Пьяный Ежик

« … Крепче гранита сердце джигита, жарче огня!»

 «Пьяный ежик», гидролог, с наблюдателем Афако, возвращались с кувда на водпост, пьяно покачиваясь, беседуя неторопливо
 - Слушай, Юрик, а почему тебя зовут «Пьяный еж»?
 - Случайно получилось. Был я, как у вас говорят, в «мужчинской компании». Рассказал, что прослужил почти три года в режимной части, в зенитно-ракетном полку, на границе с ФРГ. А сюда в Кармадон приехал – тут тишина. Санаторий закрыт, женщин свободный нет, зато араки, «Карданахи» хватает. Сулхан посоветовал мне сходить в санаторий, к Ане. Аня всех принимает. А я ему вполне серьезно заявил, что пускай к этой Ане пьяные ежики ходят. Посмеялись и забыли. А прозвище осталось. Я его как свой позывной, как псевдоним использую иногда. А почему у вас во время тоста мужчины встают?
Афако медленно шагал, сильно хромая, тяжело опираясь на посох:
- Это не тост. Это молитва. А в Германии и я был. В войну. Там и ранение получил. Там же в последний раз горский танец исполнил под спирт и тушенку.
- Слушай, Афанасий Тасолтанович. Ты сегодня отдыхай, а я за тебя подежурю. Все равно, «под этим делом» мне не уснуть.

 Утром приехал Эдуард Боровик, старший инженер гляциологической партии. Привез аспирин, кальцекс.
- Откуда ты узнал, что я застудился?
- По каналам агентства ОЖС (одна женщина сказала), - Эдик старательно шнуровал отриконенные ботинки.
- А все же, как получилось, что ты в Генал-доне искупался?
- Что тебе говорить. Все равно докладную в гидрометобсерваторию накатаешь. Короче, мы с Уырызмагом Цараховым пошли к языку по левому склону, мимо селения Тменикау, мимо «Богатырского камня». Кошара ниже была. У языка поднялись повыше, сфотографировали верхнюю поверхность. Потом спустились вниз. Сфотографировали торец языка. А потом Уырызмаг тем же путем ушел к себе, в Тменикау, а я по правому берегу Генал-Дона пошел вниз в сторону ванных зданий. Видишь ли, когда я в Кони, на метеостанции, от флюгарки в бинокль осматривал долину, язык и ледник Колка, мне показалось, что река изменила русло, приблизительно в трех местах. Вот я и хотел взглянуть на «старицы». Ничего особенного не заметил. Только от этого мне не легче. Поперечный профиль на водпосту меняется постоянно. Точки на кривой расходов ложатся вразброс. Тетки из гидрометбюро Орджоникидзе чуть ли не русским матом меня кроют. Правда, Амильбар Давидович Бегизов говорит, что такое бывает. В районе Богатырского камня произошел оползень. Когда я проходил мимо, увидел рукоятку акинака , торчащую из кучи грунта. Что это? Сарматский трофей? Или скифы в этих местах побывали? А рукоятка была похожа на рукоятку акинака из Елизаветинского кургана. Ну, я на полусогнутых, прыжками попытался перебраться на левый берег. Сам понимаешь в "триках" хлопотно с валуна на валун прыгать. Вот и замочил штанишки.

 Лицо Боровика сделалось строгим и неподвижным. Ему бы инспектором работать. Или контролером.
- Тебя сюда командировали для наблюдения за режимом реки Генал-Дон, а не решать исторические загадки. Значит так. В Кармадоне, в Орджоникидзе я появлюсь не раньше, чем через неделю. Докладную я напишу. Сам подумай, нарушение техники безопасности я не могу оставить без внимания. Мог бы, и согласовать свои действия со мной. Но если через неделю эта самая «цыганская почта» не оповестит Ростовскую гидрометобсерваторию о твоей выходке, я уничтожу докладную. А пока мое презрительное «фе».

