te hominum...

  Лев издыхает.  Готовься  к худшему.
Из письма  Прево столицы королевства  бальи округа  Аргасон.

Гош   два дня пробирался в Аргасон.    Староста  был уверен, что подлец, похитивший  его сестру, мог направиться только в большой город.  Пасынок  кузнеца с самого детства питал странные чувства к  Амалии. Теперь же этот негодяй   забрался ночью  в дом их отца и выкрал  девушку.   У старой таверны  на окраине Аргасона Гош  потерял  след обидчика.  Купец, с которым  сбежавший  ехал  по большаку,  спросонку рассказал здоровяку  крестьянину  о том, как встретил   пару  у   небольшого ручья.  Девушка  была настоящей красавицей,  ее вороненые косы  нельзя было спутать ни с чьими другими.  Гош бросился  за  похитителем.  Днем и ночью по большаку ехали  телеги, скакали всадники,  порой просто шли   пешие путники.  Все на запад. Все от реки.
 С рассветом, спустя один удар колокола после открытия ворот   молодой крестьянин подошел к воротам.     На него не обратили внимание. Стража была  слишком занята потоком  торговцев.  Постоялый двор «Синяя птица»  был первым попавшимся  Гошу  зданием.  Он был набит до отказа.  Как раз в тот момент, когда парень подходил  к низенькой приземистой двери    оттуда выскочил коренастый малый  с охапкой  какого-то темного полотна. За ним гналось несколько человек. Они выбежали  следом и  с криками  и руганью.  Парень был куда быстрей и явно ушел бы от преследования, если бы не Гош. Он преградил вору дорогу,  тот от неожиданности  не успел отреагировать на новое препятствие  и, столкнувшись   с крестьянином, рухнул в грязь.  Люди из таверны подоспели  на удивление быстро. 
-  Попался,  гад… - прошипел  один из преследователей.
- Кого это вы здесь поймали? – послышался  высокий голос со стороны собравшейся уже толпы.
 – А, сьерр капитан,  это вы… -  главарь преследователей небрежно кивнул.  – Мы поймали  вора. Пора наказать наглеца.
-  Стража!
 Из толпы показались трое  молодцев в серых куртках.
 - Обоих воров в башню.
- Обоих? - переспросил  главарь.
- Да, второй, этот   крестьянин сообщник первого. Или я не прав?
- Ну, я не знаю, сьерр. Может, конечно, и так. Мне откуда знать-то…
- Взять обоих!
Гош даже рта открыть не успел. Один из стражников успел зайти сзади. В глазах потемнело. Он потерял сознание.
Капитан вместе со стражниками, что волокли арестованных,   направился в сторону  тюремной башни.

- Вот треснул бы тебе по башке еще разок, чтобы не лез, куда не следует, да толку от этого, как от козла молока…  - услышал над  собой Гош, когда очнулся.
Крестьянин смолчал и огляделся.   Вместе с тем самым вором он оказался в высокой тесной комнатке, в которой почти не было света и   с потолка   капала вода. Одним словом – каменный мешок.
  Из-за стены слышалась постоянная беготня и шум.  Скрипели двери других камер.
- Ого, похоже,  горсийцы  будут здесь быстрее, чем  думают  на улицах, если  люди  бальи   выдергивают   из камер народишко с такой скоростью.   Вот палачи-то резвятся… - малый согнулся и засмеялся странным скрипучим смехом, больше напоминавшим истерику.  Разговор с тем,  по чьей вине   он оказался в башне, явно успокаивал   болтливого парня.
Если бы не  эта их  спешка,  я мог бы и сбежать… да ты, похоже, и не знаешь ничего, деревенщина.  И чего ты попался у меня на пути.   Стоит обчистить какого-нибудь толстосума, спешащего смотаться из города, как    под ноги попадаются разные там…  Горсийцы   будут под стенами Аргасона   со дня на день,  королевские солдаты не придут,  наш король  стар, как  тысячелетний пень, что  торчал в саду  у моей мамаши.  Бальи с прихвостнями  готовится сбежать. Еще бы, при Раймонде II Льве он  в почете,  судья  богатейшего города восточных провинций, братец  этой столичной свиньи -  Прево  Ансельма.   А вот, что будет, когда   на трон взберется   подкаблучник  Жуан со своей горсийской женушкой-ведьмой.  Кесарь Великой Горсии  только и ждет известий о смерти старого короля. Его  головорезы уже  стоят у самой границы.  Скоро они займут переправу.  И тогда…   вот  одноглазый  и торопиться раздать всем то, что обещал. Кому петлю на шею, кому.… Да что я тебе все это рассказываю, ты деревенщина. 
Крышка каменного колодца открылась, сверху спустили  лестницу. 
- Оба, наверх, быстро!

