Сказка весны
but she loves spring…
Это моя зима. Моя любимая зима. Когда я сказал, что зима принадлежит только мне, она рассмеялась. Она поверила.
Это было правдой, потому что у меня всегда была зима… Здесь зима царила вечно, я уже привык к ней и считал ее самым прекрасным временем года.
- А мне тогда что принадлежит? – спросила она, проваливаясь в сугробы, - а?
Я задумался. Нет, зима была не ее. Я долго думал, но так и не придумал.
- Не знаю, - сказал я, - извини… Но точно не зима. Это не твое время года.
Она не обиделась, только продолжила выбираться из снега. Зима действительно не была ее временем года.
- Зимой так красиво. Все вокруг покрыто снегом и льдом, так красиво, - говорила она, катаясь по льду замерзшего озера и падая, - все так красиво и… скользко!
- У тебя электрически голубые глаза, - говорила она, когда вдруг посмотрела на меня, - ух ты… Они такие же электрические, как тот лед, на который я сегодня упала… Больно, кстати…
Лед был ярко-голубого цвета, как она и говорила. Я взял ее за руку и осторожно покатился по нему.
- Ай, - сказала она, - я боюсь снова кататься на льду… Точнее, я боюсь снова падать… Падать больно…
Я крепко держал ее, но все равно она боялась, но не отказывалась. Она согревалась на льду, ее щеки становились красными, как вишни.
- Я помню, - говорит она, - как пришла сюда в первый раз…
- Угу, - сказал я, - я тоже помню…
Она тогда в первый раз постучалась ко мне в дверь, а я пил чай. Она тогда чуть не умерла от холода, она не рассчитала сил и не смогла добраться до дома, туда, куда она так неожиданно исчезала.
- Чаю хочу, - сказала она мне требовательно, - холодно…
- Откуда ты? – спросил я ее.
- Не знаю, - сказала она мне. Она и правда не знала о себе ничего до того дня, как попала ко мне.
Я сделал ей чаю, она выпила его, повеселела, раскраснелась и даже спела какую-то песню, уже не помню.
Я ждал ее каждый зимний месяц после этого раза, и она каждый зимний месяц приходила ко мне.
Еще я помню, как она впервые заболела тут. Она тогда как раз упала в прорубь на реке, который я прорубил, чтобы ловить рыбу. А она упала туда. Покатилась по льду и упала.
Прорубь я закрыл огромной льдиной, а ее отпаивал чаем с вареньем. Она скоро поправилась, она даже смеялась над собой.
- Зимой скользко и мокро, - сказала она, - вот за что я люблю твою зиму!
Когда я спросил, почему она не хочет оставаться подольше, чем на несколько дней, она ответила:
- Просто каждый месяц по несколько дней вполне достаточно. Меня что-то отсюда тянет, это не я… Да и если честно, мне холодно здесь…
Я удивился тогда, когда она это сказала.
- Хочешь, я пойду с тобой? Туда, где зимы нет? – спросил я ее в этот же вечер, - туда, где тепло?
- Зачем? – искренне удивилась она, - здесь всегда твое время года, всегда всегда, и это меня радует… А там тебе будет скучно, да ведь и мне там скучно наверно, ведь если бы мне не было там скучно, я бы к тебе не приходила… Что происходит здесь я помню, но что там, дома, не помню… Тем более я не помню, что там, куда я иду… Тепло ли там? Я не знаю… Для меня поход туда кажется чем-то таким, что помогает мне избавляться от страха перед холодом, как будто что-то меня очищает… Но я всегда знаю, когда мне возвращаться к тебе. Я как будто бы просыпаюсь ото сна и оказываюсь посередине леса, иду вперед и все время нахожу тебя… Страшно как-то…
- Так оставайся со мной навсегда, - говорил я. Для меня это была какая-то абракадабра, но я старался понять…
- Но мне здесь тоже все время страшно, я боюсь, когда все время зима… Я не тебя боюсь, а зимы… Она меня заморозит… Кстати, смотри, что я принесла!
