Манифест критика

     Преданный своему делу критик выделяется особенным видом беспощадности. Препарируя лучшие образчики избранного жанра, он зачастую доходит до нелепой стадии, когда отзывы на стóящие произведения начинают выглядеть едва ли не хуже собственных рецензий на откровенный лубок. Среди шутников и писателей принято увязывать эту закономерность с завистью; и раз уж повелось считать критиков писателями несостоявшимися, то количество выделенной желчи должно, видимо, соответствовать степени состоятельности исследуемого писателя.
     На деле так происходит оттого, что хороший критик должен быть к лубку равнодушен. Критик ещё в детстве разобрал до шурупов всякую попавшую ему в руки безделушку, так что сейчас наблюдает с ледяной очевидностью грустную банальность пары шестерёнок и тросика, движущих очередного голема; не нужно и под кожух заглядывать. Поэтому рецензии пишутся на двух эмоциях — скуке и усталости,  а итоговая оценка отражает не столько достоинства произведения, сколько удовлетворение перед окончанием постылой работы.
     Правила игры просты: можешь ли ты, критик, разглядеть секретную пружинку, ключик; сумеешь ли понять произведение как сложный механизм по выполнению воли автора. Не спешите с обвинениями в чёрствости и бездушности, — такое виденье — не сила и не слабость критика, это его проклятье. За расчленёнными трупами произведений искренне трудно увидеть цельное, образ которого вдохновлял писателя; все эти суставы, сосуды и сухожилия слишком дурно пахнут. Как это может сравниться с вынесенным из детства наивным ощущением тепла и смысла существования? потому что критик тоже человек и даже вдвойне, — он должен особенно трепетно цепляться за то редкое неприкосновенное, что удержалось в бесполезной памяти. И если автор дотрагивается до этой струны в душе критика, переживание приближается к религиозному. Тем больнее бывает возвращаться к реальности и замечать в декорациях Эдема нестыковки; какие хищники в раю? как можно додуматься сделать древо познания грушей? и критик ожесточается и извлекает топор. С большого автора больше и спрос; воруя огонь всегда нужно готовиться к распятию. Никто и никогда не вспомнит мучения автора, который, точно так же, как и критик, пытался сохранить свой кусочек незамутнённого аутентичного.
     Впрочем, настоящий критик не думает обо всём этом вслух. Он просто оплакивает несостоявшийся шедевр.