Заметки 2004

         Пора, пора мне уже начать публиковать свои размышления. Думаю я, конечно, не очень часто. Точнее, часто, но что-то такое непонятное, что даже сам не понимаю, что. Так что мне особо дороги мои мысли, которые можно уложить в какие-то слова. Конечно, я не спорю, что читателям мои мысли не настолько дороги – читатели, они вообще редкостные балбесы и ничего никогда не понимают, но это их дело. Короче, вот.
15 мая 2005
 
Про традиционализм

Вот интересная штука – традиционализм. Или может это не так называется, а как-нибудь по-другому, но это не важно - поймёте меня, надеюсь. Возьмём, например, такое даже не знаю как сказать классическое стихосложение. Ну это когда всякие ямбы с амфибрахиями и рифмы повсюду – те которые строчка к строчке и те которые перекрёстные и те которые не помню как звать – обходные что ли, они ещё abba обозначаются. Не то чтобы это стихосложение было там плохим – мне некоторые стихи такие нравятся очень даже. Вот просто насчёт авторов интересно. Ведь пишут же специально так, а не по-другому, и ещё друг о друге могут такое заявить, что вот у него и ритм чёткий, и рифма замечательная – хороший поэт. Зачем такие обязательно ритмы с рифмами, я не понимаю. И без этого вроде стихи хорошие выходят. Однако пишут ведь, пишут. Я так понимаю, это заговор. Или сговор. В общем, все решили, что вот так вот писать надо и теперь друг на друга смотрят – этот вот всё прям идеально пишет, вот у этого вкривь и вкось да это вообще не поэт и что он сюда залез непонятно, а вот этот вот как Есенин. Можно как Пастернак или ещё там как-нибудь. Есенин и Пастернак это не то чтобы идеальный ямб с амфибрахием, но на этот случай тоже есть какие-то условия сговора. Я их не знаю. И это не только рифмы там с ритмами, даже на слова смотрят – вот это сойдёт, а вот так поэт не пишет, но про это ещё я потом может отдельно напишу.
Если посмотреть, что в прошлом творилось, то просто жуть берёт – ведь Ломоносов ещё писал в самом что ни на есть традиционном стиле, а он ещё раньше Пушкина был, а Есенин Пушкину даже во внуки не годится, как сегодняшний кто-нибудь Есенину. Тайны заговора – они передаются из поколения в поколение, может им даже в школе учат. А я вот то ли не был, когда рассказывали, то ли прослушал всё, то ли забыл. Я такой. В общем, не знаю я никаких страшных секретов, и никто мне видимо не скажет, что я пишу как Есенин. Правда, ямб с амфибрахием может и осилю как-нибудь, но что-то ломает. Да и там наверное посмотрят другие и всё про меня поймут.
17 января 2004

* * *

Не поеду я, видимо, в Финляндию

Вот, кажется, и накрылась моя поездка в Финляндию. А жаль. Я ведь вообще-то очень редко хочу куда-нибудь съездить. Не побываю я этим летом в Хельсинки и не увижу город моей мечты – Хяменлинну. Не поговорю я с финской студенткой Тиной Рантанен, что живёт на Фабьянинкату и даже знает русский язык. Не встретится мне призрак великого песнопевца Вяйнямёйнена, не поведает мне о происхождении воды и огня, земли и воздуха, железа и много чего ещё, не научит меня играть на кантеле, петь песни и писать стихи.
А ведь я, между прочим, ещё не написал ни одного стиха, от которого бы исцелялись раны, или строилась лодка, или вообще хоть что-нибудь полезное происходило. Из этого можно было бы сделать вывод об исключительной бестолковости всего, что я написал, если бы не другие поэты. Их десятки тысяч – я на стихире посмотрел. И ещё толпа прозаиков. Тут уж ни о какой исключительности и речи быть не может. Бестолковость, впрочем, остаётся. Хотя некоторым приятно было слушать и читать мои стихи. Значит, есть всё-таки какой-то толк.
Вот в Москву зато пожалуйста – каждый будний день с утра.
7 февраля 2004
* * *

Сейчас смотрел по телевизору по каналу Культура передачу про Зощенко. Особенно тронуло, конечно, когда рассказывали, что, когда он умер, его не похоронили ни на том писательском кладбище, ни на этом, а на каком-то обычном кладбище на букву С, кажется, - Сестринском, что ли – не силён я в географии. Как будто это и не писатель вовсе был, а обычный нормальный человек – такие вот гонения. И подумал я, что и меня ведь, наверное, не похоронят на писательском кладбище. И буду я доживать свои дни с этой прискорбной мыслью, подбадривая себя лишь тем, что иду по стопам Великого Писателя Зощенко.
На самом деле, этим можно даже хвастаться. То есть не после того, как похоронят, а заранее – вот я, непризнанный и гонимый, и с писателями меня не похоронят - и слезу пускать. Тут главное, не ошибиться – вдруг получу до смерти всемирную известность, и сделают мне памятник, где я сижу одесную Пушкина, а после смерти похоронят меня на писательском кладбище. Тут сразу все поймут, что что-то не так: вот, он же говорил, что непризнанный и гонимый, а у нас вся Москва в памятниках, и похоронили его как должно – обманывал всех, значит. Все памятники, конечно, тут же снесут, могилу разроют, труп достанут.
23 июня 2004
* * *

О художниках и людях

Я раньше всё думал, что обычные люди ничем не отличаются от художников, но сейчас понял, что был неправ. Вот например, если Бреннер выйдет на Красную Площадь и насрёт там кучу, то это будет искусство, а если это сделает обычный человек, то нет. При этом никаких особых различий между художниками и людьми нет, просто одни - художники, а другие – люди. Отличить их друг от друга можно, например, так: если кто-то насрёт кучу посреди Красной Площади, и это будет искусство, значит, он художник, а если нет, то просто человек.
23 июня 2004
* * *

Только порадоваться

Вообще, в природе всё-таки существует некоторое равновесие. Вот например, две недели не было горячей воды, но зато холодная была просто ледяной – в целях компенсации. Вроде как если чего-то где-то нет, то где-то чего-то много. Сейчас вот есть горячая вода, нет холодной. Горячая, правда, не кипяток – тут равновесие нарушается как-то, но этому можно только порадоваться.
23 июня 2004