Как мне делали обрезание

Это документальная проза. но на сайте такогот раздела нет.

КАК МНЕ ДЕЛАЛИ ОБРЕЗАНИЕ

То, что у меня фимоз, я узнал на первой медкомиссии в военкомате в 9-м классе. Я даже сначала и не понял, что это значит, когда врачиха попросила меня «показать головку». Диагноз был записан в карточку. Вообще-то, мы с одноклассниками с семи лет занимались совместным онанизмом на лестнице в подъезде, в школьном туалете или у кого-нибудь дома, когда нет родителей. У большинства было также, но с возрастом шкурка разработалась. Мне объяснили, что то, что вылезает, - это залупа. Ну я и думал, что у одних так- у других - по другому. А тут какое-то страшное слово – «фимоз».

Я очень испугался и, придя домой, прочёл всё возможное в «Медицинской энциклопедии» и «Большой Советской». В итоге я понял, что ничего страшного нет, просто член в особо острых случаях может засохнуть и отвалиться, или что-то вроде этого. А для профилактики нужно чаще мыть писю, а лучше всего произвести хирургическое вмешательство, (т.е. сделать обрезание, как я потом сообразил). А то, якобы, застой крови, занесение инфекции и т.п. Я таки поделился  своими трагическими переживаниями с одноклассником, но он заверил, что ничего страшного. Сказать  об этом дома мне было стыдно, а из поликлиники ничего не сообщали. Вот так и жил от медкомиссии до медкомиссии, страшно боясь хирурга, что мне не дадут справку, что я «годен для» - поступления на Биофак, для прохождения практики, участия в экспедиции… (В том, что мне дадут справку «Годен для службы в Советской Армии я не сомневался»). И, при этом, очень стеснялся. То есть, мне было всё равно, но когда подходила ежегодная медкомиссия…. Обычно, звучало одно и то же: «У тебя (позже «У вас») фимоз, почему не делаешь обрезание?» И всё. Мне ставили в медкнижку штамп, что годен.

Некоторый перелом произошёл, когда мой завлаб (временами любовник) заметил это и сказал что-то вроде: « А как же ты вообще с закрытой головкой можешь кончать?» Ну и мне как-то легче стало, не знаю почему.  Прошло ещё много лет, наступила перестройка, а я раскрепостился. Когда мне в очередной раз на медкомиссии объявили, что нужно оперировать, я пошёл на это дело, поскольку надоело выслушивать замечания, как нашкодившему школьнику.  Хотя сам по себе я никаких неудобств не испытывал. Происходило всё это в Петропавловске-Камчатском.

Записался к хирургу, поскольку обращали внимание на это дело всегда хирурги. Врачиха была молодая девка лет 30, медсестра помоложе. Посмотрели на мой член и сказали, что надо к урологу, это по их профилю. Дали талон.

Уролог, на сей раз мужик, обсмотрел мой член и дал направление в урологическое отделение областной больницы на госпитализацию где-то через неделю (благо, больница в соседнем здании с поликлиникой и недалеко от места проживания). Я такого разворота событий не ожидал. Думал, всё будет амбулаторно – кожицу подрежут и иди домой.  Но это фигня, заволновался я собственно из-за другого. Совпало так, что именно в это время мне предстоял первый поход к протезисту, к которому меня (не я сам) после жуткой очереди записали полгода назад. Протезиста пропускать нельзя, да и мероприятие по обрезанию тоже откладывать не хочется, а то по том не соберусь. Я, весь в драных джинсах, штормовке и бороде только пискнул: «А на сколько дней, а то мне к протезисту такого-то идти». Зубов-то у меня тогда уже одна треть оставалась.

Врач заржал и сказала: «Что, жениться, что ли собрался? Успеешь,  два дня всего». Про жениться я не стал ему объяснять, но два дня успокоили – успеваю вставить зубы.

В назначенный день с направлением и со всем необходимым приплёлся в больницу.
Ну приняли меня, дали койку в коридоре, там ещё несколько лежало, в палатах мест не хватает. Для чтения  прихватил с собой два тома какой-то классической мутотени, которую дома никак не мог прочитать, но считал, что образованный человек знать это обязан. Пролежал на койке с утра до обеда, сходил на обед, но на полдник не успел. По коридору, весело щёлкая гигантскими ножницами, прошла медсестра и громко спросила: «Ну, кто тут на обрезание?» Пришлось откликнуться.

Для начала мне выдали бритву с лезвием «Нева» или типа того и отправили брить пах в душевую, что, опять же, меня озадачило, поскольку навыков бритья у меня  чуть более, чем навыков автовождения, которых нет вообще. Тем не менее, с задачей я справился и даже не порезался. Облысевшее «хозяйство» выглядело как-то уродливо…  К радости, в отличие от квартиры, в больнице была горячая вода, так что на шару и помылся. А лето тогда было холодное и дождливое.

