18 Штамм

Прощались долго; как принято, с хмельными слезами, братанием, пожеланиями удачной дороги, долгих лет и еще всякой другой чепухи. Аркаша не принимал серьезно все эти театральные славословья тусовки, и воспринимал прощальную вечеринку лишь как дань традиции, не более. Непризнанные гении шумели, кричали, веселились, и шумно грустили по Аркаше. Он сам грустил. Несмотря на легкое циничное пренебрежение, с которым он относился к тусовке, она срослась с ним тысячами корнями отношений. Тусовка впитала его, растворив в своей безбожной атмосфере постоянного сумасшествия. Ему было тяжело покидать этот мир.

Аркашин попутчик тоже получал свою долю прощания. Но получал скорее за компанию. Человеком он был в тусовке новым и не успел еще растворится в ней достаточно, для того чтобы мирок творческой интеллигенции заметил его отсутствия. Да и не растворился бы никогда, был он уже не молод, где-то за тридцатник, плюс серьезным чрезмерно, а это не любили. На памяти Аркаши таких неожиданно примкнувших и, также неожиданно, ушедших было немало. Тусовка с философским спокойствием воспринимала их, и грустить бы не стала, если бы низенький художник в военной шинели, прозванный Ефрейтором, в один прекрасный день исчез. Это было Аркашино прощание. Бенефис. Ушли они утром, ни с кем специально не прощаясь. Зачем? Все было сказано раньше, те кто захотел всплакнули у них на плечах, вспоминая несуществующие гулянки или вполне реальные, а иногда и исторические, события. Повторять все эту тягомотину было глупо.

Идти было собственно недалеко. Демилитаризированная зона занимала весь центр и порт. Раньше, до революции, на трамвайчике можно было доехать за тридцать минут. Тогда там, правда, не было никакой зоны, а был просто старый город. Но времена, когда по городу можно было передвигаться на трамвайчики, давно прошли: рельс практически не осталось. Да и не стал бы никто ездить. Разве что, такие как они с Ефрейтором путешественники. Город, разделенный на зоны влияния различных группировок, не лучшие место для прогулок. Сравнительно безопасно только в пределах своего района, там, где ты знаешь всех, да и тебя тоже узнают. Даже бесшабашная богемна тусовка насторожено относилась к незнакомцам, что уж тут говорить о других.

Шли осторожно, стараясь не заходить во дворы, обминали блокпосты, но все равно уже успели пару раз наткнуться на патрули, а Ефрейтор разбили губу какие-то подростки. Но, слава богу, патрули не шмонали, а подростки были не настырны, Ефрейтор их легко разогнал саперной лопаткой, так что их пожитки были в сохранности.

- Ты, Аркаша, зачем вообще идешь-то? – спросил Ефрейтор, когда они присели отдохнуть в развалинах кинотеатра.

Аркаша пожал плечами.

- Хочется жить нормально.

- Чего же раньше-то не хотелось? Когда границы еще не закрыли войсками, и из странны можно было легко выбраться? – Ефрейтор усмехнулся. – Да и потом. У вас консульство рядом было. Мне вот из столицы пришлось добираться. А вам тут прямо под боком.

- Да не знаю чего именно сейчас. Захотелось.

- Захотелось? Уж не от бабы ты, что ли бежишь? Как её? Светка? Зря – Ефрейтор полез в рюкзак и достал оттуда флягу с водкой, отхлебнул сам и протянул Аркаши. – Что женщина отказала и ты уже все – в иммиграцию?

- Тебе-то, какое дело? – Аркаша взял флягу и сделал глоток. – Ты что мне мамочка?

- Чудак-человек! – Ефрейтор махнул рукой, пытаясь показать, как возмущен. – Я как лучше хочу. Ты из-за пустяка с бабой поссорился и сразу рванул заграницу. В следующий раз баба посуду откажется помыть ты, что на луну улетишь?
- Слушай, не лезь, а? – Аркаша начинал злиться и уже не  рад, что напросился в попутчики. Одному может и опаснее, но уж точно спокойней было бы. Теперь не отцепится наверняка. Аркаши и так муторно было, и так сердце билось бешено, как будто предупреждая о чем-то. Он поднялся и надел рюкзак.

Ефрейтор шел первым и не замолкал. Благо говорил шепотом, так что большую часть сказанного Аркаша не слышал. Да Ефрейтор и говорил собственно для себя. Просто его успокаивал собственный голос. На парня ему было наплевать, в общем-то. Да и на Светку тоже. Баба красивая конечно, но видел (и не только видел) и покрасивей. Ефрейтора звали на самом деле Иосифом, но он стеснялся своего имени, уж очень оно было жидовским. О чем думали родители, которые его так нарекли, он не понимал. Раньше всегда представлялся Иваном, а после армии отзывался охотно на Ефрейтора.