Она в этот раз принесла кактус в горшке. Не понимаю, как он не загнулся, но он был живым. Теперь у меня на полке стоит огромным кактусище и какими-то чудными цветками. А что, красиво!…
Теперь мне не так скучно, когда ее нет. Она исчезала утром, совершенно незаметно, а потом также незаметно приходила по утрам.
Когда я выходил из дома, то видел ее маленькую фигурку недалеко от леса, и она махала мне рукой, иногда даже подпрыгивая на своих тонких ножках в легких ботинках.
Иногда я сидел в кресле и читал, а она стучалась в дверь. Я бежал открывать, потому что знал, что это может быть только она, единственная, кто не боится вечной зимы… Открывая дверь, я вижу ее в ее легком синем пальто и с белой головой, всю трясущуюся и замороженную.
Я тут же втаскивал ее в комнату и закрывал дверь.
- Фу, как холодно, - ежилась она в своем коротком пальто, садясь в кресло перед камином.
- Ты что, всю дорогу шла пешком? – спросил я.
- Да, - сказала она, стуча зубами, - как всегда… И это очень холодно… Это очень далеко и очень холодно…
Я смотрел на ее тонкое, все пропитавшееся холодом и снегом, пальто и удивлялся.
- Ты что, в снегу валялась? – спросил я.
- Я не помню, - честно сказала она, - у меня уши замерзли… И еще там в лесу волки выли, я бежала и чуть не упала в снег от страха, потому что не люблю волков, но их самих я не видела, а то бы умерла … Мне хотелось закопаться в снег с головой, но потом я подумала, что ты расстроишься…
Она протянула мне пару носок.
- Возьми, - сказала она, - я сама связала.
Носки были большие, полосатые: одна пара синие с красным, а другая - белые с бежевым.
- Спасибо, - сказал я, и тоже полез в сундук, чтобы что-нибудь ей подарить.
Она отказывалась от теплых вещей, лишь приняла от меня в подарок шапочку, чтобы не мерзли уши.
- Мне не холодно, - сказала она, - просто нужно идти быстрее, и так все будет хорошо.
А откуда она приходила, она и сама не знала. Может, знала, но не помнила. Да и разговаривать мы об этом с ней как – то боялись после того разговора, не знаю, почему, но боялись и не любили. Нам было хорошо и так.
А я не решался последовать за ней, когда она исчезала или пойти ей навстречу, туда, откуда она должна была бы идти, отодвигая ветки, а из-за этого с деревьев ей на голову падал бы снег, а она бы сначала сердилась, а потом веселилась, а, приходя домой, она бы со смехом показывала свою абсолютно белую голову, а потом бы она долго сидела в горячей ванне, согревалась, а потом бы мы сидели в обнимку перед камином, где бы сушились ее вещи, пили бы горячий чай, разговаривали. Я тоже боялся ее мира, также, как она боялась моего… Но я любил свой мир, а она даже не знала, есть ли её мирок на самом деле…
А зима становилась все злее и холоднее. Теперь уже мы довольно редко ходили гулять по лесу, но если нам это удавалось, то мы делали это с удовольствием. Однажды мы случайно заблудились в лесу. Она храбро держалась за мою руку и весело что-то пела, долго пела, пока у нее не сел голос.
Через минут десять после этого ужасного события мы нашли наш домик.
Помню, как утром она вышла на улицу и стала что-то играть на сосульках палочкой. Это было красиво. Правда, все быстро кончилось, – сосульки все обломались и довольно больно ударили ее по голове.
- У тебя здесь все дерется, - сказала она мне, смеясь и потирая шишки, - даже кусочки льда… Хоть я уже и привыкаю к твоей зиме, но, похоже, что твоя зима боится меня, но не понимаю, за что, ведь это я ее боюсь, как огня, хоть и привыкаю… Ты понял меня, правда?
- Ладно, - сказал я и рассмеялся, - напридумывала тоже… Волков напридумывала, а теперь это… Похоже, эти сосульки тебя стукнули хорошо…
Она промолчала и задумалась о своем. А на следующий день она исчезла, как всегда…
Сначала я ждал ее, но она все не приходила. Такого не было никогда… Неужели она так испугалась зимы в этот раз?
