Океан одиночества, 1

Океан одиночества

Часть первая
Фата-моргана
«Краешек судьбы, как яркое созвездие или мечта.... Полет и внезапное падение. Пестрота красок восхода, которая рябит в глазах, и белый туман, заслоняющий сознание. Лишь частью своей мы соприкасаемся друг с другом. Лишь на миг мы способны разглядеть лицо судьбы в потоке хаоса...»


1
Соффина проснулась от того, что разум повторял стук колес повозки, которая, не останавливаясь, тащилась по однообразной долине, покрытой мхом и уродливыми деревьями.  Солнце еще не взошло, но густой туман и светлеющее небо говорили, что путь от старой харчевни в пригороде проделан немалый. Седой извозчик дремал, продолжая держать в руках поводья плетущихся животных, и тихо похрапывал, словно боясь разбудить спящих на полу в шерстяном покрывале детей.
Соффина плотнее закуталась в цветастый платок, скрутила тугой узел из смоляных волос на макушке. А затем направилась к вознице, балансируя на дрожащем полу арбы. Черные глаза ее пытались разглядеть что-нибудь в снежном мареве... Мучительная боль растекалась в затылке и ударяла куда-то в сердцевину мозга... Что за глупость! Женщина села рядом с мужчиной и потянула из его кармана флягу со спиртным. Сделав большой глоток, прислушалась к жару пробежавшему в самое чрево и взяла из ослабших рук поводья. Лошади каравана беспокойно заржали... Ну, наверное, не слишком они долго путешествовали, чтобы проявлять недовольство? Чертов туман - таки на час другой заставит поторчать вблизи от дороги...
– Эй, слышишь, Батар, – громким голосом позвала цыганка кого-то из возниц позади, выпуская из рта струйку горячего тумана. – Батар, сворачивай! Мы заблудимся...
– Слышу... Достань там... – короткий пропуск. – ... и баранину.
– Что?! – Соффина накренилась вбок и прислушалась. – Повтори, пожалуйста!
– Вино и вяленое мясо барашка, яхонт ты мой, – отозвался мужской баритон. – Долго нам стоять... До рассвета!
Повозка заскрипела. Колеса разрезали траву и оставили позади черный след земли. Привал, долгожданный привал. Ноги сами попросились на твердую почву. Еще предстоит распрячь животных и устроиться где-нибудь у костра, а пока...
– Я пройдусь, – Соффина зашагала в туман навстречу отблескам, которые проникали сквозь густую пелену, словно пугливые зайчики. Может быть, здесь протекает ручей? Или даже река, но не слышно ни плеска, ни шума. Золотистый свет, как свет солнца, манит глаз, радует сердце... Женщина осторожно делала каждый шаг, как будто могла открыть тайну, что не доступна взору человека. По своей природе все цыганское племя... Но даже цыганам не чужды страхи и опасения...
Трепыхание крыльев. Соффина подняла голову и увидела птицу. Да, это она сверкала в тумане. Белоснежное оперение испускало свет, как пламя маяка. Голубь внезапно опустился и сел на плечо.
– Маленький, – крохотная головка потерлась о волосы и издала курлыкающий звук. Соффина поднесла руку к птице,  и когтистые лапки неловко вцепились в кисть. – Красавец, какой ты красавец! – в подтверждение ласковый голубь вытянулся навстречу, точно хотел сказать нечто важное. – Ты такой одинокий! Такой испуганный!..
Соффина пальчиком погладила оперение и внезапно услышала музыку. Не музыку гитары и бубна, а божественную, которую люди постигают лишь однажды. Запрокинув голову в небеса,  путница попыталась разглядеть искусного музыканта, но голубь вдруг взлетел... И яркое солнце, то есть его отражение, возникло в белом тумане,  указывая путь... Возможно, Соффине показалось, что перед ней ступени, возможно, в небеса не вела никакая лестница, а все только приснилось, но женщина пошла наверх, не в состоянии остановиться или повернуть обратно. Свет! Наверху был такой яркий свет! Белый голубь махал крыльями... Белый огонь ослеплял. Соффина прикрыла глаза ладошкой, увидев человеческую фигуру, и остановилась в нерешительности, потому что ноги ее перестали повиноваться и слушать приказы разума.
