Точка

. [Точка]
Баллада о герое недописанного романа


 
Стерео

Зачем я вытащила из коробки, пылившейся на антресолях, полуразломанный кассетный плеер? Зачем принялась прослушивать все пленки без обложек? Кажется, пыталась обнаружить в вечном беспорядке альбом Тома Уэйтса. Ни то, ни то…. И вот, так всегда бывает, – вместо хрипа старика наткнулась на другую запись, как считала, затертую еще при царе Горохе.

-- И мы идем с ним ночью по Парижу. Пьяные, укуренные, -- вещает бодрый голос.-- И на ломанном инглише Шевалье (это рыцарь по-французски) спрашивает: «Знаешь, кто такой Че Гевара?». У меня детский восторг! Ору: «Конечно! А ты тоже уважаешь Эрнесто? – а он подтверждает: «Да, этот дядька должен жить в сердце каждого человека на Земле». С-о-г-л-а-с-е-н!...

Жму паузу. Ясно, интервью с Олегом Кадановым. Он – музыкант, актер. Мил. Холост. Будит приятным тембром теплые воспоминания.

Play.

-- Рыцарем его прозвали потому, что Шевалье все правила этикета соблюдал. А вообще, ведь во Франции уже никто женщин даже вперед не пропускает, там нет культуры поведения.
-- Разве?
-- Клянусь. Мужики пихаются, ругаются при дамах. И это воспринимается как должное. Равенство, -- ехидненько резюмирует Олег: --Вы хотели — вы добились.
-- Умный какой. Я, к примеру, феминизмом не страдаю.
-- Ладно, пошутил. Где поранилась? – Каданов сочувственно разглядывает родинку, примостившуюся на тыльной стороне моей ладони.

Если верить в то, что родинки – божьи отметины, а их место расположения влияет на судьбу, – то я особенная. Коричневое пятнышко чуть выше левого запястья, как у меня, – редко у кого встретишь. Чаще Господь ставит людям точки на щеках, груди, под лопатками. Мой тайный знак многие не замечают вовсе, наиболее внимательные -- обычно путают со шрамом. Они не замечают … Отлично! А то вдруг догадались бы, что Всевышний таким способом клеймит шельму?

 -- Олег, не отвлекайся, -- напутствует Миша Кабанов. Однофамилец Каданова с разницей в букву. Олежкин сподвижник в команде «Оркестр Че». Вместо подтянутого живота имеет солидный комок нервов. Зато он – сама доброта.
-- Сгоняй-ка лучше за топливом, -- выдвигает рациональное предложение Кабанов.-- Заправиться не мешало бы.
«Не спеши – без тебя не начнут!» -- это уже я читаю надпись над дверьми театральной гримерки, вальяжно облокотившись на спинку расшатанного стула. Про себя отмечаю: -- Советская логика. Под таким девизом, видать, строили коммунизм.
В это момент к затылку, крадучись, притрагиваются нахальные губы и суточная небритость.
-- Ты еще здесь? -- преувеличенно негодует Кабанов.
Олег отвлекается от изучения моих выгоревших рыжих волос. И, приняв воинственную позу каратиста, целится, чтобы пнуть Мишку ногой.

Хищные инстинкты. Часть первая – шарообразная

Когда я общаюсь с одаренным человеком, рано или поздно начинаю мучиться комплексом неполноценности. Почему он такой клевый, выдумщик, креативщик, а я -- простой ремесленник, ежедневно выполняющий рутинные поручения? Почему он может зарифмовать строчки в стихотворения, смешать получившуюся выжимку впечатлений с музыкой и выдать на-гора произведение с большой буквы П, а меня хватает лишь на составление примитивных текстов, которые в лучшем случае приглянутся заказчику? Начинается проявление вполне обоснованной зависти неопределенной расцветки. Если настроение боевое – зависть заставляет двигаться вперед, доказывать. Погодите, вот сейчас как отстучу по клавишам такие предложения – закачаетесь. Если же наступил период спада – везде кидают, идеи напропалую отправляют в корзину и остается только, затаившись, смириться, чтобы переждать невезение – просто теряюсь. Куда деваться? Силы бороться иссякают. Энерджайзер, питающий энергией для подвигов, требует подзарядки. Неуверенность подзуживает: он – гений, а тебе пора идти торговать сахаром на базаре.