Проходил один месяц зимы, другой, третий… И вот, когда мне уже стало невмоготу, я пошел искать ее. Мне стало слишком холодно в этом маленьком домике около леса.
Я шел через лес по той дороге, откуда, как мне казалось, приходила она. Я шел довольно долго, отодвигая ветки и комья снега падали мне на голову.
Я искал ее среди деревьев, постоянно оглядывался, но звать боялся. Тут было так тихо, так тихо, как никогда не бывало. Что-то в этой тишине меня насторожило… Что-то не то творилось здесь… Уверен… Что-то не то было со мной и, как я был уверен, с ней тоже. Я боялся, что и увижу ее и что не увижу.
Но вдруг…
Она осталась такой же, какой и была, когда исчезла в последний раз. Зима недаром была моим любимым временем года, она почти пощадила ее. Слишком холодно было в ту ночь, а, может, она уже шла сюда?
Она полулежала на оттаявшей земле, подложив руку под голову, и спала. Она была в своем синем темном пальто и вязаной шапочке, которую я подарил ей в прошлый раз, чтобы не мерзли уши. Теперь эта шапочка немного съехала набок.
Я присел, поправил ее, стряхнул льдинки с холодных щек и поднялся. А ножки ее были какие! Ужас! Она же в одних сандаликах по снегу шла!
Зима, конечно, была красива, но она была мертвая. Мертвая! Как я раньше этого не понимал? Она была права… Зима заморозила ее, заморозила ее, сначала хотела утащить в прорубь и закидать сосульками и снегом, а теперь…
Я посмотрел на нее снова. Она улыбалась сквозь сон, и ее ресницы постепенно оттаивали.
Лужайка вокруг нее покрывалась живыми цветами, они пробивались из-подо льда. Я никогда не видел, чтобы здесь могли расти цветы. Они казались таким же чудом, как и она… Она сама казалась первым цветком, показавшимся из-под снега в первый весенний день… Правда, лед с нее не сошел, но вокруг он уже подтаивал. Казалось, что она сейчас проснется, но она спала крепко.
Тут я подумал, что нечестно будить ее самому, ведь она всегда приходит сама. Я решил не будить ее и медленно пошел домой. Я решил, что дождусь ее там, где всегда ждал.
Я медленно пошел прочь отсюда и вдруг почувствовал, что мне в спину дует легкий весенний ветер.
- Ей же холодно, - сказал я вслух, - ей же холодно так там лежать… Ей же холодно, и она простудится…
- Вовсе нет, - сказал кто-то за моей спиной.
Я остановился и, не оборачиваясь, стоял на одном месте.
- Я же сказала тебе, - сказала она, появляясь прямо передо мной, - что мне никогда не холодно…
Потом, осмотревшись вокруг, она ахнула.
- Господи, - сказала она, - не может быть… Прости меня, должно быть я проспала, - оправдывалась она, - не могу поверить… Я проспала твою зиму… Надо же, заснула и все… Я шла к себе, устала и… Какой стыд… Меня же дома не было… Я проспала твою зиму!…
Мою зиму!… К черту эту зиму! Зима боялась тебя, и не зря, ведь ты ее проспала!
- Пошли домой, не к тебе, а ко мне. Теперь навсегда, - сказал я и пошел вперед, - у меня здесь наконец-то наступила весна!…
Теперь ей не нужна будет шапочка, теперь мне не нужны носки, не нужно пальто… Никогда. Она сняла его и повесила на дерево, а потом побежала за мной.
Я понял, какое время года теперь принадлежит ей. Нам. Весна. Теперь я понял, что теперь так будет всегда… Всегда будем мы. Вместе. Это наше время года, которое никто уже не отнимет у нас, и теперь, я знаю, она останется здесь, со мной, потому что электрический голубой лед растопился и снег растаял, и потому что она оставила свое пальто висеть в лесной чаще, и потому что теперь мы шли вместе, просто шли, взявшись за руки, и все из-за того, что она проспала мою зиму!
Сказка лета
Для Ксении Карасевой... самому любимому стриженному хакасскому бобру моей жизни ;)
....I'm so high, I can see heaven
But heaven don't need me...