– Не бойся, дитя, не небеса ли тебе открылись? – голос был тихим , каким-то отрешенным подобием человеческого. – Прими данное, ты взрастишь мое зернышко и принесешь цветок на тайную планету, где ждет его судьба, а пока сомкнитесь уста, сомкнитесь глаза, забудь чело, забудь обо всем... – сверкающая ладонь протянула цыганке маленькое белое зерно и зажала у той в руке... – Прощай, дитя! Я буду ждать... Я вечно буду ждать расцвета...


Она, конечно, была шаловливым ребенком. Она ничем не выделялась среди других детей, испачканных, веселых обезьянок, которые любят побезобразничать, побегать, потанцевать и полазить в чужие карманы. Она была маленьким повторением всех цыган, которые остановились на постой в огромном городе, где сейчас проходила ярмарка. Первое свое путешествие девочка начала еще с рождения, и ее не удивляли  ни  космос, ни долгие переезды на старой повозке, которая всегда оставалась и достойным грузом, и средством передвижения по земле. За многие столетия законы табора не изменились, лишь добавилась возможность полета.
Девочка смело шагала между рядами, богатыми  овощами и фруктами, воровато засовывала в широкий карман шаровар  то яблоко, то семечек, то сладостей. Продавцы гоняли малышку от лотков. Их улыбки предназначались лишь достойным покупателям, а не к воровке из дурного племени, которая похожа еще на добрый десяток подобных ребятишек, снующих среди шумного и веселого базара, насыщенного ароматами мяса, животных, снадобий и тканей. Вот еще –  позволять грязным ручонкам трогать товар, который достается нелегким трудом. Все цыгане – воры, все цыгане – изгои.
Черные глазки остановились на богатом отрезе, что свисал с прилавка, видимо, именитого торговца. Золото и кровь сплелись в немыслимый узор. Взгляд невозможно оторвать! Вот это красота. Каких бы юбок нашила мать! Ресницы быстро захлопали, и вдруг кто-то взял малышку за плечо.
– Лили, красиво, да? – старый цыган отец протянул девочке бусы из разноцветных стекол. – Отнеси Соффине, да не потеряй по дороге, сорока! И кстати, – он внезапно присел, – что это ты тут одна бегаешь?
– Хочу! – надув вишневые губки, девочка указала на дорогую ткань, – Хочу купить! Хочу подарок!
– Ну, принцесса, мала еще! – он щелкнул капризулю по носу и слегка дал по заднице. – Беги быстро! Подрастешь, будешь одеваться королевой, – и покачал головой, когда дитя ринулось прочь, поднимая пыль и показывая вместо ответа лишь грязные розовые пятки.
Лили свернула за огромный лоток, который скрыл ее от придирчивого отцовского взгляда и, сев прямо на землю, взялась рассматривать красивый переливчатый бисер, играющий радугой в крохотных ручонках. Что, если одеть бусы на шею? Будет ругаться Соффина? Нет, она никогда ее не заругает... Она ее любит! Малышка шмыгнула носом, когда мимо пронеслась ватага местных ребятишек: мальчики в чистых белых рубашках и жилетах, в штанишках на заклепках, девочки в темных платьицах и накрахмаленных кружевных воротничках.
– Смотрите, что у меня есть! Смотрите! – Лили сорвалась с места и влилась в веселую стайку, как дикая птичка! – Вы даже не знаете, – она, как фокусник, извлекла из кармана целый арсенал богатств и подсунула под ошеломленные носы груду всяких мелочей: пуговиц, золотистых рыбок  из разноцветных камней, фигурок животных из костей, клубок нитей, мешочек золотого песка, парчовую тряпочку... – Смотрите!
–О-о-о! – выдохнула девочка с громадным бантом на затылке, в бархатном платье и кремовом переднике. – Что ты хочешь за вот этих рыбок? – она коснулась розового дельфина и зеленого карпика.
