Океан одиночества, 28

12
Все зеркала лгут вам: за ними – выход в иной мир, который наблюдает за смертными. Проходя через зеркало, человек меняется безвозвратно. Он кажется себе той же личностью, но, увы, сплавлен из иного материала.
Марк знал, что прыгает в бездну зря. Его влек юношеский максимализм – не иначе. А рука ОКЕАНА представлялась обыкновенной указкой учителя, а не карающей силой. И если уж говорить без напраслины, эмир понимал, что за предупреждением последует наказание.
Что можно ожидать от брата, упоминающего в любом разговоре распятие? Пройти через боль полдела, а вот прочувствовать тоску предательства...
Когда воронка стала сжиматься и пропустила эмира в новое измерение, его ждало лишь дерево казни, но никак не лучезарный берег, запомнившийся по урокам божественного ОКЕАНА.
– Ведь ты мой сын в некотором смысле, – Эрикэ шелестом листьев прокатился по кроне и погладил юношу, распятого на бревне, вбитом в ствол, по рукам и груди, стирая сочащуюся кровь.  – Откажись от них! Забудь их! Я перестану являться Воинам Смерти и закрою входы в мой мир. Вы станете просто людьми... Вспомни, сколько страданий ты прошел из-за меня. И вот я исчезну, как мыльный пузырь. Пшик – и свобода. Не останется боли. Будет новый день для Империи, а ты встанешь во главе власти.
– Нет, ЭРИКЭ, не усердствуй, – Марк скорчился и попытался приподняться, чтобы глотнуть воздуха. Тело его прорезал жуткий всплеск боли. – Я буду молиться за Лили и Дарси. Я буду молиться за их жизни, так как моя закончена.
– Они предали тебя. Глупец! Они тебя оставили и упивались любовью... Помнишь, что ты лежал без сознания, помнишь, как я просил тебя повременить со свадьбой... – руки листья взмахнули непонимающе. – Только упрямец и недалекий человек, как ты, способен умереть из-за пустой идеи о всепрощении, не имеющей под собой никакой логики – из-за ложных друзей. Ты сейчас отдаешь концы, а рассуждаешь о вечных догмах. Будь, наконец,  мыслящим мужчиной или самцом, если не хватает рассудка. Тебя предали! Откажись от них и скажи, что готов их убить... Дерево отпустит тебя! Дерево принесет облегчение и выгонит безумные эмоции. Ты станешь больше, чем богом – ты сольешься с вечностью.
– Нет, я хочу, чтобы они жили. – Марк закрыл глаза и представил Лили, которую любил. Он ясно воссоздал голос, зовущий на помощь. Он точно знал, что ОКЕАН примет жертву казни и оставит в покое любовников, которых намеревается смешать с глиной земли. Следует потерпеть. Ради тебя, Лили!
Еще один вздох. Веки отяжелели. Тело налилось свинцом и поползло вниз –на гвозди. Казалось, теперь настанет конец... Дерево вздохнуло. Оно подняло юношу на руки и понесло в теплые воды, чтобы омыть от крови и согреть в звездной тишине и небесной манне. Дерево качало Марка, напевая колыбельные. Юноша смотрел на зеленые листья и солнце в их прозрачности, стараясь думать о Лили, но почему-то забывал лицо любимой, ее улыбку и даже голос. Потом он вспоминал ее имя, что вертелось на языке неузнаваемой песней... И испытывал волнение от того, что незнакомая девочка с красным пояском прошла через сознание, помахав рукой на прощание...
И вот нет ничего волнующего. Марк сидит на береге и смотрит на голубую даль, которая течет в обратную сторону от луны. Затем учиться говорить... Перебирает ножками и алюлюкает...
Эрикэ завернул младенца Марка в пеленки и поплыл к поверхности, где много молний преобразились в игривые змейки. Он вышел через черные створки и направился по длинным коридорам незнакомого дома на зеленой планете где-то среди  удаленной от Империи галактики. Шаги гулко отдавались в ночной тишине. А розовощекий малыш сладко спал на руках, полуоткрыв пухлый ротик, и не ведал ни о чем, что переживал еще час назад.
Коридор завершился дверью, за которой неярко горел свет и были открыты окна. Прохлада витала над кроватью, на которой лежала Октавва, находящаяся в коме. Ночник мигал, пытаясь разбудить бескровное лицо, но безуспешно. Даже сиделка в кресле не реагировала на сигналы огня.
Кто это хнычет в люльке? Эрикэ наклонился над кружевами и улыбнулся ребенку, как две капли воды похожему на того, что спал в его огромных руках.
– Проснись, – демон коснулся Октаввы, которая застонала и приоткрыла глаза, быстро моргая и не понимая, что происходит. – Я принес твоего сына. Слышишь, женщина! Очнись и возьми его, пока я еще не передумал и хочу ему жизни вместо смерти. А теперь прощай! Надеюсь мозги тебе пригодятся...
Он стал спускаться вниз по деревянной лестнице в холл, влекомый тихим пением на дворе, где горели костры, откуда доносился запах жареного мяса и где шел непринужденный разговор странно одетых людей. Они не обратили внимания на гостя, который приближался к кругом расположившимся повозкам и с тайным любопытством рассматривал незнакомых странников. Женщины в пестрых юбках, мужчины в широких штанах и жилетах, игривые дети, не спящие в неурочный час, когда ночь в самом разгаре. Цыгане!
Эрикэ хотел сделать шаг в тени, но его глаза столкнулись с немигающим взглядом женщины в кружевной шерстяной шали, которая встала от костра и спешно направилась навстречу мужчине. Темные волосы отливали красной медью, ноги путались в бордово-оранжевой юбке с оборками, грудь вздымалась под короткой кофточкой, завязанной бантом на животе.
– Хозяин, ты был очень добр, что не прогнал нас, – сказала она с улыбкой ангела. – Давай я тебе погадаю.
Взяв руку Эрикэ, цыганка посмотрела на открытую ладонь и долго молчала. Пальчики ее пробежали по линиям и остановились, словно не знали, куда следует двигаться дальше. Глаза внимательно изучили каждый изгиб и вернулись к лицу мужчины.
– У тебя очень странная судьба...
– Да, странная, – Эрикэ улыбнулся. – Как тебя зовут, красавица?
– Соффина, – гадалка не отпускала демона и продолжала рассматривать его. – Я видела тебя и раньше?
– Возможно, очень давно... Но я такого не помню, – пожал плечами Эрикэ.
– Ты прошел столько страданий и сделал столько зла, ты, наверное, устал?
– Да, я устал.
– Ты хочешь есть? Пойдем, я угощу тебя вином и бараниной... Там я расскажу, что тебя ждет...
– Пойдем, – он послушно двинулся за гадалкой, словно не видел более ничего вокруг. Вот они и встретились опять, встретились с милой Селестой. Пройдет каких-то восемь лет прежде, чем родится Лили, а пока нужно перестать думать о прошлом или будущем и превратиться в Батара, который разделит хлеб и соль странного народа под названием цыгане.