-Жарко, - сказала она, обмахиваясь подолом, - ужасно…
Она сидела на крыше в своем красном сарафане и терла глаза, а шнурки на ее кроссовках были развязаны. Такой я видел ее в тот день, когда все началось и когда все закончилось....
- Болят глаза, - сказала она, - я так устала, мне даже спать тяжело…
- Пошли чая попьем, - сказал я, посмотрев на часы: было уже пять, - пошли... Только шнурки завяжи, ведь упасть можешь...
И мы шли пить чай, как всегда в это лето холодный.
- Ух, - она обхватила чашку обеими руками и стала смотреть в нее, это меня всегда бесило! ужасно! - какая жуткая жарень сегодня... Всегда...
Было так жарко, что окна запотели.
- Такое чувство, что будет гроза, - сказала она вдруг.
- Нет, - покачал я головой, - прогноз ничего не говорил о грозе...
- Твой прогноз никогда ничего не говорит, - недовольно сказала она, - он всегда врет/
- Посмотрим, - сказал я.
Но она оказалась права – гроза началась вечером, когда мы собирались ложиться спать.
- Ой! – казала она, когда увидела первую молнию, - ой! Сегодня что-то случится...
- Гроза, - сказал я, отвечая на ее вопрос.
- Вижу, - сказала она и вскочила со стула.
И не успел я и слова сказать, как она выбежала под дождь. Она вернулась через минуту вся мокрая, но довольная.
- Пошли, - сказала она, - пошли, там так хорошо...
- Я простужусь, - сказал я, - да и тебе лучше не надо туда ходить...
Она помрачнела, но потом села на стул передо мной, вытянула ноги и улыбнулась.
- Я не пойду, если ты не хочешь, - она протянула руку к своему недопитому чаю, - но там все равно чудно...
- Не сомневаюсь, - сказал я.
- Сухарь, - ласково сказала она, - ни во что не веришь... Не поверил, что будет дождь, а теперь еще не веришь, что там чудно...
Я пожал плечами.
Несколько дней после этого прошли довольно спокойно, правда раз пять она просыпалась ночью, потом вставала и шла к раковине, чтобы ополоснуться холодной водой.
- Мне что-то приснилось, - сказала она мне, когда я спросил, в чем дело, - а что, я не помню...
Я предложил ей таблетки, но она отказалась. А потом однажды утром она подошла ко мне, загадочно улыбаясь.
- Смотри, - сказала она, поворачиваясь спиной, - смотри, у меня, по-моему, крылья там режутся…
Я поморщился, но посмотрел: и, правда, маленькие такие крылышки, будто бы у бабочки, такие тонкие и мятые, но это были крылья.
- Да, - сказал я, - тебе надо к врачу. Там и вправду крылья...
- Здорово, - сказала она, улыбаясь, - здорово…
- Если честно, то ничего здорового тут нет, - сказал я, щурясь, - ничего... Что-то из ряда вон выходящее...
Я был уверен, что либо мне напекло башку, либо ей, либо нам обоим, но и на следующий день крылья не исчезли. Они резались, как зубки, и я ничего не мог поделать. Да и она тоже, но она-то была как раз рада всему этому в отличие от меня.
Крылья росли изо дня в день, как на дрожжах. Они были красивыми, а когда она ими шуршала, то она переливались на солнце разными цветами и слегка хрустели.
А она ими гордилась. Она каждый день выходила во двор и размахивали ими за спиной.
- Тебе не тяжело? – спросил я у нее, потому что мне показалось странным то, что она, такая хрупкая и тоненькая, может держать их за своей спиной.
- Нет, - ответила она мне, - крылья очень даже замечательные, потому что они на самом деле легкие, как пух.
Так все и продолжалось изо дня в день. Ее крылья росли, а я все время боялся, глупо конечно боялся, что когда она почувствует что-то, как в тот день, когда пошла гроза, то я ее больше не увижу никогда. Я боялся, что она слишком сильно уйдет туда, во что поверила и мне будет ее не вытащить оттуда. Но это все потом, а сейчас... сейчас было очень жарко и я сидел на скамейке, закрывшись газетой.
