Имиджмейкер, мусорщик и кто-нибудь другой

 Менее чем через полчаса на нашу карликовую страну обрушится огромный огненный шар диаметром в три тысячи километров, потому что производитель йогуртов наступил на ногу бизнесмену.
- По заключению международной экологической комиссии, - раздалось из громкоговорителя, - ваша страна представляет чудовищную экологическую угрозу для всего земного шара. Увы, мы не нашли никаких веских причин, по которым могли бы позволить вам и далее засорять мир своим существованием. А потому через двадцать шесть минут эта мусорная свалка начнет гореть.
  Время пошло.
  В назначенный срок один из международных экспертов, полный решимости, надавит подушечкой указательного пальца на яркую кнопочку на своем пульте управления, и все мы окажемся заживо погребенными в горящей лаве. Ровно через двадцать шесть минут. В этом нет никаких сомнений. Человечишка, выполняющий обязанности международного эксперта, полагает, что вся ответственность за избавление рода людского от нашей экологически-опасной страны, лежит на его плечах. Они, люди, живущие за границей, за нашей границей, все такие… Каждый из них – спаситель человечества, блюститель порядка, борец за справедливость.
  А мы расселись по разным углам и в идеально сконструированной тишине внемлем агонии. Сидим на полу, на коленях держим тетрадь, в руке – ручку, и пишем. Нам незачем прощаться друг с другом, незачем вымаливать друг у друга прощения, незачем избегать одиночества…
  Я говорю «мы», потому что нас не существует по отдельности. И если честно, то это не я говорю, а мы говорим. В нашей стране больше не существует «я»… Ничьего. Справа от меня, у выступа облупившейся стены, сидит имиджмейкер, и тихонечко сопит. Но на самом деле это не совсем так. Нет ни меня, ни имиджмейкера – это все мы, все вместе, сидим у выступа стены и тихонечко сопим…
  Меньше чем через двадцать шесть минут нас не станет. И все потому, что производитель йогуртов наступил на ногу бизнесмену. А может причина кроется в том, что наша эстрадная певица придавала слишком много значения чувствам. Впрочем, мы уже запутались. И теперь, в предсмертной агонии, сидим и гадаем, кто же виноват в происходящем, и, кажется, начинаем понимать…
  Но это только сейчас, под навесом рыжеватых языков пламени, истина предстает перед нами в полуобнаженном виде. А раньше…
  Раньше жизнь в нашем крошечном государстве журчала ручейком, ползла себе бесхитростной улиткой, на которую мы, поглощенные повседневными заботами, практически не обращали внимания. Не замечали шлейфа слизи, плетущегося вслед за ней.
    Жили мы себе и жили. До тех пор, пока в стране нашей не приключилась одна, незначительная на первый взгляд, но жуткая – если вдуматься, история.
  Однажды директор завода по производству зонтов заболел и в приступе горячки приказал приостановить работу вплоть до его выздоровления. Так как монополия процветала у нас во всех отраслях, качественной продукции не было,  и именно по этой причине через каких-нибудь две неделе запасы зонтов у народа иссякли.
  Между тем, начинали накрапывать дожди. Капали, капали, а потом как высморкалось небо всеми тучами разом, - так и обрушились на нас все мыслимые и немыслимые беды. Дожди без устали хлестали по затопленным мостовым, полоскались в расплывшихся лужах. Плевались на людей. А директор, которому не помогали лекарства и всевозможные народные мудрости, продолжал болеть. Конечно, он мог бы прекратить капризничать и приказать работникам возобновить производство зонтов. Но нет, раз уж он болен, то пусть катится к черту весь мир.
  Все мы тогда изнервничались, искусали от злости губы, разворчались, бубня себе под нос проклятия, но официальных жалоб в адрес эгоистичного директора, разумеется, не последовало. Так уж у нас повелось: никогда ни во что не вмешиваться. Возмущения, негодования, недовольство – можно бубнить про себя сколько влезет, пожалуйста. Но вслух – Боже упаси. Хотя за совершение подобного действия никаких санкций законом не предусматривалось, все же что-то заставляло нас чтить традиции. Может, в генах заложено, а может… а черт его знает. Но никто никогда не возмущался вслух. Поговаривают, что в старину еще водились такие умники, которые, наплевав на общественное спокойствие, кричали о несправедливости, о борьбе и о чем-то там еще возвышенном и непонятном. Но их хорошенько проучили, и по сей день не слышно голоса их и потомков их с огнем не сыскать.
  Дожди не переставали, а люди становились все злее и злее. Прохожие толкались локтями, обзывались нехорошими словами и вообще вели себя непорядочно. Производитель йогуртов, следуя всеобщему умонастроению, нарочно наступил на ногу бизнесмену.
- Ты что, офигел? -  возмутился тот и, ничуть не отличаясь от своего обидчика, замахнулся на него кулаком.
  Завязалась драка. Производитель йогуртов до полусмерти избил бизнесмена, а толпа, свесив челюсть, глупо моргала глазками.
  Так уж у нас принято: никогда ни во что не вмешиваться.
  В нашей стране это нормально. Людей можно публично избивать, резать, четвертовать, пытать испанским сапогом. Будьте спокойны, никто не осмелиться вмешаться. Но бизнесмен, который и без того пребывал не в лучшем настроении вот уже несколько дождливых недель, решил отомстить и нанял киллера.
  Надо отметить, что нашего киллера бессмысленно в чем-либо обвинять, ибо не таит он злодеяний своих от народа. Никогда наш киллер не настигал жертвы в темном переулке или в пустующей квартире, ни разу не подкрался к «заказанному» сзади, и всегда исполнял свои обязанности прилюдно. 
  Производитель йогуртов как раз собирался переходить дорогу на главном городском перекрестке, когда киллер, - из приличия нацепивший на голову черный чулок, - подошел к нему на виду у всех пешеходов и шоферов, и направил к его виску дуло пистолета. Жертва не сопротивлялась. (Хотя, возникли подозрения, что в глубине души производитель йогуртов был глубоко возмущен).
  С тех пор мы не пробовали йогуртов.  И, казалось бы, все это ничего, все это можно пережить. И пережили бы, черт возьми, если бы не имиджмейкер, который жить не мог без этих проклятых йогуртов! Поначалу он еще кое-как мирился с исчезновением любимого продукта с лотков супермаркетов, но спустя некоторое время впал в беспросветную  депрессию и, таким образом, наша эстрадная певица осталась без имиджа. Стала некрасивой, немодной. Имя ее падало на нижние строчки рейтингов, а постепенно и вовсе с них исчезло. Вдобавок ко всему выяснилось, что певица была влюблена в своего имиджмейкера и именно эта возвышенная любовь и воодушевляла ее к блистательным выступлениям. С тех пор, как имиджмейкера перестала заботить карьера певицы, она, мало того, что «вышла из моды»… лишенная вдохновения - разучилась петь.

