К звёздам

   Сборы в семье Кировых всегда были делом донельзя нудным и противным. По крайней мере для одного из членов этой семьи.
   Мама постоянно заглядывала по несколько раз в одни и те же шкафы, проверяя, не забыла ли чего-нибудь.
   Отец непременно начинал выискивать очередную «очень важную вещ» без которой в дороге «ну никак не обойтись». А перевернув всё, что только можно, он находил эту свою записную книжку, зажигалку, или консервный нож уже уложенным в одну из сумок...
   В довершение ко всему прочему Алёнка всегда начинала путаться под ногами, задавая исключительно дебильные вопросы, от которых у Кеши просто сводило скулы.
   От Аленкиного идиотизма родители очень быстро сатанели, и, как правило, выплёскивали раздражение на Кешу. Ну, как же: ведь «Алёночка ещё совсем маленькая – только-только в пятый класс пошла, глупенькая ещё...». А вот Кеша, «оболтус чёртов, тройку по русскому за четверть получивший» вполне подходящая мишень...
   – Кеша! Оторвись на секунду от своего дурацкого чтива и помоги мне собраться. Мы опаздываем!
   Больше всего он ненавидел, когда мама начинала говорить в таком тоне. Визгливо-недовольные нотки будто микроскопической дисковой пилой вскрывали черепную коробку и немилосердно впивались в мозг, пробирая насквозь все мириады нервных клеток Кешиного организма. 
   «Чёрт! Вот б...!» – мысленно выругавшись, Иннокентий отложил журнал и побрёл на голос.
   Каждый шаг приходилось делать буквально через силу, из-за чего тапочки громко шаркали по покрытому тёмным линолеумом полу.
   – Кеша! Сколько раз тебе говорить: не шаркай по полу!! Ну что за ребёнок такой тупой, а? Бешеные деньги...      
   Окончание визгливой тирады Кеша не дослушал, – просто заткнул себе уши. Но даже такая мера помогла лишь наполовину: исходящее от мамы раздражение было настолько сильно, что ощущалось кожей.
   ...– Упакуй вещи в этот чемодан. – мама не глядя кивнула на груду наваленных на кровать шмоток. – Да смотри аккуратнее, а то...   
   – Я понял, мам! – мягко, но с нажимом перебил Кеша.
   – Не перебивай, когда я с тобой разговариваю, урод!!! – новый звуковой импульс нещадно хлестнул по ушам. – Я...
   – Галя! Подойди на минутку! – окликнул маму отец, неосознанно спасая очередную порцию Кешиных нервных клеток от разрушения.
   – Иду, Стёпа, уже иду... – мама вышла из комнаты.
    Облегченно вздохнув, Кеша принялся паковать средних размеров чемодан.
   «Б...! И как я засуну такую груду тряпья в этот спичечный коробок!? Неужели не могли найти что-нибудь пообъемнее?» – зло подумал он, набивая чемодан.
   Несколько раз приходилось начинать заново, вынимая неправильно уложенные вещи. С каждой минутой это раздражало всё больше и больше.   
   – Быстрее давай! Мы итак опаздываем! – раздался за спиной детский, такой противный для слуха голосок. 
   С трудом сдерживаясь Иннокентий медленно повернулся.
   Ах, как он ненавидел эту маленькую тварь! «Ещё такая маленькая, но откуда в ней столько дерьма?» – спрашивал он себя, и не находил ответа.
   Алёнка использовала любую возможность, чтобы хоть немного вывести Иннокентия из себя, а когда таких ситуаций не было она создавала их сама...
   – Ну, что уставился, как баран на новые ворота, давай делай дело, оболтус!
   Маленькая головка, две косички с большими белыми бантами, широкий, как у лягушки рот, ярко накрашенный алой губной помадой, огромные карие глаза на выкате.
   «Во блин, уродка!»
   Глядя на неё Кеша тяжело выдохнул сквозь зубы.
   – Чё пыхтишь? Чё пар-а-а-воз что ли? – растягивая слова в подражание своей любимой киноактрисе спросила она. 
   У Кеши потемнело в глазах.
   «Больше не могу!» – успел подумать он...
    – ЗАААТКНИИИИСЬ!!!
    – А-а-а-а-а-й! СПАСИТЕ!
      Кешин звериный рык, коему позавидовали бы средневековые скандинавские берсеркеры, смешался с истошным визгом севшей от страха прямо на пол и  суча ногами отползающей назад Алёнки.
   Вбежавшие в комнату родители запомнили открывшуюся их взорам картину на всю оставшуюся жизнь: от усердия аж прогнувшись вперёд Иннокентий выдыхая из лёгких остатки воздуха и дико тараща глаза хрипел «заткнись!»; Алёна же, зажав рот двумя руками, изо всех сил отползала назад, оставляя за собой так хорошо заметную на тёмном линолеуме широкую влажную полосу... 
   Выдохшийся от титанического усилия Иннокентий сел на диван. Некоторое время он просто сидел, восстанавливая дыхание.
   – Мам, я упаковал вещи. – невозмутимо сказал он и ушёл в свою комнату.
   Ошарашенные родители проводили его взглядами. 
___

