Разговор в чистилище

- Штирлиц, вы не скучаете по тем славным временам, когда ваша форма штандартенфюрера СД давала вам неоспоримое право быть выше многих и поступать так, как вздумается?
- Мюллер, наши поступки диктовались логикой военной машины, лишающей нас права думать, нет?
- Вы утрируете. Вы как всегда перегибаете. Ну, зачем вы так? Ведь было что-то хорошее?
- Вам нравилось стоять над людьми? Хорошее было для вас власть, а то, что она держалась на крови, вас не интересовало.
- А что, сейчас и здесь власть уже не держится на крови?
- Везде и всюду так. Но в различной степени. Но есть разница между тем, что люди сами по неразумию своему убивают себя и тем, когда их на это толкают власть предержащие.
- Бросьте! Всякое глобальное дело реализуется ценой тех или иных жертв. Те, кто стоят в самом низу пирамиды, всё равно обречены быть послушным механизмом. Те же, кто находятся на вершине, делают политику. Внизу – средства, вверху – цели. Если цели высоки, то никаких средств не жаль. Цель оправдывает средства.
- Думаете? А если эти самые люди внизу пирамиды, они как раз и есть – цель, а мы с вами – средство?
- Рассуждаете как типичный красный. Я давно подозревал в вас русского резидента, но теперь, когда я точно это знаю, мне даже не интересно с вами спорить. Мы не поймём друг друга.
- Почему же нам не понять друг друга? Мы ведь оба – профессионалы, разведчики.
- Ни один из нас не разведчик. Я – контрразведчик, а вы – шпион.
- Тем не менее, мы сидим тут и вполне мирно беседуем. Знаете, почему?
- Почему?
- Потому что в чистилище нет ни белых, ни красных, ни коричневых. Есть только те, кто замарался.
- А вот вы тогда и скажите, Штирлиц, почему вы весь из себя такой хороший, сидите в чистилище? Почему же вы не попали прямой дорогой в рай?
- Сказать, почему? Потому что я был политиком, а все политики попадают в чистилище в лучшем случае, а в худшем – сразу в ад.
- Тогда почему я тоже попал в чистилище, а не в ад? Ведь вы же считаете меня худшим из худших? Что-то не получается у вас, Штирлиц!
- Рассматривайте это как небольшое везение, связанное с бумажной волокитой в небесной канцелярии.
- Но если я попал в чистилище, у меня есть шанс попасть и в рай, не так ли?
- Держите карман шире, Мюллер! Ваш транзитный билет в пекло не заставит себя ждать!
- Мне кажется, что вы мне всё же сочувствуете, не смотря на то, что всячески пытаетесь выказать неприязнь?
- Конечно, Мюллер. Нас так часто крутили по телевизору! Вы мне как родной, дорогой товарищ партайгеноссе.
- Вот и я говорю, во всем есть своя привлекательность. Я такой обаятельный злодей, что уже и не злодей вовсе.
- Пожалуй, под соответствующим соусом люди могут съесть любое дерьмо, и даже похваливать.
- Это я – дерьмо? Да как вы смели?
- Конечно, Мюллер, и вы – дерьмо.
- А вы?
- И я, Мюллер. Я же здесь, с вами.
- А за что вы всё-таки расплачиваетесь, Штирлиц, если не секрет?
- Никакого секрета нет. Я служил в разведке с семнадцатого года. Я – большой интеллектуал, умница, эрудит, художник, энциклопедист. И вот я, вместо того, чтобы придушить Сталина, таскался по разным странам и добывал информацию, которая, в конечном счете, ничего не дала. Ну, сорвал я переговоры этого чертова Даллеса с этим идиотским Вольфом. Ну и что? А нынче прибалты возводят фашистов в герои, а партизанов объявляют врагами народа.
- Да уж. У них есть своя логика. У каждого своя Правда. Спросите у Даллеса, и он вам скажет, что хотел заманить нацистскую верхушку в капкан, и затевал переговоры только для этого.
- В любом положении всегда можно что-то убедительное сказать в свое оправдание. Вопрос только – поверят ли тебе?
- А зачем вам, собственно, нужно было бы убивать Сталина?
- Эх, Мюллер! Да ведь он извратил идею построения социализма!
- А если бы вместо него пришел к власти кто-то ещё хуже?
- Например?
- Да мало ли кто? Вы бы хотели прихода к власти Берия?
- Избави бог!
- Хотели бы ускорить приход Хрущева?
- Ну, зачем же?
- Может быть, вы бы с большим удовольствием поставили на место Сталина Брежнева?
- Это моментально развалило бы страну.
- Ну, вам хотя бы нравится нынешний – этот Ельцин?
- Я что, по-вашему, с дуба рухнул?!
- А Горбачев нравился?
- Что вы, Мюллер, белены объелись?
- Может быть, вы хотите лидера вроде Жириновского?
- Ну, уж нет!
- Кого бы вы поставили к руководству России, Штирлиц? Можете ли мне назвать хотя бы одного достойно кандидата?
- Увы, не приходит в голову ничего достойного.
- То-то же! Вы занимались политикой, то есть борьбой за победу той или иной линии власти, а сами не можете назвать своей цели – какой человек у власти вас бы полностью устроил!
- Вот поэтому я и тут. Потому что мы, политики, занимаемся политикой, глядя не на перспективу, а на сегодняшний день. «Выше политики я ставлю только того, кто не желает им стать, ибо с каждым днём убеждаюсь, что этот мир не стоит того, чтобы тратить на него силы».
- Кто это сказал? Какой-нибудь русский?
- Нет, француз. Жан де Лабрюйер.
- Французы поумнели после того, как у них произошла французская революция.
- Вы издеваетесь? Ведь это сказано до неё!
- Значит, они не поумнели, потому что какой смысл, если твоя нация родит умных людей, а ты не прислушиваешься к тому, что они сказали? Что ещё он говорил этот ваш Жан де Лабрюйер?
- «Прийти к заключению, что иные люди не способны мыслить здраво, и заранее отвергнуть всё, что они говорят, сказали и скажут, - значит избавить себя от множества бесполезных споров».
- Это намёк?
- Да, Мюллер. Хватит спорить, давайте спать.