Суд был скорым. Заявления  Гоша  и том, что он ничего не крал, и  в городе оказался совсем по другой надобности,  особого эффекта не имели.  Безымянный вор  промолчал.  Он отчего-то косо посматривал на  стражу,  тихо насвистывая какую-то мелодию. При всей скорости нужно было все же хотя бы сказать «виновны»,  однако   через боковую дверь  на площадку двора, где сейчас разом судили дюжину  заключенных,  и тут же стояла виселица,  выбежал  запыхавшийся воин.  Он  передал что-то  стоявшему  неподалеку капитану. Тот переменился в лице  и  бросился  к выходу.  Следом направился, забыв о приговоре, и судья.  Немая сцена так и  застыла.  Несколько стражников окружали на пустом дворе дюжину людей в грязных  одеждах.  Палач  скучал у виселицы.

-  В двух милях  к  северу проскакал королевский гонец. Он направился к переправе.  Мои люди не смогли его перехватить.
Бальи   стягивал с рук шелковые перчатки.
- Что это может значить? Он уже умер?
- Если, так, то как только кесарь Михаил   узнает об этом, горсийцы займут переправу и пересекут границу.  Сам  Михаил командует войском. 
- Еще бы, ведь  Аргасон  был обещан ему  в обмен на брак Жуана  с этой ведьмой-Анной, его дочкой. А вместе  с ним и вся торговля по Рине, вся восточная торговля.
Бальи  наполнил кубок вином и осушил его залпом.
-  Надо же было так провалиться, теперь Жуан с Анной  раздадут восточные провинции кесарю и северным князькам.  Почему Ансельм не помешал этому браку!
 -  У нас мало времени, мы должны быть готовы. Дорога на запад забита. Даже если я прикажу  перебить  всех, кто попадется нам на пути, все равно толку от этого не будет. Стражников слишком мало.
- Уйдем через южный лес…
- … и попадем   к бандитам  Косого Жака. Нет, уходить нужно так, чтобы  у горсийцев были более важные дела, чем ловить   нас.  А поверьте, мало, что может сравниться с желанием Михаила  и его логофетов встретиться с вами лично.  Причем  вам эта встреча не понравиться.  Дофин  Жуан  и горсийская партия уже сейчас  сделала вас козлом отпущения при дворе.   После коронации нужны будут люди,  на которых все повесят…
- Хватит пугать меня, Анри.  Ты же знаешь, я не из трусливых. Что ты предлагаешь…
- Есть только одно, чего хочет Михаил больше, чем вас – Аргасон.
- Что?
-  Мы подожжем город. Пока его будут тушить. Пока кесарь будет пытаться  победить в своих солдатах желания разграбить все подчистую, мы уйдем.  Великому Горсийцу  нужен богатый торговый, а не груда развалин.
- Ты сума сошел, Анри!!!
- Решайтесь Пьер Тобасэ, бальи Аргасона. Иначе нас с вами четвертуют  тут же перед  этими окнами.  Быть может,  старого льва уже положили в родовую гробницу. Нами уже вполне может править  шелудивый пес. 
- Хорошо,… в конце концов, сейчас середина июля.  Такая  сушь. Город может загореться и сам.
- То-то и оно…
 
