Пока теплится огонек

Мила развлекалась тем, что разглядывала глубокие трещины на коре дерева. Она лежала на траве, задрав кверху ноги и орала на весь лес:
– Вова! Вова!
Муж не откликался.
– Куда он подевался? – удивлялась она.
На душе было скверно.
– Наверное, от стакана водки, который я бездумно влила в себя, – решила Мила.
На жаре ее совсем разморило, и она закрыла глаза. Лучик солнца лениво притронулся к ее волосам и пощекотал нос. Громко чихнув, женщина села, пытаясь удержать равновесие. Из-за дерева выглянул лохматый, всклокоченный старик.
– Ты кто, дедуля? – вытаращив глаза на незапланированное чудо, поинтересовалась Милка.
– Начальник водоснабжения, – хихикнул незнакомец и, поманив ее скрюченным грязным пальцем, исчез.
Милка вскочила на ноги.
– Свят, свят! Мерещится! Вова! – закричала она, надеясь, что муж где-то поблизости.
– Ова! Ова! – загрохотало эхо.
Милка, сломя голову бросилась вдогонку деду – какая-никакая живая душа, к тому же начальник водоснабжения, приличный человек.
Она выскочила из леса на берег круглого озера. Мужичонка стоял по колено в воде и раскачивался, словно маятник. Внезапно он упал, и огромная волна потащила его от берега.
– Ой, лишенько! – закричала Мила, не понимая, откуда в озере такие волны, и кинулась спасать деда.

…Она лежала на огромном черном камне. Вокруг нее, скрестив ноги, сидели черти. Лохматый дед оказался худеньким чертиком с пожеванной, посеченной бородкой и тоненькими, но длинными рогами.
– Ах ты, козел! – заорала женщина, оглядываясь по сторонам.
– Не козел, а Начальник водоснабжения, – миролюбиво поправил чертик.
– У нас сейчас все по-другому, по-людски, – важно прогудел солидный чертяка с кругленьким животиком и хохляцким чубчиком.
– А ты кто, нечисть? – поинтересовалась Милка.
– Директор обсерватории, – ответил он, – начальник водоснабжения отвечает за круговорот информационной воды в социуме, а я – за движение в оном больших и малых звезд, то есть кумиров общества.
Третий черт, веселый, разбитной, с наглой рожей, и без бороды оказался директором Всемирного общества актеров под распространенным названием "Маски".
– Хочешь маску Великой Амазонки? – предложил он Милке.
Та представила себя голой, с луком, стрелами, скачущей почему-то на верблюде и невольно рассмеялась.
– Ты че? – развязно поинтересовался черт.
– Вот бы мне сейчас коня, вы бы видели меня! – ответила она, щелкнув наглеца по рогам.
– Я вижу, ты веселишься, а зря... – загадочно произнес невысокий, крепкого телосложения, с лысиной и без рогов, четвертый черт.
– А ты кто, безрогий? – церемонно облокотившись на камень, спросила Милка.
– Сказочник, – ответил тот, – Люблю фантазировать и создавать фантазии людям.
– А почему без рогов?
– Отпали по ненадобности. Люди считают, если сказочник, значит добрый.  Запихивай им в умы любые сказки, будут слушать, открыв рот и разыгрывать по сценарию.
– Такие сказки создавать одно удовольствие. Последствия непредсказуемые, – засмеялся директор актерского общества.
– Но больше всего нам нравится играть по-крупному, на шахматной доске, где есть черные и белые фигуры, – тихо прошептал пятый, самый мрачный черт. Он был высокий, худой, сутуловатый, с красивой прической и ровными рожками. Один он был одет. Но во все черное.
– Вы кто? – шепотом спросила Милка.
– Представьте меня леди, – пробасил черт.
Начальник водоснабжения встал, прокашлялся и торжественно произнес:
– Владелец всей недвижимости!
– Какого-то агентства по работе с недвижимостью? – не поняла женщина.
– Нет! Владелец Всей недвижимости, – сделав ударение на слове "всей", повторил черт.
Милке стало по-настоящему страшно.
– Ребята, – тоненьким голоском запищала она, –  Отпустите дуру-бабу с вашего шабаша.
– Дура она и есть дура, – сказал Директор "Масок", – Кто же тебя отпустит без выкупа?
– А что я могу дать, –  развела руками Милка.
– Отдай душу, или тебе придется еще раз пройти через боль воспоминаний, – вымолвил Мрачный черт.
– Душу не отдам, – отрезала Милка.
– Тем хуже для тебя, – ухмыльнулся Директор обсерватории. – Душу отдавать не больно.
– Почему?
– Многие вообще не знают о существовании этой тонкой субстанции, – с философским видом ответил Начальник водоснабжения.
– Я знаю! – гордо выпрямилась Милка. – Какие воспоминания вам нужны? – решительно поинтересовалась она.
– Болезненные, Милочка, болезненные, – прошептал Сказочник.
Мила легла на черный камень, закрыла глаза, и "кино" началось.

