался как раз в узком круге света от нескольких свечей на столе и поспешил тоже отойти так, чтобы светлое пятно легло как раз между ними.
- Время уходит,- медленно проговорил он. Это была правда – каждый вздох, каждое колебание огня свечи отсчитывало неумолимо уходящее время…
- Сегодня все равно ничего не изменится,- ответил юноша – в голосе его все еще звучала улыбка.
- Сасске,- мужчина произнес это имя как заклинание – на коротком выдохе,- почему его до сих пор не доставили мне?
- Могли возникнуть непредвиденные препятствия – казалось, тон голоса не изменился, но Орочимару чутко уловил, что это не так – зря говорят, что змеи глухи… Кабуто явно было неприятно слышать это имя, хотя он и пытался всеми силами скрыть эту свою слабость. Орочимару не стал отвечать, ожидая, сорвется ли мальчишка и будет ли говорить дальше, или нет.
Тишину не нарушал ни один звук – даже дыхание собеседников – казалось, было слышно, как медленно сгорает фитиль свечи.
- Вы можете выбрать любое другое тело,- все-таки не выдержал – Орочимару мысленно усмехнулся – так легко сдаваться, не имея при этом безупречного плана, было отнюдь не в духе Кабуто,- если дело только в шарингане…
- Дело не только в шарингане,- Орочимару всегда считал, что перебивать на полуслове – удел слабаков, но на этот раз это было просто необходимо – он заранее знал, что будет говорить Кабуто, единственный человек, видевший его в самой ужасной слабости,- это тело – единственное, которое я действительно хочу.
Мужчина бы много отдал за возможность увидеть в тот момент, как на короткую долю секунды Кабуто закусил нижнюю губу и потерял самообладание. Чтобы вернуться в себя ему понадобилось лишь мгновение, но этого было достаточно – темнота впитала его досаду.
- Они могут не успеть,- голос мальчишки тоже – хоть неуловимо – но изменился,- если так произойдет, у вас есть выбор….
- Я знаю,- ответ почти механический, почти про себя.
- Если хотите, Орочимару-сама,- юноша сделал паузу так, словно произносил эту фразу в первый раз,- вы можете использовать для этого мое тело.
Один шаг к нему – быстрый, неуловимый – через полосу света. На этот раз ладонь поднялась сама по себе (здесь злобное либидо хотело написать, что не только рука, но не написало…) – прохлада кожи обожгла сильнее вспыхнувшей боли. Секунда, и рука вновь бессильно упала, оставив на щеке короткий бордовый штрих, похожий на свежий шрам.
- Не волнуйся,- голос звучал едва ли громче вдруг участившегося дыхания юноши,- я найду, как использовать твое тело по-другому.
- Я провожу вас,- мужчина отдал должное его мужеству и выдержке – голос Кабуто не сорвался, лишь стал чуть тише и как будто глубже.
Орочимару все же позволил себе усмехнуться – все это походило на забавную игру змеи, гипнотизирующей жертву перед решающим броском… Похоже, Кабуто тоже это осознавал. И – что это? – неужели такое развитие событий его устраивало? Если бы только в комнате было чуть больше света…
- Вы говорите, то тело – единственное, которое вы хотите. Единственное, в котором вы хотите быть?- мальчишка сам попытался начать играть – он привык отвечать на вызов.
- Я сказал быть, а не побывать,- теперь легкая улыбка не сходила с лица мужчины – месть, пожалуй будет сладкой…
Ночь была душной, и на юноше было надето простое серое кимоно – однако при этом повязку с символом Деревни он не снял, и она смотрелась как какой-то нонсенс, словно мальчишка надеялся, что теперь, когда он внешне так беззащитен и совсем безоружен, только она спасет его от нападения.
- Сними это,- короткая команда, легкий кивок головы. Секунду Кабуто медлил – похоже, секрет его был раскрыт… Затем, тем не менее, он повиновался – с легким звоном повязка с металлической пластиной упала на пол. Орочимару довольно улыбнулся. Вот бы снова суметь поднять руку – дотянуться до свободного ворота его одеяния, а потом…
Мальчишка словно угадал его мысли – одной рукой он медленно – не меняя выражения лица – спустил халат с левого плеча – в темноте казалось, что светлая кожа светится. Движения Кабуто были размеренны и неторопливы – он будто пытался раздразнить нетерпение мужчины, выиграть несколько секунд. С внутренним недовольством Орочимару осознал, что действия эти возымели задуманный результат – без возможности двинуть хотя бы пальцем, мужчина никак не мог ускорить этот процесс – Кабуто называл себя его правой рукой – на деле же он был обеими его руками.
Жесткая ткань соскользнула с плеч – мальчишка развязал пояс, и кимоно отправилось вниз вслед за повязкой. Возможно, беспомощность и нетерпение сыграли с ним шутку, но Орочимару показалось, что за всю жизнь он не видел более совершенного тела. Кабуто опустил голову и снял очки, аккуратно сложил их и поместил на стол рядом со свечой. Без них в темноте лицо его перестало казаться сосредоточенным, а спокойствие его приобрело совсем иную форму – почти бесстыдства, смешанного с покорным ожиданием дальнейших распоряжений.
- Я не могу к тебе прикоснуться,- уже без страха быть раскрытым, Орочимару уловил в собственном голосе неподдельное разочарование и сожаление.