   Долгожданный момент, когда все, наконец, собрались в прихожей и стали одеваться наступил не скоро, – только спустя долгих полтора часа. Но за всё это время родители ни разу не зашли в детскую с тем, чтобы побеспокоить Кешу. Видимо их после его срыва всё-таки немного проняло. Об Алёнке и говорить нечего... 
   – ...дверь никому не открывать, после девяти..., нет! После восьми чтобы был дома; никого не вздумай приглашать. Вечером позвоню – проверю! Тебе ясно!? 
   – Ясно, мамочка, ясно! – согласно закивал Иннокентий.
   Маму он попросту не слушал, так как все эти наставления и их возможные варианты уже давно знал наизусть. 
   – Я вернусь завтра вечером. Смотри мне... чтоб тут всё блестело! – сердито сверкнув глазами рыкнул отец.
   – Я понял, папа!
   Кеша поискал взглядом Алёнку.
   Та почти целиком спряталась за папиной спиной. Кеша внутренне улыбнулся: ну заставили его вымыть после Алёнки пол, ну ему ещё предстоит в наказание отстирать её уделанное ею же бельё, но несмотря на это Кеша ощущал себя в выигрыше.
   «Ясно теперь, как с тобой, сука маленькая бороться. Хоть и сложен сей метод... Хорошо хоть не обосралась со страху!»
    Видно его мысли как-то отразились на лице или во взгляде, потому что отец тут же выдал в его адрес новую большую порцию ярко окрашенных эмоциями ругательств. Пообещав припомнить Кеше сегодняшний Алёнкин стресс...

   «Уф! Всё нормально!» – облегчённо вздохнул Кеша услышав долгожданное урчание машинного двигателя.
   Проводив взглядом медленно выехавшую со двора папину «тойоту» он закрыл окно.
   Что-то в двигателе подозрительно постукивало. Видно давно уже пора было сдать чёртову колымагу в автосервис...
   Позвонив другу Иннокентий быстро оделся и прихватив кое-какие нужные вещи ушёл. Сегодня каждый час был навес золота. Отъезд всей, уже вставшей поперёк горла семьи предоставлял Кеше прекрасную и редкую возможность провернуть массу невозможных под плотным колпаком родительского надзора дел, чем он и собирался незамедлительно заняться.
   День обещал быть крайне интересным, однако, самое главное, «изюминка» всех мероприятий была запланирована на вечер...

