Я ничему не удивлялся

Мы подошли к кладбищу.
-Только ничему не удивляйся, - шепнула мне Светка, - Слышишь? Ничему!
В моем далеком детстве я боялся кладбищ. Они пугали меня своей буйной растительной жизнью и облупленной краской на металлических крестах. Краска отваливалась как кусочки плоти, обнажая ржавые куски, гниющего железа. Наверное, я боялся кладбищенской гнили - слишком буйно я цвел в те далекие годы.
На еврейское кладбище я не ходил вообще. Оно было далеко, да и тогда все еще были живы. Потом я уехал из этого города. Потом из страны. Потом страна умерла…
-Только ничему не удивляйся…
Еврейское кладбище теперь начинается крестами. Прямо за входом. Там, где висит странная табличка: "Самовольное захоронение строго запрещено".
Я ничему не удивлялся.
- Если запрещено, - спросил я свою родственницу, - значит бывает?
- Бывает, - ответила Светка.
- И что тогда?
- Выкапывают – ответила Светка
- А потом?
- Закапывают, - ответила Светка
Я ничему не удивлялся.
Могил с крестами на еврейском кладбище пока еще меньше безкрестовых. Пока. Еврейская история этой страны ушла в землю. В землю с буйной растительностью…
Я ничему не удивлялся…
В конце концов, мы сами оставили наших мертвецов. Мы их не предавали. Мы их просто оставили. Кто знает, что они думают о нас, в окружении ажурных решеток и крестов с облупившейся краской?
Мы избрали другую жизнь. А эта страна имеет право на свою смерть.
Которой она теснит нашу.
Я ничему не удивлялся…
На крестах было слишком много молодых лиц. 1960…1968…1975…1980…
Страшные годы рождения для весеннего кладбища 2005 года.
- Почему? - спросил я у Светки
Она пожала плечами.
- Чернобыль…Пьют… Раньше еще армия… Тогда еще советская…. Теперь не так… И вообще… У нас ведь после пенсии не живут. А до пенсии не доживают..
Я ничему не удивлялся…
- А почему так много людей вокруг? Живых…И все что-то моют, красят?
- Так Раданица скоро.
"Раданица," – повторил я про себя. – "Раданица. Радость.. От смерти. От встречи. От памяти"
Буду радоваться. Здесь мои дедушки, бабушка, тетки и дядьки. Здесь мои костяные хромосомы и черепные гены. Здравствуй, мое детство!
- Светка! Это же дядя Марик! Когда?
- В начале года. А ты не знал? Он хорошо умер. Просто упал. И сразу умер.
Дядя Марик любил Окуджаву и Василия Белова. Он мне советовал Астафьева и Бондарева. Дядя Марик говорил, что надо читать хорошую русскую литературу. Я поставил ему Макаревича. Он тогда засмеялся…
Василий Белов может спать спокойно. Его трепетный еврейский почитатель уже полгода спит спокойным сном. Вечным.
"Здравствуйте… Это Вы, тетя Фрида? Да, это я – тот самый маленький мальчик, который рассказывал Вам о цыпленке. Помните, Вы потом вспоминали о нем всю жизнь? Всю Вашу жизнь… Я, тетя Фрида, сейчас уже могу Вам признаться… Здесь, на кладбище… Вы мне всегда нравились. Вы мне всегда потрясающе нравились! Я даже помню Ваше красное бархатное платье и туфли на высоком каблуке. Я помню – Вы учились в Ленинграде, работали учительницей и жили по-соседству. Вы мне нравились. Но, признайтесь, тетя Фрида – Вы же тогда были старухой. Ведь так, тетя Фрида? Сколько Вам тогда было? 40? 45? Ну да, старухой! Как Вы шли в свою школу! Как красное платье облегало Вашу фигуру! Какая у Вас была прическа! Тетя Фрида, Вам там не мокро? А у нас в Израиле почти не бывает дождей, тетя Фрида… Я не смогу быть Вашим соседом, тетя Фрида. Уже никогда не смогу. Я на другом конце Земли. А Вы в земле."
" Дядя Петя!!!??? Здравствуйте, дядя Петя! Уже 5 лет… Вы были главным инженером… Я тогда не знал чего… Просто главным инженером. И по субботам играли с папой в преферанс. Нет, папа жив, дядя Петя. Нет, в преферанс не играет. Он в жизнь играет, дядя Петя…А я делаю вид, что у него получается. Он никогда не проигрывал? Ну хорошо – назовем это ничьей.Ничей."