Капитан вернулся во двор.  Судья уже закончил произносить заветное слово. Очередь за палачом. Анри  прошелся вдоль  толпы  осужденных, внимательно  посмотрев каждому в глаза.
- Ты… - офицер ткнул пальцем  в грудь Гоша,  –   сейчас выбери себе еще одного…выбери напарника…
Крестьянин смотрел на воина с недоумением.
- Ну!
Гош неуверенно указал взглядом на стоявшего рядом единственного своего знакомого.
- Хорошо. – Капитан  повернулся к  вору. – Тебе очень повезло парень.
Офицер развернулся, сделал еще несколько шагов, и   все повторилось. Снова  он указывал на заключенного и предлагал ему выбрать пару.  Так Анри  разделил   приговоренных на две группы по шесть человек.  Те, кто теперь стояли вместе с  Гошем,  направились вслед за  воином  внутрь башни. Остальные  готовились встретиться с палачом.

- Вы меня поняли?
Воры и убийцы согласно закивали.
- Прекрасно. После дела встречаемся   у старой мельницы,  за городскими воротами.  По три сотне золотых  каждому и бумага об амнистии.
Преступники одобрительно загудели. После чего по приказу капитана шестеро осужденных   были отпущены на все четыре стороны.

- Ты объяснишь мне, что происходит, куда мы бежим? – возмущался Гош.
- Если ты еще ничего не понял, то ты еще тупее, чем кажешься. – Рычал вор, по кличке  Серп. – Эта сволочь, капитан предложил нам   весьма и весьма кругленькую суммы и прощение, желая чтобы мы подпалили   Аргасон.  Я конечно готов обчистить этот город  от  шпилей собора до  подвалов ратуши, но сжигать его. Ну, уж нет. Ты как хочешь, а я  иду   в Совет. Подброшу мыслишку, пусть разбираются.
- Но ведь тебя и меня бросят обратно в тюрьму.
- Вряд ли. Да и, кроме того,    у них будет куча других дел, чем ловить  какого-то вора, когда   запахнет жаренным.

- Стоп. – Серп схватил товарища  за рубаху  и резко дернул назад.
- Что?
-  Разуй глаза, деревенщина,  посмотри, кто  красуется у ворот ратуши, прямо таки   сияя  золотой цепью. 
Гош присмотрелся и заметил, что в центре небольшой группы людей в  практически одинаковых бархатных камзолах  с золотыми цепями на   груди  стоит тот самый человек, которого сегодня утром пытался ограбить его новый знакомый.  Судя по ходу  беседы,  он явно пользовался популярностью   и авторитетом среди  окружавших его людей.
- Вот так. На год уедешь, и почти  весь совет успели поменять. Видишь у них на  груди цепи с  гербом – это говорит, что все они члены Совета города. Тут одиннадцать человек и ни одного я не знаю. Нет ни мэтра Марка, ни мэтра Сержа. 
- Но ты же говорил, что нужно лишь передать…
- Да, но для этого  мне должны дать хотя бы рот открыть.  А этот в  центре  как раз и  не даст, меня повяжут раньше….
Серп резко развернулся  и почти, что побежал по узкой улочке, расталкивая прохожих.
-  Куда? – возмутился догнавший его Гош.
- Если меня не выслушают, придется действовать самому. Ты со мной?   
Не ответив,  крестьянин ускорил шаг.
- Я знал, что ты не такой уж  деревенщина. А сестру твою мы еще найдем, я, кажется, знаю, где  этот кузнец мог  остановиться.  Он тут в ловушке, как и все мы. Теперь нужно сделать, чтобы эта ловушка не заполыхала…