…Она видит себя пятилетней девчонкой. Воспитательница детского сада поливает ее и других детей из огромной лейки на открытой террасе и требует, чтобы все разделись догола. Милка стесняется.
– Не буду снимать трусы! – горланит она, убегая от позора.
Тогда женщина догоняет Милку и, зажав между ног, пытается стащить трусы. Девочка чувствует стыд, бессилие, ненависть... Непостижимым образом вырывается из рук мучительницы и кусает ее за палец.
– Это вам за меня и за мальчика, с которого вы зимой перед всей группой сняли штаны, за то, что он вас обозвал мымрой... А вы – мымра и есть! – рыдает Милка под вопли воспитательницы.

...Она сидит на кровати среди множества цветных пуговиц, разбросанных на покрывале, пробуя каждую на вкус.
– Не бери в рот, проглотишь, – говорят родители.
Но семилетняя Милка упрямо запихивает их под язык и вдруг случайно вдыхает в легкие вместе с воздухом пуговицу. Несколько секунд удушья. Легкие не пропускают ни грамма, ни полграмма воздуха. Ужас на лицах родителей. Теперь Милка точно знает – она смертна. Пуговица вылетает изо рта как торпеда, а Милка еще долгое время боится, что перестанет дышать.

Один сюжет сменяется другим. Милка и ее подружка впервые вышли за пределы территории, очерченной родителями. Сознание взрослости пьянит их. Им – по 13 лет, и они еще наивно полагают, что жизнь подобна бутону розы, который распускается от любви, солнца, земли и ветра. Навстречу идут двое пьяных мужиков. И тут один из них бьет Милку со все силы ногой в живот. Прикусив от боли губу, она бежит, куда глаза глядят, а пьяный не отстает – гонится за ней. Страх физического насилия, неспособность противостоять оскорблению, незащищенность, непонимание: за что? Милка бежит, не оглядываясь, пока не падает без сознания.

…Милке 15 лет. На небольшом речном суденышке ее класс отправляется в поездку по Днепру. Школьникам хочется веселиться, шутить, проказничать. Вот и решают девчонки похулиганить. Ночью пробираются в каюты к мальчишкам и обильно мажут спящих зубной пастой. На утро волосы девочек тоже залеплены "Поморином". Милка считает это веселой шуткой, но подруги злятся – плохо отмываются волосы.
– Объявляем мальчишкам бойкот, – говорят они.
– Но мы первые их перемазали, – возражает Милка.
– Скажем, что не мазали их пастой, пусть звиняються, – решают девочки.
Милка не соглашается – считает неправильным такое решение. Тогда бойкот объявляют ей. А еще говорят ребятам, что именно она их намазала пастой. Подлость, незаслуженные упреки, неспособность доказать свою невиновность, ледяное молчание. Одноклассницы требуют от Милки подчинения законам большинства и прилюдного раскаяния. Но она бродит по судну одна, и не сдает свои позиции. Она знает: подчиниться – изменить самой себе. Но как больно от одиночества!

