Щенок

- Бутылку кефира, хлеб - батон, а не бородинский, пожалуйста, - и соль.
Тетя Клава подхватила почти пустую авоську. На остановке толпились люди, как компас поворачиваясь спиной к ветру, и жались под козырек от дождя.
Он смотрел на тетю Клаву огромными влажными глазами не моргая. Та отвернулась, украдкой спрятала выбившуюся седую прядь под косынку и сделала вид, что не замечает. Он сделал шаг по направлению к ней. Тетя Клава увидела приближающийся автобус и попыталась пробиться сквозь толпу. Толпа грозно нахмурилась и вытолкнула старушку. Он подошел, уткнулся носом в ее башмак и замер.

Так они встретились - щенок и тетя Клава.
- Ты это.. шел бы отсюда, - сказала она строгим голосом и слегка подтолкнула щенка обратно к остановке. Он отвернулся, обиделся, наверное, не скулил, отошел.
Женщина почувствовала что-то вроде жалости, смешанной с облегчением. "На пенсию бы все равно не прокормила, - оправдывалась она перед собой, - пускай лучше подохнет, чем жить станет впроголодь. Может, подберут его.. да."

Она простояла полчаса. Ливень усилился, хлеб в авоське промок, под ногами сладко чавкало. Тетя Клава подождала еще немного и пошла пешком.

---------------------------
Если такие люди, которые пытаются убедить себя, что все будет хорошо. Эту тонкую грань, где кончается оптимизм и начинается покорность, так же трудно обнаружить, как и приучить себя верить в лучшее.
Оптимизм - это только средство, с помощью которой люди пытаются разогнать свою жизнь, чтобы она дальше катилась по инерции.
Не влезла в автобус? Что ж, она сэкономит на проезде. Разомнет кости, подышит воздухом.

Перед самой дверью тетя Клава обернулась. За ее ногами, совершенно без сил, стоял щенок.
---------------------------

У тети Клавы отныне рос Кошмар. Эта кличка прочно прилепилась к псу, когда он в очередной раз не пускал в подъезд его жителей. "Милицию вызвать! Собачников! - метались соседи перед парадной, - это не собака, а просто кошмар какой-то!"
Кошмар скалил зубы и охранял моющую полы тетю Клаву. Та давно уже бросила уговаривать пса не распространять свои кобельи права на людей - через год, когда он подрос, женщина поняла, что теперь правила диктует не она, семидесятилетняя пенсионерка, а это чудовище под два метра ростом - разумеется, на задних лапах. Но Кошмар, как ни крути, был хорош - с белесым воротником, густой шерстью, хвостом колечком и его вечной преданностью хозяйке. Своенравен, как все мужчины, самовлюблен и при этом доверчив.

- Я тебе, Игорек, когда-нибудь баранью ногу куплю, - в который раз уже говорила тетя Клава псу, размешивая ему в миске манную кашу - больше предложить было нечего. Она никогда не называла кобеля "Кошмаром", но, забываясь порой, обращалась к нему, как когда-то к своему маленькому сыну, погибшему в годы войны от дизентерии.
- Будет тебе вкусная такая нога - свеженькая, пахнущая. Честное слово, вот подкоплю.. Мне ведь немного совсем осталось, малыш, я подсчитала - две пенсии да несколько подъездов.
Кошмар облизывался так, будто уже видел эту ногу в своей большой полупустой миске. В собачьей голове созревала мысль.
---------------------------

Тетя Клава всегда выпускала пса ходить по своим собачьим делам одного. У нее уже начинала ныть спина, как всегда перед зимой, кололо сердце и мучила отдышка. Часто сидела она у окна, глядя, как ее единственный и неповторимый носится кругами по свежему снегу, разгоняя во все стороны соседей, лает на наглых воробьев. Осенью на него уже заглядывались пуделихи и прочая мелочь, и тетя Клава думала, что, слава богу, ей уж потомство не растить.
Вернувшись один раз с прогулки, Кошмар принес бумажник.

... Это уже становилось системой: пес явно страдал клептоманией. Причем тащил он не абы что, а ценные вещи - откуда только брал? Несколько раз тетя Клава находила хозяев, передавала им часы, кошельки, украшения. Но по двору едким дымом во все щели ползли слухи.
---------------------------

Однажды Кошмар не вернулся с прогулки. Тетя Клава охала, предчувствуя плохое, тяжело шагала по квартире, передвигала от волнения стулья, когда в дверь постучали.
Старательно отводя глаза, соседский мальчик сказал, что собака лежит на улице.

Там не было ни отметки, как у людей, ни таблички, только серый большой камень.
Какая-то женщина медленно уходила прочь. На снегу осталась лежать аппетитная баранья нога.