 Кесарь Михаил  Калон  перечитывал послание, которое получил  от своей дочери. Анна писала, что  старик Раймонд еще не умер, но все лекари консилиума хором говорят, что  он не проживет  и трех дней.  Значит, когда письмо достигнет ринской переправы, писала цесаревна,   она станет королевой. 
Дочь настаивала на немедленном наступлении.  Ее влияние при дворе  сарийского короля  держалось на  вере в силу горсийских клинков. Муж тряпка.  Многие  ее сторонники  боятся Ансельма.  Нужно укрепить их   уверенность в надежном  и справедливом правлении  ее мужа.  Слишком многое в будущем правлении Жуана IV  зависело  от того, куда потекут  потоки  золота от ринской торговли, а ключ к этой торговле – Аргасон.
Да только  кроме  всех уверений дочери  сильны были  еще воспоминания  о страшном разгроме шесть лет назад.   Тогда  сарийская армий на севере разбила  горсийскиое войско  на голову,  тогда погиб  сын Михаила -    молодой цесаревич Петр, надежда Великой Горсии.  Второй сын Михаила еще слишком мал,  четырехлетний малыш   - это все, что сейчас есть  у  его государства.  Нужно быть  осторожным…
 В палатку  кесаря, миную воинов малой этерии,  личных телохранителей правителя,  вошел  патрикий Максим.
- Приветствую владыку. 
- Приветствую  патрикия. – Эта древняя формула  обращения равных  между всесильным правителем и любым из благородных  была самой  неизменной  традицией горсийского этикета. 
- Есть ли известия от цесаревны?
Михаил ответил не сразу.
- Да. Анна пишет, что нужно наступать,  что  Раймонда  можно считать мертвецом.
- Вы не доверяете цесаревне, владыка.
- Что?
- Тогда почему я не слышу  звуков труб, почему воины Великой Горсии  еще не  вступают на вражескую землю, которая по  договору принадлежит  вам, владыка.
Кесарь молчал. Ответа на вопрос  у него не было.
- Владыка, вы, конечно же, правы, нужно   поостеречься  после  гибели  цесаре…
- Трубить выступление!
В палатку  вбежал этериот.
- Трубить общий  сбор.
Этериот  склонился и вышел.
  Доместик иканатов -  командир  ударного  кавалерийского отряда -  вытянулся перед своим повелителем.
- Приказываю  занять переправу через реку Рину…
Горсийская кавалерия  в седло.  Ровным строем  к победе и славе… Война…
А патрикий  Максим в своей палатке, не обращая внимание на  крики и сборы,   как и кесарь, перечитывал письмо   цесаревны Анна, но это было совсем другое письмо…
«Подтолкни его к действию, если надо - напомни о Петре. Отец неравнодушен  к памяти брата.  Воскресить боль в его сердце – самое верное средство.  Добейся, чтобы армия выступила и помни – я люблю тебя… Придет время и для нас…»


- Скорее, скорее, Гош! Мы можем опоздать!
Со стороны доков город уже  горел.  Жители только сейчас понимали, что происходит, кто-то бросился тушить, но большинство спасалось бегством. Копившаяся в Аргасоне последние недели  паника,  нашла своё выражение.  Люди   отказывались вести себя хоть сколько-нибудь  разумно.   Стража так же особой активности не проявляла.    В приречном квартале появились мародеры.
Еще одна пара поджигателей должна была запалить город  с противоположной от доков  стороны.  Серп знал обоих.  Оба жестокие  убийцы и, по словам  нового знакомого Гоша,  абсолютно беспринципные даже для своей «профессии»  люди.
Товарищи застали их за  тем, что поджигатели  в маленьком  почти пустынном  переулке  бросали факелы  на крышу  низкого одноэтажного деревянного сарая, больше напоминавшего склад.  Это была  какая-то очень старая постройка.  Огонь быстро  поглощал дерево. 
Схватка вышла короткой.  Серп  не утруждал себя приглашениями «к бою», он быстро и резко пырнул одного из  врагов ножом в спину. Второй  развернулся  и пытался защищаться факелом.  Но вор  не собирался драться, он метнул  нож. Лезвие вонзилось в толстую шею противника.   Тот осел на мостовую.
Гош, как ни торопился, не успел принять участие в событиях. Не то, чтобы он очень хотел с кем-то подраться,  молодой крестьянин просто искренне  желал  помочь своему новому и столь необычному знакомому.  Серп  потушил  брошенные факелы.  Но огонь  уже  вовсю полыхал на крыше, языки пламени подымались все выше и выше.   Во внутреннем  дворе  виднелись  высокие стройные яблони,  жар растущего костра опалял листву, загорались ветки.
- Все бесполезно! -  крикнул  Серп. – Здесь нужно пару дюжин крепких молодцов, да только где их сейчас  найдешь. 
- Думаешь можно еще потушить или нет? -  спросил, любуясь  пламенем, Гош. 
- Почти бесполезно, но можно попытаться. Этот город  - мой дом. И я  не позволю   спалить его.