- Я все сделаю, Орочимару-сама,- ответил он тоном, каким обычно отвечал на приказ нападать.
В этих пальцах была целебная сила, достаточная, чтобы на время усыпить вечную боль. Кабуто, стараясь касаться горячей кожи лишь вскользь, неуловимо, но достаточно уверенно, чтобы почувствовать еще большее желание, освободил от одежды и мужчину – впервые за все это время по лицу его проскользнула настоящая улыбка. Трепетные пальцы пробежались по границе боли – там, где заканчивался ужасный кровоточащий ожог. Остановился – словно в нерешительности – у ключиц. В глазах отразился трепещущий огонь свечи – он позволил-таки себе выйти на свет, и теперь они стояли в нем вместе. Тело юноши – прохладное и светлое – приблизилось настолько, что Орочимару чувствовал его прикосновение, которого еще не было. Кроме единственного очевидного признака казалось, что мальчишка ничуть не возбудился – дыхание его пришло в нормальный ритм, мужчине казалось, что он слышит ровный удары чужого сердца. На короткое мгновение он почувствовал страх – всего на секунду, но этого оказалось достаточно, чтобы желание полностью поглотило его. Подчиняясь его мыслям, Кабуто снова усадил его в глубокое кресло. Несколько секунд – всего пара ударов сердца – он стоял над ним, но потом опустился перед мужчиной на пол на колени.
Прикосновение прохладных губ к животу обожгло сильнее боли – мальчишка двигался вниз мучительно медленно, и мужчине казалось, что еще секунда, и он не выдержит – держать себя в руках было все сложнее, и Орочимару уже начал сомневаться – а он ли ведет в этой партии. Старательно избегая самого главного участка, Кабуто прошел влажными губами по низу живота и наконец, оторвавшись, поднял на мужчину глаза. Орочимару даже показалось, что он хочет что-то сказать, но юноша снова лишь улыбнулся.
В игру вновь вступили руки – теперь они, давя чуть сильнее, массировали грудь. Мальчишка поднялся с пола и устроился на коленях у мужчины – Орочимару почти не почувствовал веса его тела.
- Кабуто,- его имя было как логическое продолжение ласк – мужчина смог дотронуться до этого упрямого тела. Движение пальцев вдруг прекратилось, едва не вызвав у мужчины вздох сожаления – мальчишка уперся ему руками в грудь, внимательно глядя в его лицо с таким видом, с каким он обычно сообщал о проделанной работе.
- Время на исходе, Орочимару-сама,- он произнес эту фразу шепотом,- если хотите, можете взять мое тело.
Мужчина пошевелился, помогая мальчишке устроиться удобнее – через несколько секунд юноша позволил ему войти в себя.
Сперва мужчина почувствовал лишь то, как податливое упругое тело двинулось ему навстречу, но уже через мгновение он ощутил, как тонкая нить жизненной силы связывает их вместе, вливаясь в кровоточащие руки. Не прерывая плавных движений, Орочимару вновь попытался поднять их – они поддались легко – боль не ушла, но затаилась, как прячется ночная птица от яркого света. Гладкая – чуть покрытая испариной кожа подарила ладоням прохладу – от пальцев на светлом полотне оставались багровые иероглифы. Кабуто дышал теперь часто и тяжело, как человек, теряющий силы, и Орочимару ускорил темп движений – он снова оказался хозяином положения – мальчишка не позволил ему взять себя – мужчина сам забрал то, что хотел. Кабуто начал тихо вскрикивать от каждого нового толчка – его руки оторвались от тела мужчины и теперь тщетно искали за что ухватиться, царапая воздух. Юноша закинул голову и закрыл глаза. Орочимару сильнее прижал его к себе, проникая в послушное тело все глубже, делая крики все громче – теперь было очевидно, что боль – так же как и жизненная сила – по капле – перетекает в тело мальчишки – оно осталось восхитительно-прохладным, но внутри его разрывал жар.
- Оро…- голос мальчишки сорвался. Орочимару опустил вновь послушные (хоть и на такое короткое время) руки ниже – туда, где сосредоточилось вожделение юноши – накрыли напряженный член, вызвав лишь громкий вздох – казалось, мальчишка уже не мог даже кричать.
- ….сама…- остальную часть его имени, похоже, он прокричал про себя, и теперь продолжал повторять его беззвучно в такт беспощадным движениям. Мужчина почувствовал, как тело юноши, слегка изогнувшись, напряглось – Кабуто распахнул невидящие глаза. Мужчина удержал его еще несколько секунд, а потом отпустил – руки снова бессильно упали – в них начинала возвращаться боль, вытекая из тела юноши – Орочимару знал – расплата за эти несколько секунд игры будет суровой… Он осторожно вышел, и Кабуто сполз на пол, встав на колени у его ног. Секунду он сидел, склонив голову и стараясь восстановить дыхание. Затем медленно встал, потянулся к столу и надел очки, поднял с пола кимоно, накинув его на плечи. Наконец аккуратно взял в руки повязку. Орочимару наблюдал за этими действиями из кресла, особо не замечая их, пытаясь обуздать боль.
Кабуто обернулся к нему – он снова отступил в тень, но Орочимару все же заметил на его лице знакомую улыбку.
- Отдохните, Орочимару-сама,- он сделал паузу, словно не решаясь что-то еще сказать. Потом оправил ворот кимоно и наклонил голову в почтительном поклоне,- я все сделаю…