   Сбросив одежду прямо на кровать (за что при родителях непременно отведал бы ремня) Кеша устало вздохнул и рухнул рядом.
   Вот так бы всегда!
   Несмотря на гудящие от целого дня почти непрерывной ходьбы ноги и ощутимую физическую усталость настроение было «на все сто». Ещё бы! За день столько всего важного и интересного. Да ещё при том, что завтра не надо идти в школу.
   В учёбе Кеша был «хорошистом». Оценки – преимущественно четыре или пять. Но удовольствия учёба не доставляла абсолютно никакого, высокий уровень успеваемости являлся следствием кешиного природного IQ, да кое-где, надо признать, родительского ремня.
   «...надо ж было так устать, дотянув до возраста Христа...» – всплыли в памяти строки одной из песен Игоря Талькова.
   «Во, во! Ему – до возраста Христа, а мне всего только пятнадцать, а уже тоже устал как неизвестно кто. Непорядок!» – хмуро подумал Кеша.
   И правда: с каждым годом заставлять себя садиться даже за так любимую ранее физику становилось всё труднее и труднее.
   Но к чёрту школу, физику, усталость и всё такое прочее! Сегодня не до этого.
   Кеша посмотрел в окно. Великолепно! Солнце почти полностью скрылось за нестройным рядом горных холмов. Об ушедшем дне напоминала лишь тонкая полоска поминутно истончающегося слабо-оранжевого света, поглощаемого чернильно-синей небесной тьмой.
   Скоро совсем стемнеет и на почерневшем небе возникнут тысячи мерцающих холодной млечной белизной искорок. Днём небо было абсолютно безоблачным, так что звёзд сегодня будет много.
   Кеша начал приготовления.
   Первым делом полностью вынул один из выдвижных ящиков из своего стола. Разворошив сложенные в нём вещи извлёк небольшую картонную коробку из-под аудиокассет. Собственно в ней и содержались кассеты, двадцать штук – полная коробка.
   Здесь хранилась всё «запрещённая» коллекция, музыка, слушать которую Кеша мог только в отсутствии родителей ( да и Алёнки – стерва эта, запросто могла настучать ). Несколько групп «хард-рока», пара кустарного производства сборников с шансоном, почти все альбомы старого доброго «Кино» и ещё кое-что.
   С хранением даже такой маленькой партии кассет возникали трудности: приходилось регулярно перепрятывать.
   Кеша вынул одну кассету, остальные сложил в коробку и убрал обратно в ящик. На стандартной часовой кассете были собраны лучшие, в кешином понимании джазовые композиции. Саксофон, труба пианино, контрабас... чистые мелодии, без вокала. Этот, им же самим изготовленный на протяжении целых нескольких месяцев сборник, был Кеше особенно дорог. Вторая копия, на всякий случай хранилась дома у одного надёжного товарища. Мало ли что...
   В родительской комнате он довольно быстро размотал до нужной длины провода обеих мощных колонок нового, всего год назад купленного музыкального центра. Вынес колонки на балкон.
   Папаша, конечно, не забыл прихватить с собой делающий возможным подключение центра к розетке специальный разъем, но Кеша давно уже научился легко и просто преодолевать это препятствие: у переходника, куда подсоединялся штекер центра, лампа и ещё несколько разных приборов, просто нужно было свинтить крышку и воткнуть нестандартную вилку в специальное, находящееся под ней гнездо, что Кеша и проделал всего за пару минут, с лёгкой улыбкой на губах...
____