Бальи  Аргасона Пьер Тобасэ  наблюдал  из окна западной  сторожевой башни за тем, как  город, которым он управлял вот уже десять  лет,   горел.  Пожар только начинался, но  даже теперь было ясно, что если не тушить, город выгорит дотла. Анри знает, где нужно поджигать…
  - Все. Нам нужно уходить.
Капитан появился неожиданно.
-  Город сгорит, Анри…
- Да, сгорит, но  мы успеем спасти свои шкуры. Уходим. Горсийские конники появились у восточных стен.
В сопровождении нескольких воинов  капитан и бальи   спустились   со сторожевой площадки.   У ворот их ждали кони и еще два десятка стражников верхом.
- Отправляйтесь к Бэлзе. Там королевский гарнизон, обойдите тракт с юга, но не углубляйтесь в лес.  Вряд ли Михаил  двинется дальше  Аргасона.  В любом случае  в  Бэлзе  вы будете в безопасности.  Я закончу свои дела и догоню вас.
- Анри, будьте осторожны.
Капитан улыбнулся.
- А что со мной может случиться? – рассмеялся воин, а затем обратился к эскорту.  -  Шестеро со мной, остальные  к Бэлзе.  Марш.

 В городе  царила паника. Врага ожидали долго. Поэтому, состояние ожидания стало даже каким-то привычным.   Теперь же   загоревшийся с двух сторон город,  горсийские всадники, что появились  в предместьях,  самые  странные и страшные слухи – все это  еще больше способствовало  тому, что люди,  бросая все, бежали без оглядки. 
Внушительная толпа таких людей скопилась на большой площади перед ратушей.  Члены Совета   пытались  успокоить горожан.  Однако при этом почтенные  гербоносцы сами  не скрывали своего  страха.  Когда  двое товарищей появились на площади,  люди уже готовы были обратиться в откровенное бегство.
- Горожане! Горожане! Аргасон горит, нужно организовать  тушение пожара! – крикнул кто-то из толпы.
- Ага! Чтобы нас порубили горсийцы! Ну, уж нет! Нужно спасаться, бежать. Кесарь сам потушит город, а мы вернемся.
- Скажешь  тоже, вернемся! Вернемся, да только последних портков после горсийских  «спасителей» не досчитаемся!
- Успокойтесь, горожане!   Магистрат…
- Задницы себе отсиживает наш магистрат! Как отсиживал, так и отсиживает! 
Толпа загудела. Кое-где начались потасовки.
- Похоже, здесь не особенно то разгуляешься   на счет «давайте пойдем и все потушим вместе» - вздохнул Серп.
- Можно попытаться…
- Ну, попробуй!
Гош  принялся пробивать себе дорогу среди горожан, но  это у него не получилось.  Тогда крестьянин забрался на стоявшую у края площади телегу.
- Горожане! Горожане! Послушайте меня! Горожане!
Постепенно среди гула и гама многие аргасонцы действительно обратили внимание на незнакомца.  К сожалению, слишком  пристальное внимание.
- Эй, да к этот парень вместе  с еще одним хотели ограбить меня сегодня. – Заверещал   член Совета. -  Хватайте его, он наверняка горсийский шпион!
Толпа ринулась за Гошем.  Тот вместе с Серпом  удирал   по единственной оставшейся для них свободной улице. Несколько сот воинственных горожан  неслись  за двумя беглецами, стремясь выместить на них  всю злобу и страх. Улица поворачивала. Угловой дом уже горел.  В этот момент   из-за поворота показались  всадники. Горсийский отряд  иканатов   двигался по почти безлюдным улицам, не встречая никакого сопротивления.  Неожиданно на них из-за поворота  бегом вылетела  разгоряченная толпа  горожан.  Комит  отряда решил, что это засада и отдал приказ атаковать.  Две волны   нахлынули друг на друга. 
Гош и Серп в последний момент успели заскочить в горящий дом, откуда открывался  путь в еще  безопасный сад.  Пара мелких ожогов и царапин – вот цена за спасение.
На улице уже  шло настоящее побоище.  Вскоре горожане не выдержали напора,  они бежали. Но всадники преследовали их, и резня продолжалась. Новые и новые сотни иканатов втягивались в Аргасон через восточные ворота. 

