Не ходите, дети... или Кое-что о темных эльфах

(посвящается Дзирту до-Урдену, милейшему персонажу трилогии Какеготам Сальваторе)

Драться с похожим на медведя косматым северянином Дзирт по своему обыкновению не хотел, но упомянутый северянин это его нежелание упорно игнорировал. Настойчивость, с которой местные вояки пытались извести мирного и незлобивого по своей природе дроу, уже перестала его удивлять. Она тоже постепенно становилась традицией. Впрочем, думал Дзирт, вспоминая нравы и обычаи своих соплеменников, у них были для этого все основания. И за этими размышлениями чуть не проморогал момент, когда косматый (кажется, Торнвальд) обрушил на него шквал ударов. «Надо – значит надо», - досадливо поморщился Дзирт, - «Он первый начал», и для пущей убедительности раздраженно  тряхнул белоснежной шевелюрой. Адаманитовые сабли тем временем с шипением покинули наспинные ножны.

Торнвальд сын Эйрика, для друзей просто Торн, в скором времени – просто труп, отстраненно подумал о том, что посетившая его идея сразиться с дроу отнюдь не принадлежала к числу гениальных. Сначала Темный ушел в глухую защиту и даже не пытался атаковать Торна, некоторое время они так и кружили по пасторального вида лесной полянке, явно не созданной для подобных безобразий – Торн с рычанием размахивал секирой, дроу парировал. Надо сказать, легко и непринужденно. Но потом Темный, видимо, рассудил, что хорошего понемножку, а скрещивать адаманитовое оружие с грубым торнвальдовским топором вообще суть кощунство великое и непростительное, да и по отношению к изящным саблям это как-то по-хамски, и без затей ударил Торна в подбородок носком сапога, отправив в непродолжительный, но запоминающийся полет.
Теперь Торн лежал, растянувшись на спине и потирая затылок, ушибленный о некстати подвернувшуюся корягу, и положение это представлялось ему крайне удачной оказией для того, чтобы поразмышлять о вечном. Тоскливо глядя снизу вверх на тонкую фигуру дроу, Торн вспомнил о том, что в такие моменты у человека проходит перед глазами вся его жизнь. Жизнь Торна была малоприятным зрелищем даже для него самого, но заняться все равно больше было нечем. Северянин обреченно вздохнул и принялся старательно вспоминать, и как раз дошел до того знаменательного эпизода, когда он отмечал свое пятнадцатилетие и впервые в жизни упился вдрызг – торжественно и до беспамятства. Домой Торна доставили немногим более трезвые товарищи. На пороге всю процессию встретила Торнова матушка, тут же принявшаяся охаживать сыночка смахивающей на доброе полено скалкой – тоже, надо заметить, с изрядной долей торжественности…
А коварный дроу растянул губы в усмешке да и растворился в сумерках, оставив незадачливого бойца в одиночестве. Впрочем, у Торна хватило благоразумия не звать его, требуя продолжения. Полежав для порядка еще несколько минут, Торн сел, достал дрожащими руками кожаный мешочек с табаком и закурил. Только сейчас он заметил затаившегося в кустах селянского мальчишку – похоже, тот случайно набрел на полянку и, спрятавшись, наблюдал за их поединком. Тут кусты затрещали – мальчишка наконец опомнился и дал деру в направлении, противоположном тому, куда удалился Темный. Какое-то время оттуда – разумеется, со стороны мальчишки, а не дроу – раздавался звук ломаемых ветвей. Видимо, сопляк, подгоняемый вполне объяснимым желанием побыстрее оказаться как можно дальше от злополучной полянки, напрочь игнорировал все тропинки и ломился прямиком через заросли.

Давешние поединщики Дзирт и Торн сидели, забравшись с ногами на скамейку, во дворике напротив станции метро «Черная Речка», известной в качестве места тусовок толкиноидно-ролевой молодежи, и передавали друг другу бутылку «Кавказа». Торн щелчком отшвырнул сигаретный бычок и натянул через голову балахон с Кипеловым, извлеченный из потрепанного рюкзака, в котором угадывался армейский вещмешок – к вечеру начало холодать.
- Не май месяц, - задумчиво прокомментировал свои действия Торн и покосился на ошивающегося поблизости мальчика лет десяти. Получасом раньше мальчик восторженно наблюдал за их с Дзиртом поединком, в особо волнительные моменты закусывая губу и закатывая глаза.
Дзирт кивнул, поправляя кожаный шнурок на лбу, прижимающий к голове обесцвеченные перекисью волосы, кое-где заплетенные в тонкие косички. Торнвальд Эйрикович вторично воззрился на мальчика и наставительно изрек:
- Не ходите, дети, в Африку гулять.
И для пущей наглядности развел руками, указывая на царящий вокруг бедлам. Посмотреть действительно было на что. Компания на соседней скамейке нестройным хором горланила под аккомпанемент двух гитар печальную, по мысли автора, «Балладу о Темном менестреле», заменяя половину слов нескладными матерными виршами. Чуть поодаль девушка в потрепанной черной одежде рыдала на плече у такой же девушки, размазывая по лицу опять-таки черный карандаш. Обе еле держались на ногах. Из противоположного конца двора доносился смех и звон бьющегося стекла.
Двор не зря назывался пьяным.