13
Лили проснулась с тяжелым чувством утраты. Ей снился Дарси и его предательство. Кажется, вечность назад губы любимого касались кожи, а пальцы рук сцеплялись, говоря о страсти. Дарси ушел. Он сказал, что любит Октавву, что цыганка – только развлечение, подвернувшееся под руку и возбудившее короткий интерес. Как же так получилось, что Лили отдала «медведю» себя, а он бросил несчастную ради беспринципной жизни? Мерзавец  утверждал, что любит сыновей больше, чем всех женщин мира. Он даже не защитил девушку, которая оказалась в его постели и осталась нагой перед целой толпой свидетелей, уличенная ревнивцем Кали. Дарси улыбался будто совершил грех с рабыней, не стоившей слез или раскаяния.
Теперь страшное утро далеко. Цыганка приподнялась и посмотрела на солнце, залившее огромную спальню, похожую на райскую поляну. Желтые розы и белые лилии, синие ирисы и розовый розмарин – благоухание подарка, преподнесенного самым настоящим мужчиной. Сегодня ему она отдаст себя без остатка, потому что никогда не найдет лучшего мужа, потому что уважает и верит лишь его слову с детской преданностью. А шепот матери Соффины о черной полосе позади – Дарси изгнан из Империи навсегда. Никогда он не посмеется над открытостью и любовью... Никогда!
Слезинка стекла по щеке, умиляясь красоте цветов и богатому убранству комнаты. Рука откинула одеяло, чтобы ноги быстрее подбежали к десяткам корзин, оставленных здесь невидимым женихом. Пусть он стар и некрасив, пусть слишком многое познал и суров – он ласков с цыганкой, как ни один человек не был ласков. Он милосерден и прям. Рыжий император любит Лили.
Девушка села на пол и вдохнула аромат роз, прижавшись носом к нежным лепесткам. Сердце ее тревожно застучало, не в силах избавиться от образа предателя Дарси, каждый день навязчиво являвшегося во сне и мыслях солнечным лучом, который освещал душу любовью и тайной тоской.
Я забуду тебя, говорил мозг. Я навсегда отброшу изгнанного и стану сильной, потому что превращусь из цыганки в королеву. А королеве легче отомстить. Знаешь, Дарси, однажды ты пожалеешь о том, что не увидел во мне больше, чем девчонку. Тебя распнут или четвертуют. Я даже не пикну – я буду, как будущий муж, крепким орешком, безжалостным и мстительным. Если, конечно, найду тебя, Дарси... А ты найдешься? Может, ты все-таки любишь меня? Ты не любишь, ты сказал, что я смешна.
Лили позвонила в колокольчик и побрела к зеркалу, где должна была надеть свадебный наряд. Всего минута гордости и вечность воспоминания о любимом. Королевой, цыганкой ли стать, из сердца не вынуть занозы. И волнение внутри – тук, тук, тук! Может там, за зеркалом, настоящая Лили, а здесь лишь отражение, которое наряжают и которому улыбаются служанки... Они станут и твоими рабынями через день после венчания и заключения брачного договора. Золото вплетается в косы, красный наряд с драгоценной вышивкой заслоняет все человеческое. А ты ведь мечтала лишь о клочке дешевой материи в лавке торговца. Ты видела себя в этом платье во сне и боялась... Но где? Кому говорила о сомнениях? Милое счастье, не ускользай! Там тебя обнимал незнакомый голубоглазый юноша с темными волосами, таким мягкими, как шелк или бархат. Его имя начиналось на «М», магически напоминая собственное.
– Милена, какая ты красивая, тишину напряженного воспоминания нарушил умиротворяющий голос супруга, ниспосланного небом для спасения от позора. – Пойдем, все заждались, мой ангел. – он сделал жест, чтобы на девушку накинули покрывало.
А невеста со странным удивлением посмотрела на протянутую ладонь высокого огненно-рыжего мужчины. Секунду колебалась и вдруг сама не зная почему улыбнулась, наполняясь его безбрежной внутренней красотой и одиночеством, которое он перечеркнул черной полосой судьбы.
– Я люблю тебя, – сказал император, и белые одежды его колыхнулись от порыва влажного ветра, принесенного с моря, а красные шаровары напомнили маковые лепестки.
– Я тоже тебя люблю, ЭРИКЭ! – согласились обманутые уста цыганки и потянулись навстречу ОКЕАНУ, укравшему у девушки целый мир.