- Город горит, владыка. – докладывал  доместик иканатов. – кавалерия увязла в уличных боях.  По вашему приказу, мы тушим  пожары, но это практически бесполезно и очень опасно. На наших солдат нападают, когда те заняты тушением…
- Каковы потери?
- Точно не известно, повелитель.
Шатер, поставленный на небольшом холме у самого берега, был еще не до конца собран. Кесарь наблюдал за происходящим прямо с открытого холма в окружении этериотов.
 - Оцени положение, Варда. – обратился император к доместику.
 - Я могу взять город, но для это владыка мне нужны еще силы и  время. Кроме того,  большинство кварталов, наверняка,  сгорит. Особенно портовая часть. Там пожары наиболее сильны.
Михаил привстал  с кресла.  Ему грезился тот далекий северный бой, когда  три сотни этериотов  полностью погибли в самой гуще  битвы, защищая Петра,  когда   тринадцать тысяч его войска было разбито и  обращено в бегство восемью   тысячами солдат Раймонда.  Он знал, что тогда трус  и ничтожество Жуан, официально командовавший королевским войском, отсиживался в лагере, и его охраняло две тысячи солдат, которые из-за этого не участвовали в бою. Насколько все могло быть хуже, если б не  никчемность  сарийского дофина.  А вот его сын  сам бросился в пекло,  он с тремя сотнями телохранителей   удерживал  горный перевал, но их отрезали, и  основные силы не успели придти на помощь.  Кесарь помнил лицо Варды, когда он прилюдно обвинил его, своего лучшего полководца и друга,  в смерти сына. Три года после этого Варда  жил в   провинции на положении ссыльного, и лишь  подготовка к новой войне с Сарией   сделала возвращение  доместика возможным.   Как же сильно настаивала Анна на той войне, как вспоминала каждый день Петра… каждый день во дворце становился мукой… Пока она не вышла за этого самого Жуана. Политика,… правда, эта политика пока не дает детей… или  он, Михаил чего-то не знает…
Как красивы северные горы за Малахарским перевалом весной, когда цветут долины, а белые шапки  вершин  сверкают на солнце тысячами огней.  Михаил родился на севере, он знал и верил силе этих гор… до того дня шесть лет назад…
- Коня мне!
Приказы кесаря не обсуждались.
Михаил  с былой легкостью взлетел в седло.   У него верные советники и  сильное государство. Он хочет ощутить  поцелуи ветра на полном скаку. Хочет взбудоражить кровь  опасностью смертельного танца.  Кесарь Михаил Калон хочет почувствовать жизнь.  Посторонитесь  враги,  в бой идет ваш победитель…

