Последний день обывателя

Одинаковость
Однажды
Осто****ит
Однозначно

Олег Черепах,
Группа «Азъ»

Он шел как обычно, даже не замечая этого, шел своей проторенной дорогой. Он не чувствовал своей одежды (серой и невыразительной), потому что давно привык. Не чувствовал и жмущего на правой ноге ботинка, потому что тоже давным-давно привык. Вокруг него шли такие же серые и невыразительные. Он не замечал их, а они его. А если уж сказать по правде, то вообще ничего не замечал. Шел своей дорогой. Двигался по траектории.
Под ногой хрустнуло. Это очки. Их хозяин лежал рядом, нелепо подогнув ноги и вытянув вперед руку. Мужчина с лысеющей темноволосой головой. Лицом чем-то похожий на известную политическую пешку. Его рубашка (приличная, стоит заметить), в белую и голубую полосочку, была порвана в рукаве на протянутой руке и на спине была заляпана еще не подсохшей кровью. На вытянутой руке, там где рубашка была порвана, видны черные волосы, а вот золотых часов не видать. Нет и чемоданчика из натуральной кожи. Эх, пешка, пешка, никому до тебя нет дела. Не было и когда ты со своим чемоданчиком, ходил по всяким коридорам, вылизывая жопы пешкам побольше и зарабатывая тем самым на золотые часики, нет и теперь, когда ты так паскудно сдох посреди улицы. А счастье, его не купишь, вот так.
Наш герой, в дальнейшем - обыватель, прошел мимо, наступив на вытянутую руку, руку так любившую деньги.
Обыватель открыл дверь своего офиса, сделал шаг и исчез в нем.
Все шло как всегда: компьютеры гудели, люди ходили и болтали. Фон. Ровным счетом ничего не происходило. Как вдруг, истеричный женский голос в клочья разорвал весь фон:
-Нь-нь-нь-немогуТАКБОЛЬШЕ-Е-Е-Е!!!
Обыватель даже не обернулся – такое происходило не впервые, - и зря. С той стороны, откуда долетел крик, а теперь там кого-то, видимо, пытались скрутить, и этот кто-то натужно пыхтел, - с той стороны долетело еще кое-что. Чашка с кофе. С горячим кофе и маленькой ложечкой. Чашка, понятное дело, разбилась прям об обывательскую голову. Ну а кофе, само собой, попало ему на физиономию.
-А-а-а!!! – орал обыватель, держась руками за свою морду и бегая по офису.

* * *

В больничке было много старух и врачей в зеленых халатах. Какие-то мужики в фуфайках тащили огромную бутыль с чем-то жидким и прозрачным, вероятно, с медицинским спиртом. Но обыватель ничего этого не видел. А видел только темноту. Темнота действовала лучше любого обезболивающего.
Главный врач держал в руке скальпель, рядом толпились медсестрички.
-Ну-с, что у нас тут? – с некоторым самодовольством сказал главный врач, в дальнейшем – док, - Ага, понятно, легкие ожоги. Приступим, - сказал док и поднес свой скальпель к лицу обывателя.