– Ой, какие прочные веревочки! – удивился мальчишка, – Предлагаю взамен монетку.
– И я! И я! – закричали остальные.
Лили широко улыбнулась. Она могла тоже заработать. Она купит себе кусочек необычной ткани. Простофили отдадут за пустяки карманные деньги, врученные на сладости. Обязательно отдадут. До чего же домашняя ребятня глупа! Цыганочка кидала денежки в бесконечные карманы, пока не опустошила свои тайники до конца, а внутри одежды не зазвенело.
– Слышишь, эй, слышишь, – Лили привстала на мысочки перед прилавком и оперлась ладонями на край разнообразных тканей. – Торговец! – позвала она широкую спину.
– Ну, что тебе, шавка? Я не подаю! – грозное лицо со здоровым носом вынырнуло из темноты и сверкнуло маленькими глазками. – Брысь от моего прилавка!
– Я покупатель! – девочка топнула ножкой. – Я хочу купить! Хочу!
– Ишь ты! Ну-ка, давай, не пачкай товар! Развелось вас тут! Иди отсюда, пока не надавал!
– У меня есть деньги... – упрямая Лили извлекла горсть монет из мешочка, который привязала к поясу. – Я заплачу!
– Уж не хочешь ли ты мне сунуть свой ворованный кошелек? – схватив  цыганочку за шкирку (какие у него были огромные лапы!), мужчина затянул ту в ларек. – Ну, что ты хочешь, маленькая ведьмочка?! Тьфу, чумазая! Что ты хочешь купить?
– Красную... С золотыми цветами! Вот это! – открыв рот малышка, смотрела на большой отрез, свисавший с потолка и достигавший деревянного пола.
– Посмотрим, посмотрим, – деловито взяв деньги, торговец высыпал их на огромный стол и быстро пересчитал. – Тут тебе даже на поясок не хватит, – задумчиво покачал он головой, а потом перебрал в руках бусы, что дал Лили цыган. – Если ты, конечно, добавишь украшение, то, возможно, на поясок потянет!..
– Я хочу больше! – девочка ощутила, как слезы подкатывают к глазам, но красный пояс, который достал из ниоткуда хитрый мужчина, оторвал ее от грустных мыслей. Из плотной ткани, с выпуклым золотым рисунком и медной пряжкой, расшитый бисером, он, конечно, был куда лучше всех веревочек, которыми подпоясывалась Лили. Черненькие глазки загорелись. – Да, именно такое... – девочка покорно избавилась от бус и сразу обвила в три обхвата свое сокровище, не заботясь, что скажет Соффине. Это было ее украшение, первое украшение среди дешевых безделушек, необыкновенно яркое по сравнению с обносками, прикрывающими гибкое худое тельце. – Какая я красивая, – звонко засмеялась Лили.

– Не туго? – Соффина ловко сплетала волосы дочери поутру, когда их повозка тряслась по сельской дороге мимо небольшого селения навстречу столице, что находилась на реке Сарана на южном материке планеты под названием Кара. Веселое представление на ярмарке прошло успешно, правда, крошка опять сделала глупость и сменяла  хрустальные бусы на дешевый поясок, но главное, что она жива, что незнакомый торговец не прибрал безобразницу к рукам (а Лили была просто красавицей, и на невольничьем рынке дали бы за нее немалую цену). Маленькая, сердце всякий раз расцветает, когда смотришь на пухлые щечки и красные губки, когда укладываешь непокорные кудряшки в узорную баранку на голове.
– Не сердись, – Лили обняла женщину и прижалась к пышной груди, – я больше никогда не стану так делать... Не огорчу тебя, мама! – тоненькие пальчики теребили пуговицу на открытой синей кофте женщины. – Пожалуйста, прости!! – напевно повторила она.
– Перестань, Лили. – вытащив из зубов заколку, Соффина скрепила прическу и опустила малышку на пол повозки. – Я не сержусь, отнеси отцу молока, – и мать покачала головой, вынимая из корзины младенца, который все это время кричал, и прикладывая его к наполненной молоком груди.