  Если бы беды на этом закончились… Суетились бы мы сейчас в своих серых норках, с опаской переходили бы сумасшедшие шоссе, бубнили бы про себя проклятия в адрес вся и всех. Не было бы на наших коленках исписанных тетрадок, не водили бы по ним ручкой трясущимися пальцами, не всхлипывали бы при виде нависшего над нашей страной огненного шара… Я смотрю… вернее, не я… мы смотрим наверх. И тот человек, что справа от… от всех нас, - еле сдерживает слезы. Мы еле сдерживаем слезы и понимаем, что больше нет того человека, что сидит справа, и нет того, кто пишет эти строчки… Есть только мы, послушное стадо, смиренно ожидающие своего конца… Потому что привыкли молчать. Потому что у нас закон: никогда ни во что не вмешиваться.
  Осталось совсем немного. Огненный шар разрастается в диаметре, тянется к земле… Разве могло бы такое случиться, если бы не мусорщик?

  Мусорщик, который оказался ярым фанатом эстрадной певицы. Настолько ярым, что лез с кулаками к каждому, кто смел корчиться от смеха в благословенные минуты ее бездарного выступления по общественному каналу. К сожалению, любителей подшутить и позлорадствовать над неудавшейся карьерой певицы оказалось предостаточно, и в итоге мусорщик со всеми переругался, объявил всему народу бойкот и перестал исполнять свои обязанности.
  Мусорные баки оставались переполненными месяцами. Пришлось выбрасывать мусор на улицы, в парки, в переходы метро… Куда попало.
  Отчаялся и парикмахер. Ему не удалось примириться с вонью, распространившейся от мусора на всю территорию, на которой находилась парикмахерская. Долго он мучился. Злился, хрустел пальцами, скрипел зубами. Но пожаловаться, ясное дело, никуда не мог. Не выдержав, сошел с ума.
  И тогда-то произошло самое страшное. Король, порядком обросший, вызвал к себе парикмахера, а тот, лишенный здравого ума, отказался стричь.
- Это почему же? – ласково поинтересовался король, которому ни до чего не было дела.
- Видите ли, я боюсь.
- Чего ты боишься? – от удивления у короля приподнялись внутренние уголки бровей.
- Вас, ваше величество. Я хоть и лишился рассудка, но идти против власти никогда не осмелюсь.
- Весьма мило, – король призадумался. Все-таки приятно, когда боятся. Значит, уважают. Но, вспомнив о прическе, продолжил: - но ты ведь именно от страха и стриг меня всю жизнь!
- Да. Но тогда я пребывал в здравом уме, а теперь с него сошел. И не уверен, смогу ли вас подстричь хорошо. Словом, я этого делать не стану.
  Парикмахера заточили в тюрьму. А король так и остался обросшим.
  Если бы на том и окончилась наша печальная история! Мы, переросшие друг в друга, так бы ничего и не поняли… Мы, потерявшие свою самость, жили бы и жили… Без зонтиков, без лучшей певицы, без йогуртов. Но ведь не было бы никакого огненного шара и не дрожали бы коленки наши, не тряслись бы руки наши пишущие.
  Мусор расползался по всей стране подобно раковым клеткам, и уже начал появляться на трансграничных территориях. Тогда-то в нашу столицу пожаловали международные эксперты и изъявили желание выяснить, что здесь происходит, ибо страна наша стала представлять собой экологическую угрозу всему миру.
- Оставьте меня в покое, - попросил печальный и безразличный ко всему король. – Ничего я не знаю, и знать не хочу об этой проклятой стране! Я опечален и убит горем!
- Позвольте же узнать, ваше величество, в чем таится причина вашего горя? – осведомился один из экспертов.
- Парикмахер! – уверенно заявил король. – Он во всем виноват!