   Открыв последнее на застеклённом балконе окно, Кеша закрепил его крючком, чтобы вдруг не захлопнулось. Отошёл на шаг назад, оглядел расчищенный от всего лишнего балкон. Ну, вроде всё!
   На маленьком столике поставленном рядом с не без усилий втащенным через узкую дверь средних размеров креслом, лежал пульт управления центром, стояла каплеобразная бутылка жутко дорогого по кешиным меркам ликёра ( почти 1000 рублей, около двух недель пришлось копить! ), и высокий, с толстым дном, хрустальный бокал.
   Отдельно, в глубокой стеклянной вазочке, блестели под мягким светом неоновой лампы крупные квадратные кубики льда.
   Да, теперь действительно всё было готово.
   Взглянув на ставшее совсем чёрным небо Кеша на мгновенье аж зажмурился от предвкушения грядущего удовольствия: так много звёзд в небе над городом он видел всего два-три раза. Обычно занавес из смога и облаков скрывал почти всё, сегодня же – совсем другое дело...
   Стоп! Никаких преждевременных эмоций, особенно сладостного предвкушения, а то можно всё испортить!
   Выйдя с балкона, Кеша начал неспешно ходить оп квартире. Заглядывал на полки с книгами, на кухне переставлял тарелки, складывал на место мелкие, валяющиеся в беспорядке вещи, которые сам совсем недавно специально разбросал; совершал прочие, на внешний взгляд непонятные и бессмысленные действия...
   Начинать сразу после завершения приготовлений нельзя. Прежде необходимо было «настроиться»: успокоить суетящиеся растревоженным пчелиным ульем мысли, добиться максимальной отрешённости от внутренней суеты, «мысленного диалога» с самим собой.
   Лучше всего в этом Иннокентия помогали такие вот «хождения и перекладывания». Намеренная медлительность при этом переводила работу всего организма на медленный ритм, мысли становились подобны сгустку расплавленной карамели... притуплялось и постепенно полностью исчезало ощущение времени.
   Наконец, Кеша почувствовал, что можно начинать. Он не думал, почему именно сейчас – просто доверился интуиции, которая ещё никогда не подводила...
   Погасил везде свет, отключил телефон; выйдя на балкон, отключил неоновый светильник. Наступила темнота. Кеша расслабленно откинулся на спинку кресла. Немного посидел, давая глазам привыкнуть к темноте.
   Затем начал заключительную стадию приготовления: чайной ложкой переложил один ледяной кубик из вазочки в стакан, спустя пару секунд, когда стих звон от удара о хрустальные стенки первого, также положил второй, ...пауза..., третий; ровно три.
   Отложив ложечку, взял обеими руками бутылку. Провёл пальцами по шершавой поверхности коричневого матового стекла, ощутил покрывающие бутылку узоры, медленно свинтил пробку.
   Ликёр следовало наливать медленно, тонкой струйкой, заполнив стакан ровно на четверть. Так, чтобы верхние грани кубиков плавали в густой тёмной жидкости подобно маленьким айсбергам.
   Закрутив крышку Кеша нажал кнопку «play» на дистанционном пульте от центра.
    Заиграла музыка. Первая мелодия – один саксофон.
   Откинувшись на спинку Кеша взял в руки бокал. Кубики льда весело звякнули. Сделал глоток. Ликёр был терпкий, со слабой горчинкой и миндалевым привкусом. Божественно!
   ...Из колонок тихим мягким потоком лилась музыка. Звёзды блестели на гранях весело звенящих кубиков, отражались в тёмной густоте напитка... они так далеки от нас... и вокруг каждой, может быть, своя планетная система, абсолютно пустая и безжизненная, или же наоборот – насыщенная жизнью, флорой и фауной, огромными лесами и океанами, зверьми и птицами, материками, народами иных существ...
   Яркие и не очень, совсем близкие, почти сливающиеся друг с другом в бриллиантовые грозди, или же разбросанные по чёрному бархату ночного неба на приличные расстояния...
   Иннокентий пил ликёр, слушая медленный, без вокала, джаз и просто смотрел на звёзды. Такие далёкие от нас. Глядя на них он проникался осознанием тех чудовищных, непонятных человеческому разуму расстояний, которые отделяли эти белые мерцающие точки друг от друга и от Земли. Точки, самая маленькая из которых в сотни раз превышала размерами Землю. Один миг существования которых приравнивался к десяткам, сотням человеческим жизням.
   Мёртвые, полученные из многочисленных книг и энциклопедий знания по астрономии сейчас о ж и л и.
   Галактики и туманности, гиганты и карлики планеты-гиганты и их спутники, а главное – размеры и расстояния, кои невозможно даже вообразить, сейчас стали понятными и реальными.
   Он, простой смертный, сейчас смотрел в глаза самой Вечности. Созерцал могущество и холодное отрешённое величие Космоса.
   Заботы и тревоги, искания и переживания, страхи, стремления и желания, проблемы, родители, Алёнка – всё исчезло, растворилось. Этому просто не осталось место в разуме познавшем в е ч н о с т ь.
   ...Бутылка опустела уже почти наполовину, кассета играла на второй стороне, а оставшиеся в вазочке кубики льда изрядно подтаяли. Время, казалось, вообще прекратило своё существование. Ни прошлого, ни будущего, осталось лишь осознание бесконечности. Музыка качала душу на своих тёплых волнах, а изумительный вкус миндального ликёра различим как никогда полно...
   ...Это пришло извне. Сначала тихий монотонный стук. Потом словно холодная длань сжала сердце приступом невыносимой тоски...
   ...Ощущение длилось лишь краткий миг. Каких-то доли секунды. Вспыхнуло и тут же погасло в плавно текущей реке удовольствия. Будто его и не было. Погасло, оставив в сердце мерно пульсирующую искорку: тук-тук, тук-тук, тук... А потом началось в и д е н и е.
   Россыпь звёзд на ночном небе исчезла и перед глазами возникла совершенно иная картина: освещённый двумя фонарями и немногочисленными, горящими в это позднее время окнами двор; извилистая асфальтированная дорога, по которой едет такая знакомая белая «тойота». Постукивая чем-то внутри неисправного двигателя... ОНИ ВЕРНУЛИСЬ!!!
   Двор и машина исчезли. Он услышал шаги: цоканье каблучков мамы, грузное топанье папы, частые шажки Алёнки... они уже на лестнице, и скоро он услышит невыносимый щелчок проворачиваемого в замочной скважине ключа...
  Грозди звёзд закружились перед глазами в быстром вихре. Горечь, боль и досада, ощущались как никогда сильно. Горели в сердце невыносимым, выжигающим каждую клеточку израненной души адским пламенем.
   Кеша ощутил, что его неумолимо выбрасывает... вспышка света...
   ...Он летел. Позади оставался дом, двор. Всё больше и больше удалялась земля... Вот уже дома превратились в светящиеся коробочки с чернеющими между ними нитями дорог.
   Ночной Владивосток был так красив с этой огромной высоты, но ещё красивее были звёзды, и он летел к ним, всё ближе и ближе, музыка продолжала играть. Как раз любимая мелодия. Слышно было отлично, хотя центр остался где-то там, в сотнях метрах позади.
   Вдруг, он почувствовал, что не уже вернётся, не вернется, если полетит дальше. Увидел тончайшую серебряную нить, натянутую до предела, тонкую, как гитарная струна, пульсирующую в такт ударам сердца...
   Звёзды мерцали, будто живые. Он слышал их нежные, зовущие голоса и с кристальной ясностью осознал, что не хочет возвращаться туда. Переполненный блаженством он не прервал полёт.
   ...Серебряная нить оборвалась с тихим мелодичным звоном...
   Звёзды закружились в бешеном хороводе, образовав пульсирующий коридор...
   И он пошёл по нему не оглядываясь...