Потом меня провели в коридор операционного отделения, велели полностью раздеться и лечь на каталку. Закрыли с головой простыней, в которой имелась дырка для причинного места. Мне сразу вспомнился Маркес – «Сто лет одиночества». Завезли в операционную. Дальше всё по слуху и тактильно. Сначала произвели какие-то манипуляции с членом, я так понимаю, что  на основание наложили какой-то зажим для пережатия кровеносных сосудов, дабы встал. Потом хирург вдруг спросил:
- Тебя как зовут?
- Саша, - ответил я, не ожидая никакого подвоха, и в этот момент мне в головку вонзили шприц с анестезирующим. Уловка такая была. По прошествии необходимого времени начали резать. Я слышал только чавканье ножниц. Иногда было всё равно немножко больно и я вскрикивал, но не от боли, а для того, чтобы дать сигнал, что мне больно и чтобы хирург не увлекался. Потом стали зашивать шов. Наложили повязку. Мне казалось, что сама операция длилась полчаса, но на самом деле минут пять.

С меня  сняли покрывало,  весёлая медсестра,  кидая в какую-то ёмкость мою крайнюю плоть поинтересовалась: «На память возьмёшь?».

Как и где я одевался и как оказался на своей коридорной койке – не помню. Видимо, меня всё-таки привезли на каталке к койке голого с вещами. Заморозка стала отходить и было больно, немного поднялась температура. Пытался читать, но безуспешно. Настало время ужина. Я раскорякой начал пытаться слезть с койки. Для начала, лёжа под одеялом, с трудом натягивал на себя трусы. Проходящая мимо бабушка с выведенным катетером и подвешенной пол-литровой   баночкой из-под консервов для сбора мочи, увидев мои дёрганья, сказала: «Да не стесняйся, мы все здесь такие». Что она имела в виду, я не понял. Кое-как оделся, сходил на ужин, а потом меня перевели в палату.

В палате было человек двадцать, схема стандартная: койка-тумбочка на двоих, всё в притык. Телевизора нет даже в холле (Ох, вот когда я в Борке лежал в местной больнице с воспалением лёгких, это было супер! Я ни в одной ОБЫЧНОЙ советской больнице таких условий не встречал.) Публика была разная, от молодого армейского балбеса, который загнал себе под кожу подшипниковые шарики, до деда, у которого в мочевой пузырь попали фрагменты бинтов и теперь их по нитке вытаскивали через уретру  (примерно так, за достоверность не поручусь, но точно, что-то зашили ненужное и через уретру нитки вытаскивали). Поскольку делать нечего, то все либо читали, либо травили, естественно, всякую похабень.

Утром я пошёл на перевязку. Пожилая фельдшерица уверенно взяла мой член в одну руку, а другой стала резкими движениями срывать бинтовую повязку, было больно. Когда всё это дело оголилось, я увидел, что со мной сотворили. Как уже писал, я предполагал, что мне просто подрежут слегка тонкую кожицу,  которая мешает выходить головке наружу… но мне отфигачили вся крайнюю  плоть под самый корень… я такого не просил. Провалялся до вечера в больнице, классика прочёл меньше четверти, сделал ещё одну перевязку, а перед ужином (нет бы после) меня выписали, при этом сказали, что на перевязки в течение 7-10 дней я должен ездить не в свою районную поликлинику, а почему-то в Сероглазку (это район такой в ПК, очень отдалённый, который раньше был колхозной деревней). Я офигел и решил, что перевязываться буду сам. Больничный на послеоперационное время мне не дали. Хорошо, что у нас весьма свободное посещение. Как выпутываться из такой ситуации тем, кто от звонка до звонка – не знаю.

Короче, вернулся я домой, похавал, лёг спать. Никогда не думал, что у меня столько ночных эрекций – каждый час или чаще просыпался от боли. Встаёт, бинт, соответственно,  обжимает свежий шов и, главное, напряжение мастурбацией никак не снять. Остаётся лёжа на спине тихо расслабляться и убеждать себя, что ничего не хочется.

На следующий день поехал к протезисту делать слепки. Кошмар! Трётся о штанины, полуэрекция и больно, усилием воли себя сдерживаю. И это в битком набитом автобусе.

Перевязки тоже дело деликатное.

На следующий день после протезиста прилетел проездом на Командоры приятель из Москвы. Лето было холодное, поэтому дома ходил я в свитере, а вот с нижней частью проблемы. Было два варианта – джинсы без трусов с расстёгнутой ширинкой и высунутым членом или обвязаться махровым полотенцем так, чтобы спереди было открыто и ничего не тёрло, плюс шерстяные носки. Я остановился на втором варианте как более удобном.

Звонок в дверь. Смотрю в глазок – Лёша. Спрашиваю: «Ты один?». Отвечает, что один. Я открываю дверь и он, естественно, в первую очередь обращает свой взгляд на мой член, перемотанный всё ещё окровавленным бинтом. Не дожидаясь вопросов, объясняю, что сделал намедни обрезание и приглашаю заходить. Ну,  то - сё,  едим, пьём чай, тут он меня спрашивает: «Извини, а ты это из религиозных соображений сделал?»…

Дальше не так интересно,  но примерно ещё полгода я спокойно ходить не мог, а при интимном контакте ощущения были феерические.  Потом стало наоборот – свежая кожа загрубела и потеряла чувствительность. Правда, писать стало действительно легче и стряхивать не надо.


Всё это чистая правда и действительно было со мной.