 Проводив Эдика до ванных зданий, Ежик вернулся на водпост и занялся подсчетом среднесуточного стока воды. Чуть позже зазвонил телефон. Телефонистка Зарета скороговоркой (по бумажке читала) сообщила: «Колка вызывает Пяный Еж. Едик добрался нормально и просит Юрика встретить двух украинских туристов у ванных зданий, проводить до водпоста, обеспечить ночлег».
 Встретил двоих. Парня и девушку. Туристы как туристы. С рюкзаками и в штормовках. Проводил до водпоста, напоил чаем, уложил отдыхать. У них, видите ли, непредвиденные обстоятельства. Они шли с группой к Казбеку. В дороге девушка приболела, и ее с провожатым отправили вниз, в сторону Кармадона. Куда они и добрались благополучно.
 На следующий день, собираясь в дорогу, парень спросил:
- У Вас есть связь с метеостанцией Казбеги? Наша группа должна уже выйти в этот район. Хотелось бы узнать, как там у них?
- Я не в курсе. Вообще-то гидрометбюро Орджоникидзе получает метеосводки оттуда.
Пьяный Ежик снял трубку:
- Зуре (говорит) Юрик. Махур (мое солнышко), гидрометбюро Орджоникидзе мамрат (соедини).
-Ой, Юрик, кто тебя научил такой красивый слова говорить? – заворковал голос сорокалетней девственницы.
- Коста Хетагуров. У него такие слова, что даже по-русски за сердце берут:
Детям говорила,
Вот бобы вскипят,
А сама варила,
Камни для ребят.
Поговорив с гидрометбюро, поднял глаза на туристов:
- К сожалению, гидрометбюро получает сводки с метеостанции Казбеги по телеграфу. Будете в Орджоникидзе, попробуйте с телеграфа позвонить туда.
 Посадив туристов в автобус, пошел на почту, там его ждал перевод. Зарплата. Отлично! Это дело надо отметить.
 Поднялся в буфет, на второй этаж. Там его, казалось, ждали:
- О! Юрик! Юрику почетный бокал!
Стоя посреди зала, торжественно выпил кружку пива, поставил пустую тару на стойку и сделал заказ:
- Всем пива!
 Подсел к Зурабу, местному фотографу, который, после закрытия санатория оформился сторожем. Зураб сильно «отяжелел», но, тем не менее, был возбужден и делился последними новостями:
- В нашем селении «мишка» отару навестил. Унес всего одну овцу, а перепортил десятка полтора. Одному барану шкуру от рогов до курдюка снял, овечке когтями по животу прошелся. У отца одна овечка пришла. Спокойно так травку щиплет, а кишки по земле волочатся. С одной стороны – беда, конечно. Но с другой – когда бы мы еще столько баранины поели? Родственники узнали – все к нам в гости. Араку канистрами везли. А мне на работу. Ладэ увидел меня, говорит, чтобы я за него завтра отдежурил, а он за меня сегодня. Пойду к себе в селение. Араку квасить под баранину.
- Да куда ты пойдешь? Посиди немного. Потом пойдешь.
- Нет. Пойду.
- Тогда я тебя провожу.
И пошли по узкой тропке. Справа стена, слева – обрыв. Зураб, пьяно покачиваясь, шел впереди, а Пьяный Ежик – сзади, поддерживая его за плечи. Зураб всю дорогу пел грузинские песни, а Ежик подпевал ему. Ни в склад, ни в лад, конечно. То «дилао», то «на-ни-на», то «е-е-е», то «ча-ча-ча».