- И главное что ты хочешь доказать? – спросил Ефрейтор, когда они подошли к перекрестку. Он осторожно заглянул за угол и повернулся к Аркаши. – Ну, получишь ты вид на жительство? Она об этом даже не узнает. Почта ни туда, ни оттуда не проходит. Разве что знаменитым станешь, и тебя по телеку покажут, тогда она на тебя посмотрит, конечно. Если к тому времени в стране еще останутся телевизоры.

Они перебежали улицу, прошли квартал и увидели чей-то блокпост. Надо было обходить дворами. Хорошо, что дама заброшены, и людей не было видно.

- Вот меня ситуация в стране задрала. Власти наши, повстанцы хреновы, анархисты… Не такие как ты, ты спокойный, а те придурки, которые на черных машинах разъезжают, да сжигают все что не понравится. Жиды, которые на всем этом только богатеют.

Аркаша вздохнул. До этого он не подозревал, что Ефрейтор антисемит.

- Ефрейтор, ты, где евреев видел? Они все дернули из страны, еще во время революции. А когда восстания начались они даже из нашего города уехали.

- Кто-то может и уехал. А те, что остались мне уже вот где сидят, – он рубанул рукой по своей шеи и резко остановился, потянув Аркашу в кусты. Навстречу им шел человек. Ефрейтор тихонько присвистнул и зашептал. – Ты смотри, как одет-то. Плащик, туфельки – точно иностранец. И идет спокойно. Вооружен падла.

Иностранец действительно шел, не торопясь, и казалось, даже не смотрел по сторонам. К подобной беспечности, ни Аркаша, ни его попутчик, не привыкли. Большой город он от того и большой, что живут там много разных людей, а гражданские войны, революции и перевороты не способствуют культивированию беспечности среди его обитателей. Скоре наоборот. Осторожные себя чувствую лучше. Но беспечность иностранца оказалась мнимой. Как только тот подошел к кустам, он выхватил из кармана пистолет и крикнул:

- Выходить! Ви двое выходить!

Ефрейтор выругался. Ничего не оставалось делать, пришлось  покинуть укрытие.

- Зачем слидить за мной? – громко спросил иностранец. Аркаша переглянулся с Ефрейтором.
- Мы не следили за вами, - ответил Аркаша. – Мы просто спрятались, когда вас увидели, на всякий случай.
- Спрятались, ви бояться меня? – опять громко спросил иностранец. Аркаша подумал, что если он так будет орать кто-то подойдет узнать, что случилось. Но тот видимо успокоился и опустил  пистолет, и засмеялся. – А бояться вас! Ви бояться меня. Ви куда-то идти?

Аркаша расслабился. В принципе иностранцы, если не вояки, нормальные люди. Другой бы пристрелил на всякий случай.

- Мы в консульство идем, - ответил Ефрейтор.

- Консульство? Это хорошо. – пробормотал иностранец. – Ви хотить стать лицами беженец?

Ефрейтор кивнул и положил руку на лопатку, висевшую у него на поясе. Аркаша заметил этот жест и забеспокоился. Он все больше жалел о том, что решил идти вмести с Ефрейтором. И все больше боялся его.

- Зачем консульства? Глупо – консульство. Ви идти ко мне. Со мной. Я платить доллар, ви молодец – я платить больше доллар. Консульства идти нет. Консульство лагерь. Лагерь для больных. Выйти – нет, работать – да. Консульство глупо.

- А сколько платить будешь? – спросил Аркаша и подошел поближе. Иностранец так обрадовался, что даже не обратил на это внимание. Аркаша зажмурился.

- Платить много. Три сто долларс!- сказал он и получил по руке, которой держал пистолет. Иностранец взвизгнул и выпустил пистолет. Ефрейтор не теряя времени ударил его рукояткой лопатки по лицу и повали на землю. Аркаша, закрыв глаза и уши, опустился на землю. Ему было страшно. Утром день манил его своей неизвестностью, он сам казался себе рыцарям, который шагает за границы. А теперь… он слышал, как скулит иностранец, что-то лопоча по-своему. Он даже угадывал язык на котором тот скулил. Но ему казалось, что он попал в какой-то кинофильм из тех дешевых, в которых деревянные актеры делали вид что они крутые парни.

- Что в консульстве плохо, падла? – услышал он Ефрейтора. – Почему оттуда нельзя выйти? Отвечай! – звуки ударов, скулеж иностранца.

- Место для больных. Ви больные. Больные жить там, работать, не выходить пока не больные стать.

- Чем больные? Рассказывай! Если расскажешь, я тебя отпущу.

- Не знать! Я не знать! Я журналист. Точно не знать. Голова, больной голова.

- Ах, сука! Больной голова! – крикнул Ефрейтор. Иностранец громко заскулил, потом захрипел и затих. Аркашу била мелкая дрожь.