- Жарко? – спросила она меня, - хочешь, я помашу на тебя крыльями?
Она зашуршала крыльями, как папиросной бумагой.
- Помаши, - сказал я, - не жалко…
Она помахала, после чего села рядом, уставившись на свои кроссовки.
- Как-то все это глупо, - сказала она, - я не понимаю, почему крылья выросли именно у меня… Ведь я совсем не ангел, да мне это и не нужно…
Я промолчал.
- Если бы крылья выросли у тебя, - задумчиво сказала она, - то это было бы правильнее...
- Почему? – удивился я, закрывая газету.
- Потому что ты такой рассудительный, - сказала она, - серьезный... Ангелы ведь такие и бывают... Ангелы – они ведь такие умные, раз они стали ангелами...
- А зачем мне становиться ангелом? – спросил я, - зачем мне это нужно? Мне и так хорошо!
Она вдруг замолчала, а после вышла из комнаты, а я стал читать газету дальше.
Как-то утром я увидел, как она на цыпочках стоит на крыше дома и держит в руках раскрытый зонтик. Она раскачивалась из стороны в стороны и мне показалось, что она сейчас спрыгнет.
- Эй! – крикнул я обеспокоено, - ты чего это?
- Я, - начала она, - я хочу научиться летать, раз уж есть крылья…
- А зонтик зачем?
- Чтоб не страшно было…
Я помолчал.
- Слезай, - сказал я, - слезай сейчас же, Мэри Поппинс…
Она покорно слезла.
- Что это ты учинить решила? – спросил я ее строго.
У нее даже коленки дрожали.
- Я могу летать, - сказала она. Фантазерка!
- Я стояла на самом краю крыши, - говорила мне она, - на самом краю... Мне казалось, что я так далеко от него, что мне нужно преодолеть еще километры, чтобы его достигнуть...
- А представляешь, если бы ты упала? – спросил я ее, - если бы я не смог поймать тебя? Ты стояла ближе некуда...
- Я бы не упала, - сказала она мне, - не упала бы...
Я с тех пор стал внимательно наблюдать за ней. Она теперь часто говорила сама с собой, а иногда, когда сидела на крыше, улыбалась кому-то невидимому.
- Если я не могу летать, а крылья у меня есть, то кто же я? – спросила она меня.
Я промолчал.
- Такими бывают падшие ангелы, - сказала она мне однажды, - как мне кажется...
- Такими бывают сумасшедшие, - сказал я, - как мне кажется...
- Тьфу на тебя, - сказала она, - как мне кажется...
А крылья у нее с каждым днем становились все больше. А когда над головой начал появляться нимб, я уже не мог ничему удивляться.
- Здорово, - сказал я устало, - здорово... Только... Шнурки завяжи...
А она-то как радовалась! Она вертелась перед зеркалом и то так, то эдак поправляла волосы.
- Полечу, - сказала она мне за завтраком.
Я отставил от себя тарелку с омлетом и налил холодного чаю.
- Лети, - сказал я.
А она и правда полетела. Полетела, да так высоко, что я чуть было не закричал от страха, потому что подумал, что она собирается улететь навсегда. Но она сделал один круг, снова вернулась, но теперь еще счастливее, чем раньше.
Было так дико жарко, что я не мог смотреть на нее больше пяти минут. Я пошел в дом и налил себе воды, а она продолжала там летать.
- Нет, - сказала она, возвращаясь, вся сияя, - я не падший ангел... Потому что падших ангелов нет на земле...
- Не бывает? – удивился я, - как это?
- Они бывают, просто их нет на земле. Их нет и на небе. Они находятся где-то посередине...
- Посередине? – удивился я, - не понимаю...
- Я тоже, - сказала она, - но я просто знаю это...
Мы сидели с ней во дворе и разгадывали какие-то ребусы.
- Нет, - сказала она вдруг, отрываясь от картинок.
- Что "нет"? – спросил я.
Она резко поднялась с земли и побежала в дом.
- Тут никого не было? – спросила она меня через час, когда вернулась, - а?
- Никого, - сказал я, удивленно поворачивая к ней свое лицо, - а что, ты кого-то ждешь?