 У селения, переведя Зураба на правый берег речки по мостику, Пьяный Ежик остановился. Подождал. Зураб тем временем поднялся на второй этаж отцовского дома, причем последний пролет он преодолел на четвереньках. И только после этого Юрик вернулся на левый берег, поднялся повыше и пошел по ущелью, в сторону ледника Майли. Пройдя около километра, встретил охотников. У них облава на медведя не удалась. Но нашли «хованку». Медведи любят мясо с душком. Вот мишка и завалил убитую серну плоскими камнями, чтобы рысь ее не съела. Оставили там засаду. Хасан, плотник из селения Кани, сказал, что не советует Ежику идти дальше без оружия. С другой стороны, стрельба в этих местах может спровоцировать камнепады. Так что лучше вернуться на водпост.
 Утром пришел Зураб, который несмотря ни на что, все-таки принял дежурство. Принес лепешки, мясо, араку. Посидели.
- Слушай, Зураб. Говорят, ты геолог по образованию. Растолкуй такую загадку. По дороге к вашему селению попадаются фундаменты домов. Очень толково сделанные. Похоже, там раньше люди жили. Почему ушли?
- Да родник иссяк, вот и ушли.
- А место неудобное. Внизу обрыв. Правда, повыше пастбище есть. Там и сейчас местные жители сено косят. Единственное преимущество этого места над вашим селением – это полная безопасность. Если случится катастрофа, подобная той, которая произошла в 1902 году, в Геналдонском ущелье, то, как раз это место и не пострадает. И наоборот. Ваше селение находится в красивом месте. Тут и пастбище и водопой. Но если Майли ухнет вниз – большая беда будет.
- Про Майли ничего не слышал. Вот про ледник Колка слышал много. И сейчас можно встретить если не очевидцев катастрофы 1902 года, то их детей и внуков. Сейчас я думаю, что ничего не произойдет. Язык, оборвавшись, как бы подпер тело ледника. Как камень под колесом грузовика, у которого не работает стояночный тормоз. В дальнейшем, кто знает? Может и оборвется. Почему обрываются вообще? Я думаю, что волны землетрясений доходят и до нас. По крайней мере, когда в Дагестане трясло, у нас толчки тоже были.
- Я знаю. Этим летом метеостанция зафиксировала толчок. Четыре балла. Помнишь? В бильярдной тогда баллон с аракой разбился. То-то матюков было!
 Вошел шофер экспедиции Московского института географии Юрий Бурбелло. Поздоровались. Непьющий Бурбелло от стопки отказался, а чаю выпил.
- Я слышал, у вас новые люди?
- Да, вон они. Из окна видно. Тот, чернявый, что на лавочке с Костей Рототаевым – Кренкель. Да-да, сын того самого Папанинского радиста. А седобородый – это очень серьезный человек. Доктор наук. Бывалый гидролог. Ему медицина не дала «добро» на участие в экспедиции. Так он взял отпуск и приехал за свой счет, чтобы своими глазами посмотреть на этот самый язык.
 «Борода» оказался действительно серьезным человеком. Целыми днями лазил по горам, осматривал склоны ущелий, расспрашивал стариков, смущая при этом осетинок своими шортами. Однажды он зашел на водпост:
- Не знаешь, где наши? Вот пришел, а помещение на замке, машины во дворе нет.
- Они все к леднику ушли. А Бурбелло на станцию поехал. За грузом.
- Вот беда! Ни поесть, ни отдохнуть.
- Да ну. Что за беда?
 Пьяный Ежик поставил чайник, достал халву, батон. Вышел во двор, нарвал листьев смородины, немного черных ягод. Заварил чай. Покормил деда, сам тоже выпил чаю. Зазвонил телефон. В трубке кто-то возбужденно говорил по-осетински.
- Лаппу, уырысыгау зур (парень, говори по-русски)- остановил говорившего Юрик – ыз уырысаж (я русский).
- Ты русский? Слушай сюда. Тут в районе Джимарай-хох эстонский альпинист разбился. Сейчас он в районе Даргавса. Мы посадочную площадку оборудовали. Я слышал, у вас вертолет есть?
