Летняя водичка

1

Баня была во дворе дома, в нескольких шагах от крыльца, и было очень приятно пробежать эти несколько шагов после парной, легко и невесомо касаясь потемневших от июльских дождей досок деревянного тротуара. Это было особенно приятно в сибирский мороз под пятьдесят, когда тротуар весь в белой плотной корочке промерзшего снега, и холодный воздух врывается в баню белыми клубами, следуя за тобой по пятам. Приятно было в теплом, просторном предбаннике, где лавки уже завалены чьей-то одеждой, где подвешенные высоко сухие березовые веники хранят запах пыли и позднего летнего тепла. Где на полках лежат отцовские инструменты вперемежку с какими–то неизвестными и непонятными детскому глазу предметами: канистры, веревки, паяльная лампа, обрезки провода, свернутый шпагат, какие-то скобы и прочие железяки. И там же, под лавкой, сухие березовые дровишки, лучина для растопки, свечка про запас и спички на подоконнике крохотного окна. А из парной тянет таким запахом, который никогда и ни с чем не перепутаешь, сколько бы лет ни прошло и где бы ты ни жил: запахом дымка, распаренных березовых листьев, смолой свеженаколотых дров.

В баню его отправляли вместе с сестрой, которая была на полтора годика его младше. Мыл их отец, осторожно намыливал и тер мочалкой и сначала заставлял мыть голову и все остальное горячей водой, а потом ополаскивал из тазика чуть теплой водой, и они радостно смеялись: «Летняя водичка, летняя водичка!»

Всего то и требовалось, что смешать в тазу ковшик горячей воды, да несколько ковшиков холодной: но в водичке этой была прохлада и прелесть лета, и так было славно, когда после горячего полка и шлепанья веником, тебя, всего истомленного жаром, окатывают этой легкой водичкой, смывая и прилипшие к телу березовые листья, и пот, и остатки мыла, чтобы потом вытереть насухо, и, завернув в большие полотенца, отправить обеих домой.

Там, в бане, они с сестрой вдумчиво разглядывали друг друга, пытаясь понять, чем же они так отличаются; и не раз спорили о достоинствах и недостатках именно такого устройства их детских тел. Занятие это, впрочем, им быстро надоедало, и тогда они забирались на верхнюю полку, откуда наблюдали, как потрескивает дровами и играет в полутьме таинственными красными отсветами на сухом деревянном полу большая банная печь.

Но однажды, когда пришла очередная суббота, он вдруг наотрез отказался идти в баню с сестрой:«Я туда с ней больше не пойду». Он сказал это хмуро, серьезно, с достоинством и только один раз. Ему шел десятый год, и он начинал осознавать себя мужчиной.

 2

Он понял, что застрял только тогда, когда белый перегретый пар пошел из под передних колес забуксовавшей машины. Три дня шли дожди, размывая мягкий грунт дорог вокруг их дачного поселка. Он рассчитывал проехать по мало кому известной и почти всегда сухой объездной дороге в лесу, но и она оказалась раскисшей от грязи. В довершение, по этой неприметной дороге не так давно прошел какой-то джип, окончательно её раздавив. Его скромная передне-приводная «тойота» имела низкую посадку, и рассчитана была на ровное асфальтовое покрытие; на то, чтобы кататься по городу, а не шарашиться по лесным проселкам в дождливую погоду.

Он попробовал сдать назад, убедился, что и это не получается, и тогда осторожно, чтобы не залезть самому в глубокую грязь, вылез из салона на обочину. День был ненастный, дождь с раннего утра то лил как из ведра, то разветривалось, но сейчас, к обеду, тучи надвигались грозно и темно, уже нависая над головой, но дождя не было, разве что слегка капало. Он переоценил погоду, свою машину, ему не хотелось вылезать из бани на даче, которую он так хорошо протопил ещё с утра. Хотелось понежиться, то подбрасывая воды в каменку, то похлопывая себя веничком, то ополаскивая тёплой водой. А когда вылез, высох и оделся, понял, что ливень закончился, но  дорогу с дач размыло окончательно.

Можно было, конечно, дойти пешком до главной дороги, благо здесь недалеко, и уехать рейсовым автобусом. Или просто остаться на даче. Но ему хотелось вернуться до вечера в город, поскольку завтра нужно было на работу, и были ещё другие дела по дому. Он вздохнул, посмотрел еще раз в небеса, где было уже совсем темно, откуда капало, обещая новый ливень, и полез в багажник. Лопату и топор он все-таки догадался захватить с собой, и теперь оставалось самое простое и известное с детства – расчищать колею, да ветки рубить, подкладывая их под колёса. Через полчаса этой грязной и занудной работы он закинул лопату и топор в багажник, и решил попробовать свою удачу.

Сначала он самую малость сдал назад, потом чуть-чуть двинул машину вперед, потом снова назад, и, раскачав машину, перешел на пониженную передачу. Медленно-медленно, буквально по сантиметрам, машина двинулась вперед. Так он прополз метров полста, а дальше пошло хорошее, отсыпное покрытие, и он почувствовал, как пошла, потянула тойота, и тогда он уверенно перешел сначала на первую, потом на вторую передачу, и еще метров через восемьсот увидел перекресток и главную, покрытую асфальтом дорогу их дачного поселка.

Ливень снова пошел тогда, когда он набрал скорость - и, выжав сотню, помчал по асфальту в сторону города. Тугие струи дождя хлестали, поливали машину, огромные каскады брызг вздымались из-под колес, и, когда он влетал на большой скорости в очередную лужу, машину слегка заносило. Этот очищающий, благословенный ливень после стольких дней одуряющей жары, этот ликующий праздник, который устроили ему небеса, расцветив небо всполохами молний и развесистой радугой – это и был его главный день, с самого детства, его праздник летней водички.