… Олег разбирает на щепки трухлявое бревно, усевшись на него верхом. Я аккуратно выведываю подробности о кадановских пассиях.
-- А вот с той, красавицей, вы, почему разбежались? Она и актриса вроде, и вообще замечательная во всех отношениях.
-- Инка, -- призадумывается Каданов. – Девушка, которая слегка не в себе. Это сестра Максима, приятеля моего. Когда в ярости, может с размаха проткнуть руку заточенным карандашом. Правда, все люди немного ненормальные, все в разной степени садисты. Пойдем…

В зале, куда мы успешно просочились, речитативит «ТНМКонго». Между откидными стульями ДК я деловито пристраиваю поблескивающий шарик в форме сердца на пластмассовой палочке. На надувной безделушке изображена морда Микки Мауса. Такая взрослая матрена и с шариком! Но у меня есть веское оправдание – шар презентован долговязым прохиндеем – солистом одной команды, решившим этим наивным подарком загладить вину за выставленный вместо прошлой встречи фонарь. В мои семнадцать уместнее было бы вручать иные резиновые изделия – презервативы... Впрочем, шарик – очень даже соответствует моему расхлябанному имиджу. Помятая блузка, темно-синие укороченные джинсы с подворотами на радужных подтяжках и в придачу – белые кеды. Загляденье!

-- Я тоже в Ивано-Франковске подтяжки носил, когда скинхедом был, -- протягивает Каданов.
-- Скинхедом? Вот чего от тебя не ожидала.
-- Еще в школе, ходили и пугали индусов всяких. Да…. Даже групешник у нас образовался, лабали тяжеляк, а я пел. Хотя, постой, там я рычал.
-- Хорошо, что ты перерос эти ужасные националистические организации, меня от них воротит, -- раздраженно произношу я, и как будто невзначай беру его за руку. В ответ Олег крепко сжимает пятерню, давит все сильнее. Его сухая чуть шершавая кожа срастается с моим эпидермисом. Остановленное на минуту кровообращение отдается тупой, но приятной болью. Сближение продолжается. Закидываю ему на ногу свою нижнюю конечность, цепляясь при этом кедом на манер того, как взбираются по дереву. Подыгрывая, Каданов прочно стискивает мою ляжку. Так мы бесстыдно скатываемся до публичных занятий Камасутрой, к сожалению, в одежде. «Танкі» резво джампингуют на сцене.
-- Здорово мочат! – восторгается Олежка, уже прекративший передавливать мои артерии. Я утвердительно киваю, явно раздосадованная тем, что баловство с легким оттенком садо-мазо закончилось. Но бонус не заставляет долго ждать. Без всякого повода Олег осторожно наклоняется и нежно кусает внутреннюю часть моего бедра. Зубы впиваются в джинсу с твердым намерением проверить реакцию.
-- Что ты творишь? Волков переиграл в театре? – лепечу я и мгновенно вспоминаю недавнее посещение спектакля «Мауги» в ТЮЗе. Б-р-р-р…. Тьма перманентно жующих детишек, гудящих как рой пчел. Педагоги, орущие в самый разгар действия церберовским голосом: «Кому сказала, сиди тихо, а то выведу!». Нелепый медведь, лишенный парочкой артисток-обезьянок коричневой шапки. Пошутили – сняли с животного скальп. И Каданов в сером комбинезоне и потертых перчатках. После антракта ему доверили выбежать и бросить фразу: «Акела промахнулся!». На этом слова в роли заканчивались – оставались только безобразно поставленные танцы под скрипящую фонограмму.

