первомайка

Самодельные трехполосные колонки, висевшие под потолком шестиугольной беседки, без хрипа выдавали на полную мощность ставшие культовыми песни Гражданской Обороны. Исполнение недотягивало. «Требьют».
-Блять, что они там орут?
Я пьяно посмотрел на  Игеля Слема. Он только что вернулся с улицы, где бесцеремонно отливал прямо под пышный можжевельник.  Чем хорошо на даче - это возможностью воссоединиться с природой. Воссоединиться до такой степени, что недолго почувствовать себя скотом.
- *** знает... – я лениво вырубил магнитофон и, переключившись на ФМ диапазон, стал искать подходящую радиостанцию.
Игель проверил многочисленные одноразовые пластиковые стаканчики. Остатки слил в один, а потом разделил на два. Эти сложные махинации были вызваны тем, что не далее как пятнадцать минут назад одна из женщин влетев в беседку, сказала: «идите на ***»,  и конфисковала трех литровый пакет вина. Вина - такого ужасного, какое могут выпускать только в нашей стране под маркой «Лучшие вины Анапы».
Женщины на улице исходились истошным криком. Сквозь шипение радио было не разобрать слов. Впрочем, женщин итак невозможно разобрать. Однако, Слем выходил на улицу, а значит, проветрив мочевой пузырь и часть оставшихся мозгов,  имел возможность уловить глубинный смыл песнопений.
-  Что-то про Фёдр Михалыча со своим идиотом. – Слем протянул мне стаканчик. Я охотно приял дар и мы выпили.
Тост на это вечер был один: «победа пролетариата во всем мире, кроме нашей страны». Мы решили так: в политическом устройстве мира двигаемся от противного. Собственно, концепция разрабатывалась недавно, всего литр с четвертью назад, но из бурных дебатов мы вынесли лишь две вещи:  глубокомысленный тост и женщин на улицу.
Теперь, сидя в беседке, мы добивали останки гадкого вина и слушали трибьют Гражданской Обороны. А женщины бегали по деревянной террасе - горланили песни и пили наше пойло.
- Весьма концептуально.
Мне наконец удалось настроить  радио: «Серебряный дождь».
- Хватит на сегодня фальши. Лучше пьяненькие песенки,- как называют попсу у нас в деревне, - чем откровенное вранье.
- Я только «за», друг. - Игель поковырялся в пепельнице и нашел два приличных окурка. Женщина, что с****ила вино, так же уперла и сигареты.
Один бычок Слем отложил в сторону. Второй, прикурив, мы передавали друг другу. Затяжки делали небольшие -  резкие. Свет в беседке тускло освещал шестиугольный стол и колоду карт, разбросанную среди скелета куриного шашлыка и пятен кетчупа.
- Ты знаешь, в прошлый раз, когда мы были у тебя на даче, я, можно сказать, впервые послушал Гражданку. И то лишь новый альбом, что тебе подарил заезжий журналист. Впечатление было так себе. Но одна песня  въелась в меня, словно нафталин в спрятанный за дверцами платяного шкафа дубленый тулуп.
- «Долгая счастливая жизнь»?
- Ага, как ты догадался?
Фильтр жег пальцы и губы. Я аккуратно затянулся, но уголек все же выпал из гильзы и по штанине скатился на пол. Игель Слем услужливо растер его ногой и прикурил следующий чинарик.
- Как я догадался? Эта песня основополагающая. Вокруг нее построен весь альбом!
- так или иначе, но недавно я опять начал слушать ГО и …
- Я то думаю, куда делись мои диски!
- Федос (ударение на.. блять сам уже забыл, куда надо ударение ставить), они вряд ли переступят порог нашей квартиры. Так вот, не перебивай. Я хочу сказать – Егор рулит.

Егор рулит. Приятно, когда при тебе человек совершает некое важное открытие. И пусть лишь для себя.
Сколько лет назад я пришел к такому же выводу? Семь, восемь? И потом каждый год открывать в его песнях что то новое. Думается -  лимит не исчерпаем…

…Welcome to hotel California
Such a lovely place (Such a lovely place) Such a lovely face
We're livin' it up at the Hotel California….