– Ты такая красивая! – восхищенно призналась девочка. – Когда я вырасту, то тоже буду матерью.
– Конечно, мое сокровище, конечно...
Беглого взгляда недостаточно, чтобы понять чувства ребенка, но Соффина, как никто другой, знала, как необыкновенна ее дочь, как она на самом деле отличается от остальных детей. Эти движения тела, эти изящные руки и лицо маленькой феи, эта пластика мыслей и небесный голос, – неземное создание, маленькое зернышко, которое подарил цыганке сам бог. Пусть рождение было тяжелым испытанием, теперь Лили есть, она живет и дышит, она способна многое познать и подарить миру. Подарить красоту, песни и танцы, радовать сердца, вселять надежду, быть свободной  среди этих бесконечных городов, быть любимой и единственной. Звезды манят вперед, красота расцветает бесконечностью... И, конечно, Лили будет любить... Тот, кто познает ее до конца, станет счастливейшим из смертных. Соффина отвела взгляд от дочери, вспомнив яркий свет. Соффина улыбнулась младенцу, уронила слезу, покатившуюся по упругой щеке, потому что было в пророчестве голоса что-то фатальное, потому что и сама женщина видела черную спираль, которая перечерчивала судьбу малышки... Уж лучше не знать, не знать ничего из будущего, не сравнивать его, не желать исправить, не надо знать!
Лили смотрела, как горизонт приближается, как растут стены города из пустоты, не в состоянии понять, почему маленькое становится огромным. Сегодня вечером цыгане устроят большое представление. Она тоже хочет смотреть, она будет собирать деньги у толпы, а после петь, именно тогда мать начнет свои таинства... Соффина знает нечто: она пугает или радует людей, называя их имена и рассказывая скрытые мысли... И люди верят, почему-то верят, а порою плачут, как дети. Огромный город завтра или скорее после завтра снова уменьшится и исчезнет, но пока... пока Лили ждет встречи с его жителями, чтобы разглядывать наряды, чтобы слушать их разговоры и удивляться, как так получается, что люди не похожи, что они все странные, с разными голосами и телами. Вот ведь отец огромен, а Соффина мала, а Лили и того меньше... Что она по сравнению с городом или небом? Что она по сравнению с той же лошадью? Как жалко, что она такая маленькая!

Пламя освещает площадь. Сплошная мистика огней. Очень странны здания, когда их углы окрашивает пламя: в глубине окон скрываются тени, стены из камня оживают и двигаются вместе с танцующими призраками, музыка расплавляется вместе с горящими факелами, пляшущими в руках жонглера, колокольчики бубнов играют в салочки, слышится звон монет и шум толпы. Действо, которое присутствует во всяком безумном воображении, представляющем праздник.
Лили так волновалась всякий раз, когда выходила в центр, когда звучала музыка лишь для нее одной, а многоликая толпа замолкала, не в силах очнуться, пока не затихнет песня. Вот и теперь, обкрутив вокруг талии красавец пояс, девочка тонкой веточкой выплыла на деревянные мостки, которые в спешки сбили мужчины-цыгане и, взмахнув тонкой кистью, запела... Может быть, голос ее не был крепок, но он сочетал в себе звуки сердца, которые открывали небеса и заставляли смертных слышать ангелов, небожителей и духов. О свободе, о красоте мира, о величии жизни говорила каждая строчка И каждая нота сулила мгновенья радости, подаренные бессмертным душам. Лили захватывали волны любви к сущему, к несбыточному, она уносилась в мир, в котором никогда не бывала, и видела нечто такое, что и сама не понимала. Она видела себя взрослую, такую светящуюся, такую воздушную, как снежинка, что падает на огромную ладонь вселенной и растворяется в ее глубинах. Эта ладонь, это чудовище, знало ее, это оно вкладывало в детские уста песни и вело табор по мирам, не давая остановиться, но, право, она и теперь оставалась свободной, и теперь, зная человеческую карму, о которой поведала Соффина, не считала себя рабой рока. Ей одной, цыганочке, принадлежал мир, данный правом рождения, даже если мир этот и очень плох, и грязен, и голоден. Ни за что не сменит свободная птица его на стены города! Никогда!