- У нас вертолета нет. Вертолет москвичи наняли в местном авиаотряде. Ждали его утром, а когда все ушли в горы, он и прилетел. Вон он. Из окна видно.
- Слушай, скажи летчикам, пусть прилетят. Гибнет ведь человек.
- Я попробую – Ёжик вышел из комнаты. Вернулся быстро.
- Ну и что? – спросил Борода.
- Да ну их. Я раньше на стипендию жил, потом на солдатском довольствии был. Так что меня их 500-800 рублей в час просто шокируют.
Борода сорвался с места:
- Ну, я им…
Скоро вернулся. Вернулся возбужденный, лицо красное, борода торчит вверх, как по команде «смирно».
- Извозчики они, а не летчики! Я в обком!... Я в прокуратору!... Я в политбюро!..
Пьяный Ежик выглянул в окно:
- А Вы у нас герой. Я бы даже сказал герой, силой характера ломающий административные преграды. Вертолет-то улетел. И как раз в сторону Даргавса.
- У меня постоянно болит то место, где у человека находится справедливость. И совесть. Не люблю чиновников. Не люблю тупых исполнителей. Не люблю дураков!
Пьяный Ежик пересказал Бороде беседу с Зурабом. Дед задумался.
- Наверно так оно и есть. Я у себя, в институте, подниму архив. Может, что и накопаю. По Майли. А заодно и по Джимарай-хох.
 Подъехал Бурбелло. Дед ушел отдыхать в помещение московской экспедиции.
 … Пьяный Ежик уезжал домой на попутной водовозке, возившей Кармадонскую минералку на местный пивзавод. Уезжал, так и не побывав в Даргавсе, не увидев Джимарай-хох, хотя и звали его местные приятели в гости. Служебных дел не было, а выходные он не мог себе позволить. Перед отъездом накрыл столик и пригласил наблюдателей. Уырызмага Царахова и Афако Гиоева. Посидели, «помыли» ему дорогу. Приехав в Ростов и отчитавшись за командировку, он уволился по собственному желанию из гидрометобсерватории, зная почти точно, что после нового года, сразу, после выхода в свет «Гидрологического ежегодника» за 1970 год, его уволят по статье за все эти осетинские кувды и русские банкеты и еще за неоднократные нарушения техники безопасности.
 Уехал в Волгоград к дяде, где, как говорят «закодировался анонимно». И долго мотался, теперь уже принципиально трезвый, по экспедициям и комсомольским стройкам.

 …. В первой половине января 2005 года пенсионер Пьяный Ежик с внучкой возвращался из Москвы в Ростов-на-Дону. В купе фирменного поезда «Атаман Платов» с ними ехали две девочки – члены детско-юношеской команды по таэкван-до из Новокузнецка. Девчонки уважительно называли его дедушкой, а он угощал их конфетами и чаем. И смотрел при этом на детей с сожалением. И куда едут? Надают ведь им шахтинцы. Внучка сообщила своим новым подругам, что ее дед – продвинутый перец. В купе часто заглядывал паренек из их команды. Сначала он скромно стоял у двери, потом, освоившись, полез на верхнюю полку к одной из девчонок. Ели сухпаек, читали журналы, потом разгадывали сканворд. Паренек при этом заглядывал в журнал из-за спины девочки, положив подбородок на ее плечо. А дед думал о том, что этот паренек кого-то ему напоминает. И вдруг понял – Бодрова-младшего напоминает! Только Бодров смуглый шатен, а мальчишка – яркий северный европеоид.
 Незаживающая рана Кармадонской трагедии воспалилась с новой силой. Острая боль кубачинским кинжалом резанула по сердцу. Дед пустил тугую струю нитроминта под язык.
 Ведь знали! Знали много! И о многом догадывались!
Где то селение, в котором так мирно жили грузины и осетины? Где тот московский Борода со своим громадным сердцем, которое вечно болело справедливостью? И чем мы прогневили небеса?