"Кинофильм" продолжался в ускоренном темпе. Она переживает фрагменты невыносимой жизни с мужем. Его пьянки, измены, ссоры из-за того, что она хочет родить ребенка, а он – не желает детей. Она чувствует боль от абортов, раскаяние за убийство двух нерожденных малюток. От боли она почти умирает, теряя по капле жизнь и закручиваясь в металлическую стружку... В какую-то минуту Миле кажется, что невидимая рука разрывает ее на тысячу мельчайших кусочков. И вдруг душевные терзания исчезают.
– Когда заставляют подчиниться законам толпы, применяя бойкот, трудно не сломаться. Тебе удалось! Только это спасло тебя сейчас от смерти, – сказал Владелец Всей недвижимости.
Черти сидели спокойно и торжественно, почти касаясь головами сероватого облака, единственного светлого пятна на фоне черного неба.
– Мне стало легче, – прислушиваясь к себе, вымолвила Милка.
– Просто ты нашла источник своей душевной боли. Другой вопрос, как ты теперь будешь жить, – сказал Владелец Всей недвижимости.
– А если бы я отдала душу?
- Тебе тоже стало бы легче, – захихикал директор Всемирного общества актеров. – Но в пределах одной жизни.
– И тогда я бы угостил тебя сомнительной известностью, – сказал Директор обсерватори. – И ты стала бы кумиром общества.
– Я бы тебе подарил утешителя-психоаналитика, – улыбнулся Начальник водоснабжения – и ты не чувствовала бы одиночества.
– Я бы научил тебя играть на сценах больших и малых театров, – продолжил Директор "Масок".
– А я бы сделал режиссером сказок, – промурлыкал Сказочник.
И только Мрачный черт молчал.
– А ты? Что ты мне дал бы? – спросила Милка.
– Я никому ничего не даю. Я владею всем этим, – кивнул он в сторону множества черных камней, раскиданных на берегу озера.
Камни показались Милке мрачными надгробиями – грубые, неподвижные, мертвые.
– Проданные души, в которых никогда уже не будет огня, – пояснил начальник Водоснабжения. – Но эти люди пока живут и здравствуют, – добавил он.
Что-то в Милкином животе перевернулось, рождая ужас, и чтобы унять нервную дрожь в ногах она попыталась отшутиться:
– Если нет в душе огня, получается фигня!
– От страха все средства хороши, – констатировал Директор обсерватории.
Черти засмеялись.
– У тебя талант к рифмоплетству, – отметил Начальник водоснабжения. – Я, как великий двигатель словесной воды в социуме, могу тебя поздравить с этим.
– Если ты повеселишь нас своими перлами, мы будем голосовать за твое освобождение, – подмигнул Милке Сказочник.
Она похолодела: значит, боли им недостаточно. Милка напрягла все свои извилины, но ничего душевного в голову не приходило. Сплошная пошлятина.
– Душевное исходит из души, голова тут ни при чем, – засмеялся Сказочник, без труда читая ее мысли, – поэтому валяй, что есть. По крайней мере, поймешь, почему ты никогда не будешь Пушкиным или Лермонтовым.
– Ты на встречу, я на встречу – сифилис нам обеспечен, – вырвалось у Милки.
Она покраснела, а черти дружно грохнули со смеху.
– Это что-то новенькое, – завопил Директор "Масок".
– Если муха в нос влетела, значит, хочет муха в тело, – брякнула она, не понимая, почему эта дрянь выскакивает из нее.
– А если в тело хочет не муха? – поинтересовался Владелец Всей недвижимости.
– Пусть оброс ты бородой, я не буду под тобой! – со слезами на глазах прошептала Милка.
– Да-а-а! Дамочка в ударе! – сделал вывод Сказочник.
– А удар-то солнечный! – засмеялся Директор Всемирного Общества актеров.
– Лейте ей на голову воду! – сказал начальник Водоснабжения.
И черти дружно окатили Милку холодной водой из брандспойта.
– Душ Шарко к вашим услугам, мадам, – последнее, что услышала она, захлебываясь водой.

…Мила с трудом открыла глаза. Она лежала на кровати, укрытая пуховым одеялом. На улице шумел дождь, сердито выстукивая по крыше "так-так-так". Ее мысли носились быстро, пугливо, словно стая мальков в водоеме, реагируя на любой шум и сотрясения воздуха. Они затягивали Милку в водовороты воспоминаний, усугубляясь песнями Хулио Иглесиаса, которые слушали соседи. Постепенно беспокойство улеглось, и приятная расслабленность овладела ею. Она качалась на волнах покоя, нежась в мягком одеяле и не чувствовала движения времени. Перед глазами мелькали видения – какие-то черти окатили ее водой, она летит головой вниз в черное озеро, раздавленная мощной струей брандспойта. А затем парит в воздухе...
– Что это было? – вскочила Милка, оглядываясь по сторонам.
– Все, что было, ты забыла, – услышала она голос Сказочника.
– Не забыла! – воскликнула женщина. – Я поехала в лес с мужем. Он куда-то исчез, а потом я увидела лохматого старикашку, который меня позвал…
Она остановилась:
– Я была с мужем? Вот это да…
Милка развелась с ним два года назад, вскоре после злополучной поездкив лес.
– Это был солнечный удар, –  вспомнила Милка диагноз врача.
– Это был не удар, а дар освобождения, – услышала она голос Владельца Всей Недвижимости. – Пользуйся им пока что…
– Пока что? – пыталась уточнить Милка, но никто ей не ответил.