Золотые и медные, серебряные и жестяные, монетки посыпались под ноги крошки, с последним аккордом. «Спасибо, птица, спасибо, голубка!» – кричали зрители, – Спой нам еще, расскажи о любви, мастерица, давай, станцуй! Повеселее станцуй!» На призыв более взрослые цыганки взмахнули юбками, и толпа взвыла от восторга... Толпа забывает о тайнах быстро: лишь миг сознания – и мрак! За ним все просто, ничего не стоит объяснять. Жить легко, куда веселее, умирать – проще. Лили тихо сошла на землю, Лили отправлялась к шатру, в котором была ее Соффина, которая одна понимает и принимает все странности, что содержит в себе дочь.
Только в шатре оказалась лишь тетка Сара, укачивающая малыша матери и напевающая сквозь дрему. Чадила свеча, слышался шум за плотной материей.
– Мама, – тихо позвала девочка. – Где ты? Мама!..
– Она ушла... – отозвалась нянька со своей подстилки. – Ложись спать!
Ушла? Ночью в неизвестном городе, в бесконечной тишине и поворотах улиц можно заблудиться, встретить чудовищ. Зачем? Какие бесы манили Соффину от постоя цыган? Что за тайна в голове у женщины?
Лили преклонила голову на полотняную подушку и накрылась шерстяным одеялом. Глаза ее не смыкались ни на секунду, голова была полна сомнений и вопросов. Возможно, мать влюблена! Она очень красивая и совершенная, с божественной фигурой и длинными черными волосами. Красивая и опасная, – так говорят мужчины, когда обсуждают Соффину. Почему не влюбиться? Почему бы не полюбить ее какому-нибудь богачу? Тогда бы и ей, Лили, перепала безделица: бусы или обновка. Тогда бы можно было не стесняться выходить на сцену и гордо нести свою свободу.
Веселые крики под стать сомнениям мыслей вдруг стали воплями ужаса и безысходности. Праздник за пологом шатра сменился чем-то безобразным, как иногда утреннее небо затягиваясь грозовыми облаками.
Девочка испуганно высунулась наружу, и то, что она узрела, заставило бежать в неизвестность, лишь бы спрятаться. Огонь стал не огнями факелов, а пожаром, который взметался языками под копытами неожиданно появившихся всадников, что сверкали мечами и срубали головы беззащитных горожан, застигнутых врасплох. Толпа рвалась прочь, но с площади были перекрыты все лазейки, все тайные лестницы и входы. Цыгане сражались... Похоже, лишь они сражались за жизнь. Веселые лохмотья были против стали. С палками и вилами! Обветренные лица – против доспехов и забрал... Страх! Ужас! Ночь... Ночь прячет призраков, которые убивают, которые не щадят беззащитных, которые срывают у людей их личину мужества и обнажают беспомощность.
Девочка юркнула под ближайший камень в подвал – из темноты горели страхом лишь блестящие, полные слез глаза. Сколько раз Лили сталкивалась с жестокостью? Сотни, но столько крови, столько смерти она не видела никогда! Она не думала, что боль столь страшная. Вот вдали, на помосте, мелькнула фигура отца в холщовом, сшитом Соффиной одеянии. Он размахивал палкой уверенно и храбро, он перепрыгивал с места на место, он перемещался по стволам деревьев, стенам и ступеням, ведущим в дома. Он был храбрым воином. Боже!
Лили заплакала, когда его пронзил железный клинок. Она хотела броситься на подмогу, хотела разорвать на части каждого из убийц... Грязные ладошки прочертили на лице разводы горя, утирая соленые капли. Почему? Почему? – спрашивали глаза. – Почему все так? За какие провинности? Но страх и боль не останавливают смерти, разогревая ее нутро, а не гася.