… Мы спешили к метро. Ни намека на то, что было полчаса назад. Неужели для него все миновало как проходящий петтинг и не более? Замотавшись, я забыла забрать домой злополучный шарик. В вечерних новостях наблюдала, как принадлежавшее мне разноцветное сердце скакало в толпе. Кому-то повезло завладеть подарком. Значит – преподнесли его не с чистыми намерениями. Завтра же сама куплю большой яркий шар. Не жалея о расставании, отпущу его в небо. Чтобы превратить шар в точку.


Часть вторая – андеграундная

… Очередной моцион по весеннему городу. Мы по привычке обсуждали такие бестолковые вещи! То поход Олега к урологу – из-за отсутствия прописки эскулапы не хотели принимать, но бюрократов удалось каким-то образом обхитрить; то кадановское кольцо на безымянном пальце – серебряное, с грустной и веселой гримасами Мельпомены. Прощание в переходе метро. Я не выдерживаю и выкладываю на чистоту:
-- Надо расставить все точки над ё. Не могу так больше, веришь?
-- Миша, подожди чуток, я догоню -- бросает Каданов вслед массивному силуэту.
Стеклянные двери беспрерывно шарахаются взад-вперед. Народ нескончаемым потоком вливается в чрево метро. Причаливаем у колонны.
-- Не мучай, -- решаю я не тянуть, а действовать напрямик: -- Нужна я тебе или нет?
-- Ну, ты же в курсе – я идиот, -- заплетающимся языком с трудом артикулирует Олег. – Прости, прости, пожалуйста.
Он плавно спускается на колени и утыкается носом в мой живот. Банальная постпивная истерика. Сейчас Каданов напоминает мне бродячего пса, жалобно виляющего хвостом-бубликом, пытаясь добиться доброго расположения. Точнее – бездомного щенка с просящими карими глазами, вымаливающего ласку. До чего же мужчины бывают беспомощными, когда налакаются лишнего и, к тому же, повстречают на пути сильную даму!

-- Успокойся, вставай немедленно, -- тяну его за рукав, еле сдерживая смешки. Все-таки сравнение со щенком ему очень подходит.
-- Только, если простишь, -- упрямится Олег.
-- Хорошо, никто и не обижался, глупыш, -- уверяю я, и довольный Каданов принимает стойку в полный рост. -- Так что же…. Это означает, что… -- недоговаривая, приближаюсь к его лицу. Осторожный поцелуй. Замешательство.
-- Ты сладкая, -- наконец, находится Олег, а я, лукаво ухмыляясь, кошусь на бутылку, на донышке которой кола. Мол, я здесь ни при чем – все дело в напитке. Еще одна «дегустация», на этот раз с глубоким исследованием полости рта. И вдруг я спрашиваю себя: К чему? К чему все это шапито? Ведь он пьян, я пользуюсь моментом. Завтра эмоции схлынут, и останется пустой пляж разочарований. Дура! Какая же дура! Но назад дороги нет.
-- Эй, обратите внимание, я здесь, -- воркует Каданов, чмокая меня в щеку.
-- А я в нирване, -- довольно сообщаю в ответ, и мы прыскаем со смеху.
… -- Можно я тебя укушу за попу? Нет, лучше за живот, -- не дожидаясь согласия, Олежка приподнимает край блайзера и осуществляет задуманное. Опять взялся за старое. Нежные садистские привычки.
-- Василий, еще долго или я пошел сам? – недовольно ворчит Кабанов, выруливший из-за угла.
Я снова замечаю снующих по подземелью людей. Интересно, куда они подевались, пока мы были только вдвоем?


Часть третья – сентиментально-циничная

Встретится ли мне Олег? Ответ знает только аргентинский волшебник Кортасар. Он знает, как мы с тобой бесконечно долго смотрели в глаза другу друга – и все равно не могли оторвать взгляд. Сколько раз терлись носами, позже вспоминая, что так целуются индейцы. Была ли тогда на кончике твоего мягкого клюва черная точка?