- Уж и спросить нельзя, - сказала она с улыбкой, после медленно отошла и пошла в дом. Я посмотрел на часы. Было четыре часа.
- Ты идешь пить чай? – крикнул я ей вдогонку.
Она кивнула мне, не оборачиваясь.
- Еще нет пяти, - сказал я громко, - подожди еще немного...
Она не обернулась и не остановилась.
Я увидел, как она сидит на скамейке на улице. Ночью здесь всегда становится жутко холодно, так холодно, что хочется, чтобы поскорее настал день, чтобы снова стало жарко. Но когда наступает день, ты жалеешь об этом, потому что днем солнце парит так, что становится плохо. Я накинул куртку, вышел во двор, остановился рядом с ней и спросил:
- Ты чего не спишь?
- Не хочется, - сказала она, как будто бы прислушиваясь, - ты ничего не слышишь?
- Нет, - ответил я, - а следовало бы?
Она промолчала, а после вдруг пошла в дом. Она теперь всегда так неожиданно уходила, ничего не объясняя, но я не возражал, потому что был уверен, что это скоро пройдет...
На следующее утро она встала рано и подошла к окошку.
- Опять жара, - сказала она, вздыхая, - просто невыносимо... Такое чувство, что это лето никогда не кончится...
Я молчал.
- Ой, - сказала она вдруг, рассмеявшись, потом прислушавшись, а потом вдруг начала ходить по комнате взад-вперед.
- Что такое? – спросил я, - что случилось?
- Они говорят со мной, - сказала она мне, улыбаясь до ушей, - со мной говорят! Я могу слышать ...
- Хм, - сказал я.
- Честно! – она посмотрела вверх, - но только не слишком хорошо... Такое ощущение, что что-то мешает...
- Связь плохая, - сказал я, - расстояние далекое, поэтому так плохо слышно. В метро, наверное, тоже ловить не будет. А ты знаешь что... Поговори с ними на сарае!
Она сморщилась, но на сарай полезла и с тех пор не слезала с него несколько дней. Там и правда было лучше слышно, как она потом сказала...
Она в этот день пришла пить чай вовремя, но была какая-то странная, отвечала невпопад и пролила чай на стол.
- Осторожней, - сказал я, - а то еще прольешь не крылья, они отсыреют, и ты не сможешь больше летать...
С этого дня она совсем перестала пить чай, приходила когда хотела, уходила, когда хотела. Она все время сидела, как изваяние, на крыше и с кем-то говорила. Мне было интересно, что она там бормочет и решил спросить об этом.
- Что-то умное? – спросил я ее, когда она пришла вечером ужинать.
- Такое же, как ты, - ответила она мне, пододвинув к столу табуретку и придвигая тарелку с ужином. Больше я ее ни о чем не спрашивал. Значит, и там тоже было что-то умное... Значит, там есть что-то умное...
Случилось то, чего я боялся. Она, наконец, поняла всю ту силу, которой обладала, и которую я не понимал, и теперь я чувствовал, что больше я уже никогда не буду пить с ней чай в пять часов вечера...
- Я вернусь, - сказала она мне, приподнимаясь на цыпочки и зажмуривая глаза, - только немного, совсем немного времени позволь мне побыть там... Помни, что если ты поверишь, только тогда ты сможешь.... Сейчас ты находишься посередине, но если ты поверишь, то....
Она не договорила, в последний раз взглянула на меня и поправила свой летний красный сарафан. А шнурки у нее были как всегда не завязаны...
Я ждал.
Она медленно оторвалась от крыши, после чего неуверенно взмыла вверх и скоро исчезла, будто бы ее не было.
Жарко.
Солнце светит беспощадно, глаза слезятся.
Я пошел в дом, чтобы выпить чай, как мы всегда с ней делали. Пяти еще не было, но мне было все равно.
- Прощай, - сказал я, ставя перед собой одну чашку, потому что теперь летние дни я должен буду проводить один. Один. Но это было бы слишком ужасно...
Я не хочу быть посередине!
Поверь!
Я как будто бы услышал ее голос рядом, но ее не было...
Я есть...
Я не хочу быть посередине!