Черный всадник внезапно остановился у самого камня, где таилась девочка. Заржало разгоряченное животное. Оно ударило копытом, и мелкие камешки вкупе с пылью посыпались прямо на Лили, вызывая щекотку в носу. Только не чихнуть!
– Кончайте их! – грубый, низкий голос из преисподней. Обладатель его - убийца. Убийца совсем рядом. – Давайте же, надо спешить!
– Ты уверен?!– другой страшный мужчина приблизился и шагнул на лестницу. Кожаные сапоги с золотыми вкраплениями загородили площадь. – Все ли мы взяли?
– Цыгане мертвы!.. Горожане посчитают, что произошла потасовка, и остальных они прибьют сами... Набивайте тюки – и в путь!
– Ты поистине стратег. Тогда мы уже в выигрыше.
– Да, мы в выигрыше... – голос подавленно замолк. – Собирайтесь, рассвет не за горами... И путь неблизок...
Эхо! Лили зажала рот ладошкой, но в шуме ее писк не был услышан мерзавцами. Спасибо, Всевышний! Спасибо! . Они не заметили ее!
Огромное животное медленно двинулось через площадь. Его всадник прямо сидел в седле. Лишь поверх черного, разорванного плаща струились масляные грязные волосы... Волосы пожара, волосы из кошмара, волосы, вызывающие ненависть.
– Вперед! – скомандовал незнакомец и повернулся в профиль. Свет озарил лицо. Лили запомнила его каленым железом. Она запомнила навсегда этот гордый длинный нос и смелый подбородок, эту насмешливую линию губ и оранжевые волны до мощных плеч. Месть! – забилось сердечко. – Отмстить за убийство! Отмстить!..

Сердце беззащитно. Дитя так мало в сравнении с целым миром! С утром приходит прозрение. С рассвета начинается любой день. Лили видела перед собой остатки былого: клочки веселья, смешанного с кровью. Видела, как проблески окрашивают темноту голубизной. Девочка не решалась вылезать из укрытия, боясь решения судьбы. Огромные стены пугали тишиной. Город словно умер и превратился в руины. Наверное, все города так умирают: их уничтожают и жгут! Теперь придется сидеть здесь до самого конца. Теперь придется вечно видеть трупы... Лили зажмурилась что есть мочи, вся сжалась. Она испустила из своего прикрытия такой вопль ужаса, что как бы повторила прошедшую ночь в нем. Возможно, именно этот шум и привлек внимание...
Послышались шаги и чьи-то руки потащили девочку наружу, на солнечный свет. И хотя солнце принесло тепло, тело выжившей дрожало, а кудрявая головка все твердила, что наступает смерть.
– Я нашел ее, – голос мальчишки, не воина, отрезвил горячую голову, почти вернул к жизни маленькую птичку, – Соффина, вот она!
– Сокровище мое, – мягкие материнские объятия казались раем. Лили еще не решалась отмкнуть век и вдыхала знакомый с детства запах молока и меда, которым благоухала женщина. Девочка так вцепилась в ткань блузы, что ни одна сила не оторвала бы ее от Соффины. Мир стал комком боли об убитых: лишь красные брызги остались в коротких картинках памяти.
– Успокойся... – ласковая рука мальчика, его лицо сквозь щелочки едва открытых глаз. Может быть, ангел спустился с небес спасти простую смертную. Он пожалел и простил, что она цыганка, что все они цыгане. – Мы спасены, мы убежим... Где ваши вещи, Соффина?
– Там, подбери что-нибудь, поспеши, пожалуйста... Пожалуйста, – слезы капнули на волосы малышки, которая широко распахнутыми глазами проводила человека, пришедшего с матерью. Невысокий, светловолосый, изящный отпрыск богов, не иначе.