" Боже мой! Тетя Клара!!! 8 лет! Красавица тетя Клара уже 8 лет???!!! Здравствуйте, тетя Клара! Нет, я приехал издалека. Там, далеко, в Беэр-Шеве живут Ваши внуки, тетя Клара – Леня и Лена. Нет, я их не видел. Нет, тетя Клара им уже не по 5 лет. Они уже после армии. Да, тетя Клара, и Лена тоже. Так у нас принято. Я позвоню, тетя Клара! Я обязательно позвоню!"
Я не позвонил.
" Здравствуйте, Роза Ильинична! Да, я помню: жи, ши пиши с буквой и.
Как же так? Вы же такая молодая?! Ах да, мое детство ушло! Знаете, Роза Ильинична, я уже давно не маленький мальчик с большим портфелем. У меня сын. Давно. Он в школе, сейчас. Наверное… Я не знаю в каком классе. Вы не поймете все равно, Роза Ильинична. У них это называется "кита вав". Нет, Роза Ильинична. Это ему не нужно. Он не пишет по-русски. Так получилось, Роза Ильинична. Простите!"
"Не может быть! Светка, это же Любовь Елизаровна! Она меня лечила. Она лечила весь наш микрорайон. Здравстуйте, Любовь Елизаровна! Ну что Вы, какой там аппендицит! Уже и шва-то почти не видно. Нет, Любовь Елизаровна, я сейчас уже по-крупному... По-взрослому…Все прошло, Любовь Елизаровна. И уже не болит. Нет, это не сердце. Вернее, сердце. Но оно болит не от боли… А где сейчас Ваше сердце, Любовь Елизаровна? Вы думаете? Я тоже в это верю, Любовь Елизаровна. Ой, а там кто? Прямо за Ваше могилой? Борис Тимофеевич? Не может быть!"
"Здравствуйте , Борис Тимофеевич! Нет, я уже не пионер. Да и Вы не директор Дворца Пионеров. Я знаю… Я видел… Он погиб, Борис Тимофеевич. Он взорвался в 5 автобусе на улице Дизенгофф в Тель-Авиве. В 2001 году. А Вы и не знали? Ах да, Вы же раньше….Все прошло, Борис Тимофеевич. Я не знаю, только не в моей стране , не в нашей бывшей уже нет Дворцов Пионеров. Хотя дворцы встречаются. Вы ни в чем не виноваты, Борис Тимофеевич… Скорее я."
"Здравствуйте, тетя Сарра! Нет, мама жива. Она в Израиле, тетя Сарра. Ну что Вы, тетя Сарра, конечно помнит! Очень хорошо помнит. Это же было так давно. Она хорошо помнит, что было так давно. И не очень хорошо, что было так недавно. Нет, тетя Сарра. Она уже не бегает в босоножках. Жарко у нас там. Да, тетя Сарра… Вы не ошиблись. Ей уже за 70. Да, я помню. Вы моложе. Вам 44. Навсегда. Мама Вас расчесывала, когда Вас привезли из Москвы. В цинковом гробу. И все время плакала. И говорила - такая молодая, такая молодая… Я не понимал тогда, тетя Сарра. Увижу, обязательно увижу, тетя Сарра! Передам…"
" Тетя Соня Рабинович! Как Ваш остеохондроз? Уже прошел? Уже все прошло, тетя Соня? Все проходит, Вы говорите? Нет? Ах, все уходит! Я плохо слышу, тетя Соня. Нет, она в Америке. Я ее не видел, наверное, 25 лет. Я позвоню… Обязательно позвоню"

- Светка… У меня кончаются силы. Я не могу больше. Мне кажется, я топчу свое прошлое. Свое детство. Себя. Я не смогу дойти до дедушек и бабушки. Не сегодня, Светка. Не сегодня. Давай прийдем завтра.
- Завтра Раданица. Православная. На кладбище будет много людей. Живых и пьяных. Можно и по роже схлопотать.
- Хорошо, Светка. Прийдем послезавтра. Послезавтра мы же не схлопочем по еврейским рожам на еврейском кладбище? Раданица ведь закончится?
… Я уже ничего не понимал…