Сконфузишься ли, сидя со мной на скамейке и не зная как подобрать интересную тему для разговора? Стану ли я во время неловких пауз внимательно исследовать -- немного выше своих колен -- полоски, продавленные колготками в крупную сетку? Не молчи, объясни мне, почему тебя останавливают товарищи в форме и спрашивают, где трава? Но ты упорно доказываешь им, что расширенные зрачки – всего лишь эффект от линз. Иногда это было правдой. Взор твой -- всегда мутный и рассеянный.

Ах, Олег, ретивый повстанец. Ты уверен, что сделал бы революцию – но нет пистолетов. Ты в курсе, что самурай готов в любой миг умереть. Но хочется жить, потому что ты -- не самурай. Чтобы осознать эту истину, тебе пришлось резать вены, а после сочинять стихотворение о бинто-марлевых днях.
Взбирался ли ты по пожарной лестнице на второй этаж общежития института искусств, когда пришел слишком поздно, и комендантша отказывалась открывать двери? Тарабанил ли в стекло, чтобы вечно бодрствующие студенты распахнули раму?
Я еще не осведомлена, что в общаге твоя комната -- тесная коморка без окон, где на полу еле-еле помещается матрас. Раньше там была сушилка. Мне сообщат, как барышни ходили туда вереницами, а раздражая соседей ночными стонами вожделений.

Если бы ты не пропадал, растворяясь в проблемах, я не слала бы глупые двусмысленные SMS: «Proyavis’. Ne boys’a – ne ukushu». Тогда из телефонной трубки не донесся бы шепот: «Елена, увидимся. Облизываю твое ушко, не грусти». Тогда в твой день рожденья я не вывела бы на эрзаце книжки Фаулза: «Самому сексуальному солнечному зайчику. Тому – кого люблю».

Споет ли мне Олег, отбивая ритм на расстроенной гитаре с порванной струной, свою новую песню о совершенстве? Удивится ли, когда я выкрашу брови зеленой тушью? Точно лишь то, что однажды он попросит, заглянуть к нему в душу, спрятавшуюся где-то глубоко, под синей рубашкой. А я не смогу, не смогу понять его просьбу дать возможность остаться наедине с самим собой.
Мы окончательно потерялись где-то между стрижкой моей челки (радикально, под корень – чтобы топорщилась без геля) и твоим отъездом на месяц к маме. Нашлись в театре.

Олег в предпоследнем ряду бок о бок с прелестницей. Спиной слышу ее щебет.
-- Хищник, -- довольно мяукнула девица и предупредила: – Поосторожней работай челюстями.
 У каждого Дон-Жуана в арсенале есть как минимум один необычный, но хорошо испытанный прием. Свой коронный номер Каданов заучил на зубок.

Одесское

-- Лен, а тебе нравится Олег, да? – интересуется Эдик, свисая с верхней полки и демонстрируя при этом грацию орангутанга
Продираю слипшиеся глаза, только-только меня убаюкал ритмичный стук колес, и вот на тебе – вопрос на засыпку.
-- А с чего ты взял?
-- Смекнул, -- скалится во весь рот потревоживший покой бессонный попутчик.
-- Характерные признаки?
-- Невозможно не заметить, как бережно вы друг к другу относитесь!
-- Брось. Нафантазировал, называется. На этот раз твой нюх подвел, между нами ничего нет и не будет, дружище, -- победоносно сообщаю я и переворачиваюсь на другой бок, чтобы оказаться лицом к перегородке. Активно притворяюсь, что соплю в обе дырочки. А сама размышляю – в мозгах копошится рой тревог и умозаключений. Неужели мои пристрастия так выпуклы, что заметны снаружи? Когда Эдик мог нас видеть вместе? Гм…. Гуляли втроем в центре и обсуждали идею со съемками клипа? Бред, я же думала только о работе! Ай-яй-яй, но если этот чертила обо всем догадался, может, обговорить с ним перспективы светлых чувств? Как-никак опытный мужик – трех жен сменил – авось выкажет путевые наставления по поводу тактики и стратегии завоевания ненаглядного и противоречивого О. К..