Он сновал среди трупов, забрасывая на телегу вещи,  принадлежащие «никому». Ноги в серых, некогда белоснежных брюках, дорогие поношенные сандалии, цветастая цыганская рубашка и вьющиеся золотые локоны создавали впечатление незавершенности или даже несочетаемости. Юноша запряг лошадей быстрее ветра, а потом, резво стегнув упряжку, поехал прямо по побоищу, не обращая внимания на мертвецов. Соффина запрыгнула в спасительную арбу уже на ходу, держа Лили под мышкой, как какую-нибудь куклу. Она не рыдала. Она была красная, словно рак, несчастная, но сильная, впрочем... Девочка еще раз взглянула на побоище и вспомнила младенчика Лонара, вечно висящего на материнской груди, братишку шести лет, румяного Арви... Смешалось и прошлое, и будущее, которое стучало копытами в спешке собранной повозки, промчавшейся через ворота города, не очнувшегося ото сна и забравшего цыган и обычных жителей в смертельной схватке.
А потом пришел новый день. А потом пришло горе и страх, и одиночество, и даже бессмыслица судьбы. Жизнь перевернулась, как иногда холодный день разогревает солнце, превращая ледяной ад в жаркую боль. Горячее олово нищеты на троих.

Его звали Кали. Он явился из неизвестных миров и часто рассказывал Соффине страшные истории о том, как оказался здесь, в этом времени, в этот час, когда разбойники учинили расправу. Повозка тряслась по дороге, чертя на глине глубокий след после дождя. Было в небылице нечто зловещее, нечто отталкивающее и завораживающее. Лили слушала, открыв рот, на полпути от рта оставив кусок хлеба, выданный матерью, и расплескивая молоко в глиняной крынке, которая покачивалась в руке девочки. Глаза так и сверкали, пытаясь впитать каждое слово.
– Страшная буря, – юноша накинул разорванный шерстяной балахон, убирая волосы в широкий капюшон, – я оказался в страшной буре, когда мои братья отправились спасать красавицу сестру и посетили черную землю, уничтоженную великой силой. Несколько часов назад я был просто бардином, а теперь изменилось без остатка каждое мгновенье. Широкие равнины, усыпанные пеплом, холмы и мертвая башня встретила наш отряд к ночи. Мы все отправились сюда, потому что считали, будто умнее и отважнее других смертных. Мы шли сюда, чтобы убивать друг друга из-за денег и проклятой силы, но сила сама играла со своими принцами, как кошка с мышами, попавшими в мягкие лапы смерти.  Остались в былом богатство и нега, которые меня сотворили из каких-то нелепостей, ибо я считал себя величайшим из смертным, принцем, который живет в роскоши... Я помню, я хотел, чтобы я погиб за других, я, наверное, был самонадеян... Ринулся вперед, в эти красно-черные стены первым, и буря подхватили глупца, как пушинку... Вспышки... Кругом сверкали вспышки. Молнии, которые пронзали пространство. Разбивали меня на части и складывали, закручивая в неизвестность... И вот я стоял на башне где-то вдали от маленького отряда, что крался по коварной земле. Ветер бил волосы и шел дождь... Я так испугался, я просто сходил с ума от ужаса. Неужели здесь ответ на мои вопросы о будущем?.. Буду ли я властителем? Буду ли первым? Эгоистичный мальчишка... Неведомая сила показала мне, что мой отец – убийца собственной матери... Представляешь, Соффина, мой отец убил мать. Убил, потому что однажды кто-то сказал ему, что она Зло... Что от нее все беды. Он был просто сумасшедшим! Он... ты не можешь представить, как деньги, как эта власть уничтожает людей! – ярко-голубые глаза сверкнули. – Власть – вот настоящее зло. Из-за нее уничтжают любовь. Тогда я думал, что свободен, но нет, я был скован, я зависел от ЗЛА, как младенец, не представляющий счастья... Странная долина лишила меня спокойной роскоши и кидала из времени во время, из прошлого в будущее и обратно, унижая и даруя спасение за спасением... Зачем? Зачем, спрашивает каждый человек, когда хочет понять, для чего он существует. Это стало мне ясно, когда, выдержав предательство от самого себя и подвергнувшись  истязаниям в рабстве, когда собственные братья продали меня, я оказался в ангаре на заброшенной планете и увидел, как звездные корсары сжигают девушку, что болталась на столбе... я увидел свет в ее глазах. Я понял, что никогда не оставлю ее больше... Никогда!