Гул женщин на мгновение стих, а потом они, как умели, стали подпевать.
- Хорошая песня.  – Игель медленно стряхнул остатки сигареты в пепельницу, с чувством затушил бычок и принялся искать новые окурки.
- Да… - я мечтательно прикрыл глаза, - сколько женщин я танцевал под эту музычку. И скольких беззастенчиво облапал…
- песня долгая. Длится минут девять?
- не меньше. За это время удавалось добраться до самой сути. Потом я составил собственный сборник. Понабрал длинных медляков. Он пользовался большой популярностью на молодежных вечеринках ...
Мы помолчали, думая каждый о своем. По крайней мере, я точно думал. Постом Игель прервал молчание:
- знаешь, когда я выходил на улицу, они обсуждали наши музыкальные пристрастия.
- кто? – я не сразу понял о ком идет речь.
- Женщины!
- разве в этом осколке мира сохранились подобные существа? И какую глупость они сказали на этот раз?
- что песня про «дурочка» и «глупого мотылька» - одна и та же песня!
- а чего еще ждать, когда они теплое с мягким путают. Есть в этом доме что выпить?
Не без грусти я поглядел на роту измятых пластиковых солдатиков. Оскорбленные - они валялись по всей площади стола. Некоторые были прожжены окурками. Их обугленные раны кричали, рвали в клочья мое  воображение. Так побеждал пластмассовый мир.
- Выпить? В шкафу на кухне я видел поллитровку с бескозыркой. Раритет?
- может крысиный яд. Мне подарил ее тот же журналюга, что и альбом «Долгая счастливая жизнь». Своеобразный намек? Символичность? Заговор?
- Пока не проверим – не узнаем.
- Да ты практик, друг мой. Смотри, далеко не заходи.
В любом случае он был прав и проверить стоило. К тому же оставался шанс обратно выкрасть у женщин сигареты.
Я вышел на улицу и, стараясь держаться в стороне от света, крался к дому. Женщины беззаботно скакали по террасе, но хруст ветки под моей ногой, заставил их насторожиться.
Проходя мимо, мы обменялись многозначительными взглядами. Я загадал - что бы одна из них, а может и все сразу, пришла ко мне в спальню. Кто-то из женщин,  может  все сразу,  загадали - что бы, не дай бог, ночью я не пришел к ним  в спальню…
Кавалерия за окном проскакала красными петухами и скрылась в ближайшем овраге. Следом грохотала тачанка. Я лежал на спине курил неизвестно откуда взявшуюся сигарету. Пепел тряс в унитаз. Это пепельница у меня такая - унитзной формы. Подарили какие-то концептуалисты. В голову пришло: исключительно все, что я имею – это подарки людей. Бутылка водки, пачка бесполезных презервативов, книга о вкусной и здоровой пище, бутылка исчезнувшей водки (или это уже было?), кассета Гражданской Обороны, я сам…
В комнате темно и пахнет блевотиной. От этого комната становилась более уютной. Обжитой, что ли. Звуки, доносившиеся с улицы, не мешала. Мне стало абсолютно похуй.
Вчера, когда мы с Игелем шли в магазин за вечернем пойлом, то встретили девушку, волочащую за собой семидесятилитровый пакет с мусором:
- что, Аленка, гандоны выкидывать несешь?
Безобидная шутка в стиле дачной близости. И естественно, за семнадцать лет, что мы все имеем  участок зеленой травки, пропаханного неба и деревьев, на каждом из которых я бы с удовольствием повесился, все успели дружески перепихнуться. А кто не успел, тот просто лох. Вот и Аленка - я лишь пальчик помочил на бережку… но это частности.
Аленка растянула рот – то ли в улыбке, то ли в не довольной гримасе… и потащила мешок дальше. Так вот и Аленка успела подарить мне парочку суходрочек на твердой осенней кровати.
Бычок догорал и жег пальцы. Я спустил его в унитаз и растекся по клетчатой простыне. Раньше я любил засыпать в одежде. Не потому что мне лениво было раздаваться или не хватало сил. Просто хотел ощутить себя ленивым или уставшим до такой степени, что трудно раздеться. Если не можешь натурально прочувствовать – импровизируй. Так всегда. Ведь грамотно нажраться - не имея средств и желания -  тоже импровизация. Такой вот пирожок.

«Пустяки, дело житейское,
Хитрожопое.
Будет еще и сажень в плечах,
И жопа с ручкой,
И ядреная вошь,
А также заведомая гундосая ложь,
О том как я вдрызг и брызг отравился кривой окаянной усмешечкой,
Косоротой натужной ухмылочкой.
Если однажды вдруг меня не окажется вовсе,
в заповедной, заветной тарелке твоего праведного сновидения, знай:
Неуловимые мстители настигли меня..»

Любит народ наш  всякое гавно.

И я потерялся в сознание.
А за окнами маршировали колонны красных петухов.