Я встал у окна и стал всматриваться в небо. Скоро я увидел то, чего так ждал. Ветер стал резким и гнал со страшной скорость сюда грозовые облака. Я открыл дверь, чтобы ветер ворвался в комнату, а сам вышел во двор и залез на крышу сарая. Я встал у самого края и стал ждать. Я стоял на крыше, прямо между небом и землей, не на земле и не на небе... Я стоял и ждал там в полном одиночестве когда снова пойдет дождь. Вот когда дождь пойдет, тогда я больше не буду одинок. Что она сказала мне? Поверить? Но как я могу поверить в то, что я всегда считал полной чушью?
Я закрыл глаза и стал ждать, пока первые капли не коснутся моего лица и тогда я буду спокоен, абсолютно спокоен...
Сказка осени
Принцесса рисовала осень, сидя на сгнившем бревне, держа крошечный мольберт на коленях. Она встала очень рано, еще солнце не взошло, разбудив принца, который теперь уже не мог заснуть и сидел с ней и наблюдал. Она быстрыми мазками рисовала листья, с какой-то небрежностью прорисовывала детали. В этот раз она работала как-то не так, как раньше. Не было радости и ожидания результата. Её лицо то и дело морщилось, она что-то замазывала в одном месте, смахивала с лица черные волосы, пачкая лицо в краске, вытирала руки о разноцветный от многочисленных ее "рисовальных" опытов передник, снова бралась за кисть...
- А это кто? – спросил он, показывая на незаконченную расплывчатую фигурку по деревьями.
- Не знаю, - она пожала плечами, - так, приснилось...
Вдруг на мольберт от резкого ветра посыпались сухие листья. Она смахнула их в раздражении.
- Осень, - и аккуратно стала собирать кисточки и краски, - осень... Правда, мне не нравится она ни на картине, ни в действительности... Надоело. Не хочу дальше ее рисовать...
...Завтракали они молча. Принцесса была чем-то расстроена и ни разу не улыбнулась, а о чем она думала, при всем желании принц догадаться не мог, поэтому ждал, может быть, она ему и расскажет...
...Но был уже полдень, а она все еще молчала. Принц решил не тревожить её и пошел заканчивать свою повесть за сарай, где сел на бревно и, пригревшись под лучами солнца, совсем расслабился и начал проигрывать возможные концовки повести. Ему никак не удавалось закончить свое произведение, каждый день в голову приходили разные мысли, каждую хотелось использовать, но иногда это было абсолютно невозможно. Иногда лишь только одна из мелькающих идей становилась совершенной, но только одна и именно в каждом конкретном случае она была идеальной. В другом же произведении она становилась глупой и никчемной, она не подходила. Так и теперь. Для его произведения нужна была только лишь одна-единственная концовка, лишь одна... Так и теперь он сидел и вот-вот уже...
- Меня всегда интересовало, - сказала она за его спиной, - что случилось с Золушкой после того, как она вышла за него замуж?
- За кого? – от неожиданности принц подскочил и повернулся. Она стояла рядом и улыбалась.
- За своего принца, - ответила она ему.
- Они жили долго и счастливо, - сказал принц, отрываясь от блокнота, - и умерли в один день...
- Интересно, - сказала принцесса, - у нее теперь есть и принц, и королевство, у нее есть все, но почему же мне всегда было как-то грустно после этой сказки? Мне было странно, почему принц решил прибегнуть именно к такому способу распознавания невесты: по туфельке. Неужели он не запомнил ее лицо? Зачем такой дурной способ? Плохая концовка...
- Не думай об этом, - принц встал с бревна, - это всего лишь сказка...
"Всего лишь концовка, неудачная концовка... Как бы мне закончить так, чтобы все было удачным?"
- Почему все сказки должны быть с несчастливым концом?
Принц повернулся к ней.
- Отчего же? Разве наша сказка несчастная?
Принцесса промолчала и лишь слабо улыбнулась.
- Мне холодно, - сказала она, - сделай мне чаю, пожалуйста...
Принц пошел в дом, а она осталась и стала смотреть вдаль, но как бы она ни напрягала глаз, она ничего не видела, не видела того, что хотела. Лишь золото опавших листьев, туман, поднимавшийся над дальним болотом и слепящие лучи полуденного солнца.