...По темным мирам, по черным пропастям и горящим горам лежал путь к любимой. Не было надежды, не было знака, что она не забыла его... Он шел через тысячи препятствий и слышал смех! Смех умел говорить «Никогда!» Но Дарси не верил! Он хотел разбить обман и вернуть истину, которая бы уничтожила... ЗЛО.

По черным волнам одиночества,
Сквозь ОКЕАН времен,
Забыв прочтенные пророчества,
Скользит мой чахлый чёлн.
Я наклоняюсь над бездонностью
И вижу лики ЗЛА.
Средь них и я с моей безбожностью –
Спастись ты не смогла.
Ты рассекала одиночество,
Руками ты гребла...
Свое, чужое ли пророчество?
Порока... Страсти... Мгла!
Она никем не поглощенная
Как лица всех людей,
А лица злые и жестокие,
Как волны средь дверей!
И может, помнилось искрение!
На волнах лик любви.
Он окрыление, забвение –
Его не сберегли...
По черным волнам одиночества
Плывет мой чахлый челн!
Я не пророк, и на пророчества
Не хватит мне времен...
Но если будет озарение
И небо синь зальет,
Но если даль моя чернильная
Вдруг светом оживет.
И из пустого одиночества –
Из мрака пустоты
Родится новое, прекрасное,
Все сбудутся мечты.
А в ОКЕАНЕ одиночества,
Пытаясь утонуть,
Так трудно жить,
Так больно выдумать,
Что можно упорхнуть
И взмыть над темною реальностью
Безумно высоко,
Где свет, как явь,
Где все пророчества
Сбываются легко...

– Я люблю тебя, – закричал «медведь» горам, и ему ответило эхо.