- Помоги, – сказал спокойно Ефрейтор. Аркаша открыл глаза и увидел иностранца. Это был не первый труп виденный им за свою жизнь. И не самое страшное зрелище выпученные глаза, буквально разорванное лопатой горло, руки Ефрейтора, покрытые кровью. Наверное, это менее страшно, чем мешанина тел на площади после расстрела демонстрации из пулеметов, или тело раздавленного гусеницами подростка, но тогда он был на той стороне баррикады, на которой находятся жертвы и свидетели. А сейчас, он сам стал тем, кто стреляет. Пусть даже у самого руки не в крови. Пока.

- Ты что застыл? Помоги оттащить его в кусты.

Они спрятали труп. Ефрейтор обыскал карманы. Нашел кошелек, набитый деньгами, прикольную маленькую фотокамеру, и какие-то мелочи. Все найденное он спрятал у себя в мешке, только пару сотенных бумажек сунул Аркаши.

- Вот и приплыли, – сказал Ефрейтор – Эмиграция наша накрылась медным тазом.

- Не надо было его убивать.

- Ты что тупой? Не слышал, что этот сказал, - Ефрейтор пнул труп, - нет никакой эмиграции. Попадем в лагерь, будем вкалывать.

- Только больные. Я здоровый.

- А я думаю им начхать больной ты или здоровый. Закатают за колючую проволоку. Действительно. Чем я раньше думал?  Нафиг Европе с нашими беженцами возиться? Придумали какую-то болезнь, запихнули всех в лагерь, заставили работать и только купону стригут, сволочи. Ну что будем возвращаться?

- Я пойду, мне некуда возвращаться.

- Нет, ты что действительно из-за бабы с ума сошел? Если хочешь, конечно, иди, тут километр остался, за двадцать минут дойдешь. Болезненно ты воспринимаешь то, что баба не дала. – Он сплюнул. Плевок попал точно в глаз трупу.

Аркаша мрачно посмотрел на него.

- Она дала. И не только мне. Она проститутка.

Ефрейтор посмотрел на него и заржал. Аркаша хотел бросится драться, но вспомнив о труппе, только сжал кулаки.

- Ты еще ребенок! Маленький ребенок! Ты что думал твоя Светка святая? Откуда святости взяться? Да все бабы в тусовке зарабатывают так. Им же жить на что-то надо! Ты что думал, они воздухом питаются? Или стихами твоими? Она с тебя деньги брала?

- Нет, – буркнул Аркаша.

- Так что тебе еще надо придурок? Если бы ты её кроме своих стихов, чего-то пожрать приносил, тогда бы и психовал. В общем, топай в свою эмиграцию строгого режима, а я обратно пошел, – он хлопнул рукой по рюкзаку. – Даст бог, проживу теперь.

Аркаша смотрел, как Ефрейтор, вскинув на плечо рюкзак, пошел обратно. Вот тут Аркашу посетила странная апатия, почти как в тот раз, когда он узнал о гибели отца и братьев. Ему захотелось лечь рядом с трупом и не вставать пока кто-нибудь не найдет его среди этой безжизненной каменной ловушки, в которую как-то незаметно превратился родной город. Но он не стал ложиться, а медленно пошел к консульству. Он прошел не заброшенные дворы, обошел блокпост и вышел на бульвар в конце, которого виднелась  бетонная стена с вышками. Тут его и нагнал Ефрейтор. Остановившись на секунду, он схватил Аркашу за рукав и потянул за собой.

- Не спи. Подростков помнишь? Там их папочки в полквартала от нас. Будем зевать, догонят и прощай не то что эмиграция, а и жизнь.

Они побежали. Появились преследователи, но, увидев, куда те бегут, остановились. Ворота были открыты. Рядом весела медная табличка, на которой было выбито на трех языках: консульство Организации Объединенных Наций, зона ответственности США. Аркаша остановился отдышаться. Из ворот вышли военные и обыскали их, однако ничего не забрали, даже деньги оставили, хотя и смотрели на крупную сумму долларов у Ефрейтора подозрительно. Пришел какой-то клерк и несколько раз спросил о цели, с которой они пришли сюда. Аркаша молчал, а Ефрейтор с непонятным пафосом отвечал, что хочет стать гражданином мира. Клерк не рассмеялся, а отвел их в сопровождении солдат в здание недалеко от ворот, привел их в комнату, раздал тетради и ручки, объяснил, что им необходимо пройти тест, в тетрадях вопросы, на которые необходимо ответить, чтобы решилась их дальнейшая судьба.