… Одесса в середине сентября – чудо. Теплая и покладистая. Летом я вряд ли приехала бы сюда просто так, на уикенд, – лишь в случае крайней необходимости, скажем, в командировку. Слишком пошло встречаться с городом, когда он перевоплощается в курорт с тысячами безумных туристов и сданными им в аренду квадратными метрами жилья. Коренные одесситы на время вторжения варваров по возможности спешно мигрируют к родственникам из других областей.
Да и вообще, не любитель я бестолково убивать время на пляжах под ультрафиолетом.
Прохладный бриз обвеивал лицо, методично колыхающиеся волны успокаивали, вводя в состояние легкого транса. Вокруг витал рыбный дух. Мы с Эдиком сидели на морском вокзале и слушали, как неугомонный юноша зазывал народ на палубу теплохода словами: «До отправления и начала экскурсии осталось две минуты».
-- Мне действительно очень нравится Каданов, -- зачарованно произношу я, глядя в даль, -- Жаль, что на взаимность рассчитывать не приходится.
-- Что вы говорите, по-моему, все совсем не так, -- уверенно докладывает Эд, ни капли не удивившись неожиданному признанию.
-- Разве?
-- Еще бы, знаешь, сколько он хорошего о тебе рассказывает.
-- Не могла и предположить…
-- Поверь, он готов сыпать кучу комплиментов, когда тебя нет рядом.
-- И при этом слыть главным ****уном в общаге.
-- Это легко объяснить – еще не перебесился, не отгулял свое. Двадцать пять – не возраст, пройдет пару лет и перестанет бегать за каждой юбкой. И еще, его ведь слабый пол обижал очень, поэтому и боится открыться на встречу настоящей любви, и ставит всяческие заслоны. Ту же надрывную «Че Катилу» Олег написал… долгая история.
-- Произнес «а», выдай и «б». Ты прекрасно понимаешь – я все равно рано или поздно выужу любую интересующую информацию.
-- Хорошо, -- нехотя протянул Эдик -- Он сочинил эту песню, когда порвал с очередной барышней. Напился с горя вдрызг и выдал: «Да, я -- Че Катило, у меня есть десять килограмм тратила… Вот она рядышком бери, а мне ее отсчитали поминутно». Так переживал сильно, буря эмоций. Остальное -- сам тебе расскажет, если захочет. Умолкаю. Действуй, как знаешь. И вот еще, пойми: для мужчины все потенциальные любовницы, если брать грубо, делятся на такие категории – телки и женщины. Так вот, для Олега ты – настоящая ЖЕНЩИНА, вникаешь в суть?
«До отправления остается всего четыре минуты», -- сообщил все тот же неугомонный юноша в рупор. Похоже, из-за нехватки клиентов одесские предприниматели готовы растянуть время и даже повернуть его вспять. Две минуты. Четыре минуты…

… Путей для отступления нет, как же я могла запамятовать, что за любофф надо бороться? Гордость – хорошее оправдание для того, чтобы сложить оружие. И с каких это пор я начала оправдываться перед собой? Где живущий во мне гедонист, привыкший во что бы то ни стало получать удовольствие любой ценой? Куда подевалась упрямая девочка, исповедующая стиль «вижу цель — не вижу препятствий». Ты будешь моим, будешь. Хочу. Тебя. И. Точка.