- Не люблю осень, - сказала она принцу, подходившему к ней с чашкой горячего чая, - не люблю...
- Что такое? – принц протянул ей чашку и сел на покрытую золотыми листьями скамейку.
- Я помню, как мы сидели около костра и рассказывали страшные истории. Подруга мне рассказала про то, как каждую ночь в 12 часов на охоту по лесу на молодых ребят выходит страшный леший, такой страшный, что лучше на него не смотреть. А я тогда очень в это верила, и мне снилось, что леший этот совсем не страшный, а высокий, синеглазый, и у него был такой притягивающий взгляд, что просто с ума сойти. И стоял ОН посредине огромной поляны, и смотрел на меня, а я двинуться не могла, стояла, и потом ОН направился ко мне и я проснулась. И помню, что вокруг кружились листья, золотые, красные, сухие, солнце садилось и я еще удивилась, что ОН мне повстречался вечером, а не ночью и я... проснулась....
- А почему ты была уверена, что это был тот леший? – спросил принц.
- Не знаю, - принцесса присела рядом с принцем и вместе с ним стала смотреть на солнце...
- Что ты видишь? – спросил он ее. Принцесса промолчала.
....Она видела там ЕГО, который ей приснился, видела полуразрушенный дом Золушки и принца, видела их замок, обвитый плющом, который теперь стоял в запустении, видела... Она видела много такого, чего не хотела бы видеть, и чего бы никогда никому не рассказала, она видела себя, лежащей на поляне среди сухих листьев, на той самой поляне, на которую она случайно набрела, когда он был в отъезде. Тогда она стояла и смотрела на уходящее солнце и тут увидела ЕГО, он стоял почти рядом с ней, точно такой же, как и во сне и она снова смотрела в ЕГО глаза и... очнулась на земле, на сухих шуршащих листьях. Он тогда вернулся вечером, и с тех пор с его лица не сходит выражение какого-то беспокойства. Про свое видение принцесса ему не рассказывала, но с тех пор на эту поляну страшно ходить... А как хочется... Интересно, а он бы её узнал, если бы... Может быть, рассказать ему?
...Он смотрел на солнце и видел свою принцессу, которую вместе с осенними листьями засыпает снег, то самое видение, которое преследовало его уже три года, видел снова и снова... Как-то принц собрался уезжать в город на несколько недель. Но после того, как ему приснилась его принцесса, засыпанная снегом, он тут же вернулся и теперь старался не отходить от нее ни на шаг. И у нее какие-то странные мысли последнее время, про Золушку, про ее принца, раньше она о таком не задумывалась... А ещё надо закончить этот роман... Или рассказ... Или повесть... Странно... Сны непонятные... ЕЁ сны... Самое главное, это дождаться первого снега, а уж потом... А скоро нужно опять ехать в город...
Они долго сидели на бревне, так долго, что пошли домой тогда, когда солнце стало садиться, и стало уже почти по зимнему холодно, хотя снег пока еще ни разу ни шел.
- Ладно, - принц посмотрел на свою принцессу и взял ее за руку, - пошли ужинать...
...И они пошли в дом, бросили в подвал осеннюю картину, утром недорисованную принцессой, разожгли камин и так и уснули возле него до утра. Утром принцесса начала рисовать лето, она достала с чердака яркие краски и весь день потратила на то, чтобы нарисовать лето. Картину эту они повесили в прихожей, рядом с картиной весны и зимы. Осень она так и не захотела закончить...
...И когда однажды принц уезжал в город, то вернувшись, нашел в пустой прихожей осень, висевшую на стене полностью дорисованной, и он узнал свой сон и то, как ему закончить свой роман, он решил, что это будет роман, он понял все, он все увидел, он это все уже видел: и фигурку под деревьями, и так, как принцесса уснула в картине под деревом, также в это же время принцесса уснула на том самом поле, засыпанном сухими листьями, где видела ЕГО, а принц найдет ее только тогда, когда сверху медленно и лениво полетят первые снежинки...
Свидетельство о публикации №205060100106