Когда  в бой несся во  главе  полутысячи этериотов кесарь Великой Горсии,  капитан королевской стражи Анри Туссен  доживал свои последние мгновенья.  Поездка к мельнице стала для него роковой.   Один из  нанятых им поджигателей смог умножить-таки  триста на шесть и понять, что сумма вытекает достаточная, чтобы  после выполненного дела  собрать  нескольких дружков и напасть на капитана.  Меткие  стрелы,  точные удары.  Бандит  погиб, его приятели отошли в мир иной.  Погибли трое стражников, капитану стрела  вошла на четыре пальца  ниже диафрагмы.  Смерть Анри  была бы тяжелой, но один из стражников прекратил его страдания.  Тела не похоронили.  Всех четверых сбросали в мельницу,  которая так же сгорела в том пожаре, когда огонь перекинулся на предместья…


- Я думал мы не выберемся. – заключил Серп, когда  они вдвоем с Гошем  оказались за пределами городских стен.
-  Мы не нашли Амалии.
- Не расстраивайся, братец.  Мы еще найдем твою сестру.  И кузнеца того найдем. Мы с тобой еще его отделаем.
Они выбрались к западному тракту. Дорога была забита телегами и пешими. За городскими стенами полыхали пожары, а горожане, что успели выбраться из Аргасона,  спешили подальше от  начинающейся войны.  На устах каждого был лишь одно слово  – Бэлзе, ближайший город с королевскими  войсками.   За Бэлзе  стояла лагерем  восточная армия.   
В одной из  телег, откуда торчали плотницкие инструменты  и  куски мебели, Гош заметил неожиданно  знакомый силуэт.    На краю телеги  сидела  девушка.
- Амалия?
Девушка не отреагировала.
Гош бросился вперед  к телеге. 
- Амалия?
- Гош?
 Девушка спрыгнула с телеги и  бросилась к брату. Вор наблюдал за этой сценой издалека.  Хозяин телеги умиленно смотрел на двух молодых людей.
- Я ее   у ратуши встретил, парень.  Потерялась, плакала, дай, думаю, отвезу бедняжку  подальше, тем более что семьи у меня нет…
Ворчание плотника  никто особенно и не слушал.  От самой Амалии  Гош узнал, что кузнец  уговорил ее бежать из дома. Они  собирались  пробраться в Аргасон, а там у кузнеца был   хороший знакомый, который должен был помочь  ему  с   работой или указать  куда лучшее  перебраться.  В городе они  узнали, что знакомый уехал на запад с неделю до того.  А потом были   толпы горожан, пожары,  кровь… несчастливый ухажер погиб, защищая Амалию от  какого-то мародера, Амалия видела, как тот в свою очередь пал от руки конного горсийца. Последний проскакал мимо девушки, даже не заметив   сжавшуюся  у старого фонтана  фигурку.
 Под конец сбивчивого рассказа  к брату и сестре подошел Серп. Девушка  засмущалась, и  все трое  заспешили от города.  Плотник еще долго  смотрел им вслед, старик вспоминал  своих  погибших в последнюю горсийскую войну  шесть лет назад жену и сына.