-- Я так соскучилась, -- шепчу Олегу, обвивая руками его шею. Моя новая футболка с надписью «Jazz», дарованная одним добрейшим журналистом из Одессы, вплотную сталкивается с кадановским торсом. Бюстгальтер под майкой, как обычно, отсутствует. Не признаю этот агрегат – стесняет движения. Олег обхватывает мою талию, и мы медленно раскачиваемся совсем не в такт звучащей в клубе музыке. Губы не произвольно сталкиваются. Душно вокруг и влажно во рту.
-- Все! Давай скажем стоп! – прерывает идиллию резким выкриком Олег.
-- В чем дело? Я не понимаю?!
-- Давай скажем стоп, умоляю! Хочешь, на колени встану. Остановись!
-- Что тебя не устраивает?
-- Ты хочешь, что бы я с тобой переспал? – на последнем «переспал» он срывается на хрип.
Вопрошение отправляет на пару секунд в нокаут. Приводит в полное замешательство. Так резко и грубо. Хочу ли я его сейчас настолько или замечательная штука платоническая любовь?... Какой все же этот парень, оказывается, беспардонный и самоуверенный. Недооценила.
-- Положим, интим тебе пока никто не предлагал, -- нахожусь я. А он, видимо, не слышит и в запале продолжает:
-- Мы можем это сделать! Но ты же понимаешь, что после уже не будем также общаться, ты начнешь меня ненавидеть. Я уже многим испортил жизнь, многим. И еще тебе? – Он хватает меня за плечи и продолжает начатую басню: -- Скрипачка Оксана, помнишь?… Я тоже с ней трахался, один раз -- и больше не захотел. Она, обиделась….
Совершенно нет желания вникать в этот рассказ дальше. Выходим на улицу и, прислушиваясь к его прерывистому возбужденному дыханию, я заявляю:
-- Мне все равно, что ты наплел только что.
-- Это не правильно, -- с обидой прерывает Олег, неожиданно подхватывает меня и снова пытается занести на клубную территорию. Вырываюсь: «Нам надо все обсудить. Отпусти -- надорвешься». Но упрямый парень в беретке со звездой и красной олимпийке уже преодолел два лестничных пролета вместе с бесценным грузом – моим телом, которое он, как ни прискорбно, не возжелал лишить девственности.
Шум волн в ушах заглушал умца-умца из колонок. Как никогда хотелось научиться поворачивать время вспять.


Розовое

Жуть как не люблю встречать бывших однокашников. Особенно тех, с кем промучилась от силы два выпускных класса и не шибко-то общалась во время учебного процесса. Ощущения после таких случайных уличных столкновений, как правило, не самые приятные. О чем болтать? Куда поступили Леша, Катя и Коля? (Про себя: какая к черту разница!) Как в аттестате одни трояки, а устроились на бюджете? Молодца, пусть скажут спасибо родителям. Я? Нормально, контракт заочный, где только с курса на курс переводят, полезных знаний – ноль. (Блин, видно много у тебя свободного времени, дорогуша, если даже моя скромная персона удостоилась столь пристального внимания и обсуждения). Примерно в эдаком ключе протекала наша беседа с Олей, как назло заприметившей меня у газетного киоска. После чего и понеслось то самое бла-бла-бла…. Ни с того ни с сего очертания одноклассницы превратилось в черную бездну. Две ладони по-хозяйски накрыли веки.

-- Олег, -- жмурясь, прикасаюсь к его коже. Секундное сомнение: расставаться с теплыми пальцами ой как не хочется, но увидеть и уже слегка протокольно коснуться его губ в приветственном поцелуе -- я все же очень не прочь. Следующий слайд после темноты – Кабанов в бледно-розовой куртке и Олег в ярко-розовых очках. Интересно, они специально вырядились в тон друг другу?
Розовые очки. Забавная вещица, придуманная специально для неистребимых романтиков. Надеваешь – и мир прекрасен. Искусственный заменитель счастья, лекарство от невыносимо серой тоски будней-близнецов.

Розовые очки Каданов, кстати, вскоре уничтожил собственноручно, хотя и с моей подачи. После очередного выступления Олег впал в депрессивное состояние – публика не щедро искупала в овациях из-за чего он казался себе полным ничтожеством, бездарным чмом. Пока прочие согруппники мирно совершали алкогольные вливания после концерта, Каданов отсиживался на корточках под дверьми заведения. На лице его была скорбь всех когда-либо существовавших страдальцев вместе взятых. То, что в данной ситуации он даже не прибегнул к помощи снятия стресса водкой, говорило о многом. Дело было швах.