  Отправившись к парикмахеру, эксперты выяснили, что виновником всех бед является вовсе не он, а мусорщик. Но мусорщик разразился гневными проклятиями, а потом заплакал и сказал, что причиной всему - певица. Певица же отправила международных экспертов к своему бывшему имиджмейкеру, который, по ее словам, и является первоисточником нависшей над миром экологической катастрофы. Не тут-то было! Имиджмейкер воздел руки к небу, всплакнул и заявил, что во всем виноват киллер! Из-за него теперь нигде нет йогуртов! Киллер, в свою очередь, посетовал на бизнесмена, а бизнесмен – на производителя йогуртов. Если бы производитель йогуртов был жив, он, несомненно, направил бы их к директору завода. Но в живых его не оказалось, а остальные, следуя основному правилу нашей страны, молчали. Еще бы, кому охота вмешиваться в дела государственной важности?
  Не обнаружив возле могилы главного виновника ничего, кроме завядшего венка и пары пустых баночек из-под йогуртов, эксперты вернулись к королю и потребовали немедленно предпринять срочные меры в борьбе со всемирно расползающимся мусором.
- Вы что, не видите, сколько у меня личных проблем? – вознегодовал король. – Мне не до этого! Меня некому подстричь! Пусть этот вопрос решает кто-нибудь другой, оставьте меня в покое!
  Но, сколько бедные эксперты ни искали, «кого-нибудь другого» нигде не оказалось. И тогда, посовещавшись, они объявили о своем решении через громкоговоритель:
- Если «кто-нибудь» сейчас же не отыщется, мы уничтожим вашу страну! Испепелим ее в качестве огромной мусорной ямы!
  Ну и испепеляйте себе. Кто из нас станет потакать вам? Решать чужие проблемы? Нет уж, это не для нас. Имиджмейкер в депрессии – ему не до этого, директор завода все еще болен, а короля некому подстричь. Столько личных хлопот, о какой надвигающейся экологической катастрофе может идти речь?
И вообще: никогда ни во что не вмешиваться.

  И вот, над нашей страной повис огромный огненный шар… Мы не знаем, до чего у них там, в другом, международном мире, дошли технологии, но никогда прежде мы ничего подобного не видели.
  Совсем скоро….
  Но чем ближе конец, тем больше мы понимаем. Сейчас, рассевшись по разным углам, выцарапывая строчки в полуисписанной тетрадке, каждый из нас знает, о чем пишут остальные… И пишет то же самое. И каждый из нас бубнит себе под нос:
- Почему директор магазина так поступил с нами? Он виноват…
  Но каждый понимает:
- Но почему мы не пожаловались на него? Мы могли бы заменить его другим директором, и тогда у всех были бы зонты. Виноват продавец йогуртов, он избил бизнесмена… Но ведь мы не остановили его! И не остановили заказ бизнесмена, и киллера, хотя могли бы… И имиджмейкера не уговорили вернуться к своим обязанностям… И певицу не воодушевили, и мусорщика не вывели из депрессии, и парикмахеру не помогли…
- И короля…
   Не подстригли, не изгнали, не заставили считаться со всеми нами! И сами не согласились стать «кем-нибудь другим».
  Так мы и поняли, что нет никакого короля и никакого мусорщика… все это – мы сами…
  Мы – неделимые, единые, не разные, переросшие друг в друга.
  Все мы смотрим на часы и пугливо закатываем глаза.
  Минута.
  Нам осталась минута, и мы умрем с сознанием того, что каждого из нас – нет…
  Чопорные секундные стрелки ползут в соответствии с графиком, а огненный шар готов ниспасть, вот-вот международный эксперт надавит подушечкой указательного пальца на яркую кнопочку… Чтобы выжечь мусор, нас, безличностное стадо…
  Считанные секунды.

…Но, знаете… сейчас, в последние мгновения, каждый из нас смотрит вправо – на своего соседа. А потом опускает голову, не сдерживает слез, и выводит трясущимися пальцами… Нет, я надеюсь, Я надеюсь! Что не знаю того, что напишут остальные! Я не знаю!
  Но я пишу:
«Справа от меня сидит имиджмейкер. Он что-то пишет, но последние его строчки превращаются в жирные кляксы… потому что он плачет… Имиджмейкер плачет!
…и шепчет:
- Во всем виноват я… Я не смог преодолеть тоски по йогуртам и обрек несчастную певицу на провал… Но не только в этом я виноват… Я не помешал киллеру, я не выразил своего возмущения королю, я позволил производителю йогуртов наступить на ногу бизнесмену… я не смог стать тем самым «кем-нибудь другим»».

Баку, май, 2005 г.