____

   «...ах, скотина, урод, дебил, свинья! Вот вырастили сыночка. Это ж надо!» – гремело в голове мамы, когда она в ярости сбрасывала с себя многочисленные сумки. Мало того, что эти идиоты Свиридовы не смогли приехать, так ещё это гад слушает музыку по ночам, наверняка надоедая соседям.
   Почти то же самое думал и папа, вынимая из брюк солидных размеров кожаный ремень с железными заклёпками и массивной пряжкой.
   – Он тут, на балконе! – кровожадно верещала стоящая у двери в большую комнату Алёнка.
   Родители ринулись на балкон, едва ли не отталкивая друг друга. Пробегая мимо центра, отец, не глядя, ткнул кнопку – красивая мелодия оборвалась на высокой ноте. 
   – А ну, скотина... – могучий утробный рык резко оборвался, от удивления отец даже выронил ремень. В наступившей звенящей тишине пряжка громко звякнула об пол.
   – Кеша! – тихо позвал он сына.
   Иннокентий не ответил, продолжая неподвижно сидеть в удобном кресле с бокалом тёмного ликёра в правой руке. На губах его застыла счастливая улыбка, а в остекленевших глазах отражались звёзды.

*  *  *

   Молодая женщина обессилено затихла на широкой, с испачканными кровью простынями кровати. Сейчас она едва могла дышать. Пот покрывал её великолепное обнажённое тело, которое в свете горящих лампад казалось отлитым из золота.
   Маленький красный комочек в руках старшей повитухи разразился жалобным криком. Беззубый рот старухи растянулся в улыбке, выцветшие глаза потонули в складках морщин.
   – Мальчик, Ликея, это мальчик...
   Ликея слабо улыбнулась. Роды были очень тяжёлыми, и по-другому выразить свою радость она пока не могла.
   – Он полностью здоров. – после короткого осмотра заключила повитуха.
Младенца искупали в ванне из створки гигантской раковины; завернули в чистую, белоснежного шёлка простыню.
   – Позови Хозяина! – велела повитуха одной из своих помощниц.
    Мужчина не мог присутствовать при Таинстве Рождения...
   Массивная двустворчатая дверь распахнулась. В комнату широкими шагами вошёл Хозяин. Чуть кивнул головой. Повитухи мгновенно удалились, закрыв за собой двери.
   Сильные руки приняли маленький, забавный «кокон».
   Младенец затих. Распахнул большие чёрные глазища и открыв ротик воззрился на улыбающегося воина.
   Сын. Наследник. Наконец-то! Сбылась давняя мечта. Теперь есть в кого вложить сердце, душу... СЫН!!! Счастливый отец смотрел в блестящие чёрными агатиками глаза малыша. Из-за отсветов от пламени светильников в них как будто мелькали едва заметные белые искорки. Одна. Другая. Третья. Звёзды! Целые созвездия абсолютно незнакомого ночного неба, незнакомые созвездия...
   Наваждение длилось доли секунды. Оно было настолько мимолётным, что отец не запомнил этого странного знамения.
   Малыш уснул.
   Отец осторожно положил его рядом с женой, нежно улыбнулся ей, самой любимой и единственной на всём свете. Посмотрел в полные счастья и усталости глаза, и, бесшумно ступая, вышел из комнаты.
   И малышу и его матери больше всего сейчас нужен был хороший сон.