* * *

Яркий солнечный свет бил в грязное окошко. Обыватель проснулся и первым делом ощупал свою морду. Особых изменений вроде не было, но тут-то он и заметил одну странность, его веки, до этого цельные и неоткрываемые, теперь были разделены как бы на две части. Горизонтальными линиями. Кровь ударила в голову. Ну как же так? Неужели со мной произошла дурацкая врачебная ошибка? Он лежал, парализованный открытием, но вскоре это надоело. Ему стало дико любопытно, что же там, за веками? Пальцами он открыл глаза и сразу закрыл их - с непривычки свет делал нестерпимо больно. Пролежав минут сорок и открывая ненадолго свои глаза, он все-таки привык к свету. Теперь он лежал и глядел в окошко на старый ржавый ГАЗ без колес, что уже лет десять стоял вот так во дворе больнички. Новое чувство – зрение – пробудило в обывателе то, что давно уже не просыпалось – эмоции. Сердце колотилось бешено, и мысли безумным хороводом неслись перед его сознанием. Вот одна: «Это так удивительно! Так много! А что еще смогу увидеть?»
Обыватель вскочил с койки, скинул одеяло и прям так, в одних трусах побежал на улицу.
Асфальт был холодным, но на это было наплевать, ведь он, асфальт, был еще и черным. Вокруг ходили невыразительные люди с постными мордами и менты с мордами еще и подлыми. Раньше он этого не замечал, но оно и понятно, ведь раньше он и не видел. А он один среди всех – улыбался. И это было впервые, чтобы улыбаться просто так, от радости, а не для того, чтобы угодить кому-то. И как я мог быть одним из них, думал обыватель, разглядывая невыразительных.
Так он шел и глядел по сторонам. Одинаковые люди и одинаковые дома окружали его со всех сторон. Никому, как и раньше, до него не было дела. Его не видели. Не видели, что он идет в одном трусьняке. Только подлые менты, хоть и не видели, зато чуяли что что-то не в порядке. Наверное поняли, что их подлость для него больше не секрет.

* * *

К вечеру наш герой нагляделся, что называется всласть. На его глазах было только сбито машинами пять человек, из них один ребенок лет шести. И никто из водил не остановился. У него на глазах малолетние токсикоманы (грязные порванные пуховики и чудовищно всклоченные волосы, застывшие так навсегда благодаря клею «Момент») изнасиловали старушку и на отобранную у неё пенсию купили пачку сигарет. В автобусах все блевали, а кто еще не блевал, те держали в руках бутылки с какой-то мутной жидкостью, чтоб прийти на смену уже отблевавшим. Поток рвоты не прекращался ни на минуту.

ТОШНОТА МИРА ТОТАЛЬНА
Олег Черепах

Везде на улице валялись битые бутылки, юзанные гондоны и бомжи. На черных мерсах приезжали какие-то бритые дядьки. Бритый и безликий шкаф вылезал из своей тачки, его тут же валили, и новый, такой же бритый и безликий, открывал дверцу мерса, заляпанную кровью бывшего хозяина, и уезжал. Уезжал, чтобы быть убитым уже в другом месте.
Спасенья не было даже дома. Дома был ТЕЛЕВИЗОР. По телевизору показывали помимо рекламы: новости – сводка убийств и катастроф; сериалы – если мексиканские, то сопли донны Кончиты по поводу похищенной невинности (возможные варианты: дон Педро – старый импотент; двоюродный брат – никогда его не любила; и Санчо-Пончо – слабоумный слуга. Правильный ответ смотрите в 999-ой серии!), если же отечественные, то то же самое, что и в новостях; и наконец, всякие зВезды – кучка кривляющихся бездарей «перепевает» старые хиты. Ужас и убожество, обывателя стошнило прямо на экран. Жена не заметила.
С дергающимся глазом обыватель вышел на улицу. Прогуляться. По сторонам больше не смотрел, хватало того, что под ногами. И вдруг, знакомый хруст. Те же очки. Тот же политик валяется рядом, только теперь уже без штанов. Он вспомнил как утром прошел мимо. Его снова вывернуло. Прямо на лицо политика, лицо, которое так часто улыбалось с экрана телевизора, лицо, в честность которого нельзя не поверить, даже если оно тебя уже трижды обворовало.
Обывателя трясло всего. Он хотел вернуться домой и наконец закрыть глаза. Он задрал голову, чтобы не видеть ничего кроме неба, но и это не помогло. На крышах стояли обреченные силуэты, которые то и дело спрыгивали вниз, приземляясь с противным хлюпающим звуком. Некоторые из них перед прыжком говорили что-нибудь о бессмысленности существования. Один из них приземлился совсем рядом и забрызгал обывателя своей кровью и, может быть, дерьмом. И тут до него дошло, что они такие же как и он – жертвы дурацкой врачебной ошибки, и что выход у него один.