 Темнело.  Пожары полыхали по всему городу.  Этериоты   стояли  кольцом вокруг тяжело раненного Михаила.  Кесарь получил стрелу из охотничьего самострела   в  бедро, но отказался сразу отправиться к лекарю.  К вечеру рана загноилась. Михаил продолжал в бреду  отдавать команды. Он требовал наступать  и поймать одноглазого бальи.  Так, что доместик Варда  взял командование на себя. Иканаты и пехотинцы, подошедшие  позднее,  заняли город.  Часть населения сбежала, часть была вырезана. Этериоты не смогли найти бальи, поэтому  поймали двух членов Совета и доставили к доместику.   
Командир  гвардейской кавалерии  молча протянул  трясущимся от страха горожанам бумагу и  перо. Оба  подписали не читая.  По  коммунальному договору  с сарийской короной  Аргасон имел   некоторые внешнеполитические права, так как находился в приграничье.   Единогласным решением Городского Совета (два голоса из двух возможных!)  коммуна Аргасон переходила под державную руку  Всеблагого Кесаря Великой Горсии  Михаила Калона.
Цесарские войска   повернули обратно. Сгоревший на две трети город  и ни одной пригодной для обороны  позиции – Варда слишком долго  водил в бой войска Горсии, чтобы оставить армию в таком положении после понесенных потерь.  Под его началом было всего  семь тысяч солдат. Еще бы, ведь цесаревна и   большинство патрикиев  в один голос говорили о том, что воевать не придется. Достаточно будет демонстрации силы.   А во что это вылилось,  он потерял не меньше  полутора тысяч убитыми и ранеными. Лучшие части – корпус иканатов -  измотаны  долгим боем  среди  горящих развалин.  Кесарь ранен и может не дожить до конца похода.   В столице четырехлетний мальчик, маленький  Константин, а на его династии  тяжким грузом висит  два разгромных поражения от старого врага за шесть лет.  Как бы у кого-нибудь из ретивых      благородных  не возникло мысли о смене  правящего дома.  В таких условиях он, Варда  Дука,  с гвардией должен быть в столице, чтобы обеспечить  при необходимости законность передачи диадемы,… но кто скажет, в чем эта законность.
В палатку вошел  комит иканатов.
- Господин, вызывали?
- Да. Ты,  Лазарь останешься  на  левом берегу Рины. Создашь и укрепишь стационарный лагерь.  Даю тебе полномочия автократора и  две тысячи пехоты.
- Автократора? Пехоты? Я разжалован?
- Что-то не так комит?
- Такие полномочия  может давать только кесарь.
- Считай, что тебе их дал кесарь.  Завтра войско возвращается    домой.  Отбери те отряды, которые останутся.  Можешь идти.

 Рассвет  следующего дня застал столь  разные и странные события, что  трудно  даже перечислять.
Бальи  Тобасэ  с эскортом к утру встретился  с передовыми отрядами   восточной армии.  Войска получили приказ двигаться к Аргасону. Встретить  бальи города, который они должны были защищать,  показалось командирам по меньшей мере странным.  Маршал Фусс  решил  было задержать  Пьера Тобасэ, но,  памятуя  о влиянии его брата, Прево  Ансельма Тобасэ,   пропустил   одноглазого бальи   дальше в столицу.
Всеблагой  Кесарь Михаил Калон до рассвета не дожил.  Ночью ему стало лучше. Михаил приказал подать одежду и вышел  из шатра подышать воздухом. Первый же вдох оказался для Великого Горсийца и последним.   Траурная церемония на рассвете   стала помпезной прелюдией для  общевойскового отступления.  Еще до самой церемонии  патрикий  Максим  написал тайную записку своей любимой  Анне, где сообщалось  о событиях  этой ночи.  Как истинный горсиец, Максим послал записки с  несколькими  курьерами, так что  цесаревна  получит  все сведения. Однако одна из записок  попала в руки доместика Варды.  Тот расценил подобную переписку, как признак прямой опасности  трону. В условиях, когда  мог возникнуть   открытый династический кризис,  Анна становилась опасным адресатом.  Патрикий Максим был тайно схвачен  и заключен под стражу.  Что-то ждало Великую Горсию  впереди…
Анна  Калон  в тот рассвет узнала, что, если все пойдет  по  природному циклу,  через несколько месяцев она  родит ребенка.  В тот же  рассвет Анна дала себе зарок, что не имеет значения,  родится мальчик или девочка,  все равно этот ребенок унаследует  объединенный трон  Сарии  и Горсии.   А  Анна Калон умеет добиваться того, что хочет…
Гош вернулся в  свою деревню не надолго.  Ведь он обещал  на зиму  заехать   в Бэлзе,  к своему новому родственнику, своему  деверю  Роберту-Серпу…