-- Чего пригорюнился? Прилично ведь отыграли, -- подбодрила я свернувшегося словно ежика в комок Олежку, и отпила из бокала шампанского. В ответ он отмахнулся и, кажется, еще сильнее ощетинил иголки.
-- Если ты сейчас же не прекратишь строить из себя обиженного жизнью, то содержимое этого бокала окажется у тебя на голове, -- припугнула я.
-- Выливай – все нормально,-- буркнул Каданов.

Девушка сказала – девушка сделала. Легким движением я опрокинула на него липкую жидкость с пузырьками. Ни малейшей реакции! Уверенные шаги к рукомойнику, открытый кран с холодной водой. Фужер снова полный до краев. Еще одна контрастная душевНая процедура для Каданова. По-моему, он слегка улыбнулся – скорее всего, развеселила моя идиотическая настойчивость. Глажу его по коротко стриженной макушке – мокро, но иголки сделались мягкими.
А потом стало невыносимо противно от мысли, что сейчас он успокоится, вольется в принимающую на грудь компанию друзей, а я… Я снова останусь одна – со своими причудами, странностями и вымученным пафосом, призванным напомнить, что я есмъ.

Резко снимаю с него розовый оптический прибор и преувеличенно радостно сообщаю:
-- Не отдам, и ты никуда отсюда не сможешь уйти!
-- Да, пожалуйста, -- процеживает Олег и, как я и полагала, движется к столу, где разместились приятели. Правда, делает это неуверенно, как бы на ощупь. Еще бы – с его минус 5 в правом оке и вовсе слепым левым. Почти радиоголовый Том Йорк. Впрочем, говорят коты, полностью потерявшие зрение вполне бойко ориентируются в пространстве – они следуют за колебаниями ветра. Вибрисами и усами касаются предметов, будучи в нескольких сантиметрах от столкновения, -- и таким образом избегают аварий. Тонко организованные хвостато-полосатые натуры. Олег – тоже тонко чувствующее существо.

… Пьянство завершено. Каданова, чуть ли не придерживая под локти, выводят из клуба.
-- Очки, -- выдвигает ультиматум Олег. Он произносит слово твердо, хотя совсем не уверенно держится на ногах.
-- Ты их не получишь, -- отрезаю я, исполняя соло на нервах, уже из принципа. Разумеется, в таком абсолютно разобранном состоянии Каданов меня практически не интересует.
-- Ленка, -- вмешивается верный друг Миша. – Он страшно не любит, когда лишается вторых глаз. Я вот как-то решил пошутить. Пока Олежка спал, нарисовал ему на стеклах очков полосочки маркером. Ну, чтобы поприкалываться. Так знаешь, что пришлось выслушать, когда этот, -- он покосился на нетрезво-нервозного Каданова. -- обнаружил прикол? О, были долгие разборки!
-- Ха! Не убедил, -- продолжаю выпендриваться я.
-- Отдай, -- снова требует Олег.
-- Только не тебе лично, а транзитом -- Мишке, -- решаю красиво прекратить надоевшее представление.
Злополучные очки передаются законному владельцу, который безжалостно, с размахом и уверенным жестом разбивает их об стену. Розовое счастье разлетелось вдребезги. Даже не верится: ни осколков, ни оправы в последствии найти не удалось. И это вовсе не аллегория, призванная выразить, как мы с Олегом уверенно отдалялись друг от друга резкими рывками. Обломков после битвы и впрямь не осталось. Не исключено, что я плохо искала.

Следующим вечером Каданов сел в поезд – его впервые пригласили отыграть сольник в российской столице. Он будет смотреть на москвичей через чистые прозрачные перегородки, а не сквозь пинковую пелену. Но песни им станет петь почему-то про розовых слоников, розовые крылья и розовый дождь.

Июнь-июль 2004 г.,
 Харьков