Вопросы Аркаше показались глупыми, и заключались, прежде всего, в просьбах описать свой взгляд на ту или иную политическую проблему в стране, о многих из этих проблем Аркаша никогда раньше и не задумывался. Особенно раздражало требование, чтобы в ответе было не менее 300 слов. После того как они осилили все вопросы, тетради забрали на анализ, а их заперли в комнату без окон. На полу были свалены матрасы, на которые они и легли спать. На следующее утро из камеры забрали ефрейтора. А Аркаша просидел в ней до обеда. Потом пришел тот же самый клерк и спросил, чем хочет заняться Аркаша в эмиграции. Тот пожал плечами.

- Ну что же, я вынужден вас немного разочаровать. Мы не можем вас прямо сейчас выпустить за пределы лагеря. Вам придется пожить в нем некоторое время. Вас обучат какой-либо профессии, вы получите работу, и будете получать зарплату. Это делается для того, чтобы подготовить вас и научить, как влиться в общество.

- Я чем-то болен? – спросил Аркаша.

Клерк внимательно посмотрел на него.

- Видите ли… это не совсем болезнь. Это вирус. Но  вирус психики. Давайте я не буду рассказывать все предысторию открытия. Все началось с того, что после массового потока беженцев в результате первых столкновений во время вашей революции в соседние страны, там тоже произошли маленькие, и не очень маленькие волнения. Когда ученные начали анализировать эти факты они пришли к интересному выводу. Вместе с людьми в эти страны проникали идеи, созвучные с идеями вашей революции и какой-то странный дух разрушения. Сначала этому не придали значения, но потом некоторые ученные проанализировали разговорную и письменную речь иммигрантов, и выяснилось, что она несет в себе некий закодированный код, который воздействует на человеческий мозг, определенным образом программируя его.

- Как программируя? Как компьютер что ли? – спросил Аркаша.

- Простите, не знаю, я дипломат, а не ученный. Насколько я понял из памятки, очень похоже. Любая информация, которую мы воспринимаем из внешнего мира, это кирпичик в нашу программу. В этой стране произошла странная аномалия и в ваши разумы проникла некая программа на саморазрушение, результатом которой стала революция и гражданская война. Поэтому развитые страны были вынуждены закрыть границу, чтобы прекратить распространение вируса. Были созданы демилитаризированные зоны, чтобы служить буфером, в котором будет проходить изучение вируса и лечения его носителей.

- И каковы результаты этого лечения? Кто-то покинул зону?

Клерк посмотрел на Аркашу.

- Я не стану Вас обманывать. За все время никто не покинул пределы лагеря для беженцев.

- А куда увели моего попутчика?

- У вашего попутчика интересные результаты тестов, он будет изучаться отдельно. Вы готовы подписать необходимые документы?

Жизнь Аркаши пришлось начать новую. Как он и хотел собственно. Через несколько в лагери появилась Света и они начали жить вместе, но как ни странно он не чувствовал удовлетворения или даже радости. А через несколько недель в лагери объявился Ефрейтор. Он спокойно пересекал границы зоны и набирал в лагере рекрутов, готовых бороться за закон и сильную власть. Однажды он подошел к Аркаше.

- Ну, привет! Как жизнь в эмиграции? – он засмеялся.

- Нормально.

- Пришел пригласить тебя в рекруты. Жизнь новую начнешь, может человеком станешь.

- Я не хочу, - ответил Аркаша.

- А кто тебя спрашивает? Я уже договорился.

- Ефрейтор, откуда у тебя такие привилегии? – спросил Аркаша, чтобы обминуть скользкую тему присоединения к рекрутам.

- А! Ты, конечно, ничего не знаешь. Тебе про вирус рассказывали?

- Да.

- Так вот я – штамм. У меня вирус мутировал, и, по словам ученных, теперь безопасен. Вот мной и решили лечить вас. Мне как ты понимаешь, этот вариант больше нравится, чем гнить в лагере. Тебе что, кстати говорил о том, как возник вирус?

- Ничего.

- Ха! Это нас европейцы одарили. Решили эксперимент провести, да заодно власть у нас поменять. А потом контроль утратили, чуть на них самих не перекинулось. Правда, смешно? А я у них теперь вроде вакцины. Полный карт-бланш.  Ну что собирайся.

- Я не пойду с тобой, Ефрейтор.

- Ты опять как маленький ребенок. Тебя никто не спрашивает. Не понял еще? Честно я тебя вообще-то убить хотел, чтобы ты историю с журналистом не растрепал. А потом вспомнил, что ты у нас поэт. Вот и решил к делу пристегнуть. Мне тут книгу написать надо, для распространения своих вакцинных идей. А с языком у меня проблемы, а ты у нас словом владеешь, вот и поможешь. Название я уже придумал: «Моя борьба». Ну, как?

- Такая книга уже была.*

- Да? Жаль. Ну, ничего, ты у нас талантливый, придумаешь что-нибудь…


*  "Mein Kampf"("Моя борьба") Адольф Гитлер.