Егоза

Егоза

(о широте русской души)

Демид тянул срок. Его законопатили на семь, он отсидел три, а до звонка оставалось четыре, и тарахтеть ему было ещё, как медному котелку. Сидеть дальше ему особенно не хотелось, да и схлопотал он срок, как сам считал - не за что!
 
Была ранняя весна. Весеннее солнышко потихоньку пригревало всё сильнее и сильнее, а капель и весенние ручьи ему всё больше напоминали своим присутствием о наступающих переменах в душе и во времени. Почему-то именно весной зэка сильно начинает тянуть на свободу. Свобода - смысл этого слова во всех его многогранных понятиях так близко знаком, наверное, только зэку. Именно весной его начинают мучить мысли о воле, а бывает так, что о побеге. Редкий зэк решается на последнее, наверное, потому, что знает, если «берлогу» с документами не подготовишь, всё равно выловят, да потом ещё за побег «трёху» накинут. От этих мыслей на душе зэкам становилось ещё тоскливее, чем прежде.
Но всё равно зэки бегут, и бегут в основном весной, в надежде, кто на что. Кого сны о воле замучат, хоть в петлю лезь, кого ещё что, а кому сидеть бывает просто невмоготу…, и тогда бежит зэк, хоть на воле чуть-чуть побыть, и то в радость, воздухом свободы вздохнуть, а потом можно досиживать.
А так сидит себе он, особенно после пяти лет отсидки, и уже забудет, за что посадили. Просто сидит, срок тянет и всё.
Но Демид крепко помнил, за что срок схватил. Он срок схватил за дурость бабью несусветную, да ещё за то, что к тому месту и голова должна быть, что б знать, как ей этим местом распоряжаться.

Была как-то у Демида любовь. Любовь звали Светка – егоза. Любил её Демид больше жизни, называя её за непоседливый игривый характер и ещё за кое какие качества, ласково – Егозой. Познакомил он её на свою голову со своим закадычным другом, который недавно неплохо так «поднялся». Но что-то тогда поменялось в характере друга, заносчивый стал, вкус денег почувствовал.
 Случилось так, пригласил друг Демида со Светкой в гости на день рождения. Демид по делам должен был задержаться немного, а потом прийти у него и вовсе не получилось. Другу он верил и мыслей никаких не допускал, в чем впрочем, немного ошибся. Но после гостей Светка стала какой-то такой, молчаливой, всё сказать чего-то хотела, да не могла, всё что-то её держало и тормозило. Демид нутром чувствовал, что что-то не так, всё думал, что ей мешает это "что-то" сказать. Думал он, думал, а через некоторое время узнал, что «намотал на винт» себе неприличную болезнь от своей любимой. Под давлением сего неоспоримого факта Светка созналась, что взяла грех на душу с его другом в тот вечер на дне рождения.
Сильно горько, больно и обидно было Демиду, хотел он прийти к другу разобраться по мирному, спросить его, зачем де он так поступил некрасиво, прекрасно зная, что пьяная баба – чужая, да ещё «наградил» их обоих. Но тот чего-то там испугался, и, почувствовав себя крутым, забил «стрелу» для разборок, на которую сам не приехал. На «стрелу» прибыли два малых, что из боевиков, со стволами. Видать друг тогда, сдрейфил.
На «стреле» малые стали махать стволами, мол, да не пошел бы ты куда дальше, мол, мы крутые, пальцы растопырили веером и так далее. Но стрелять они почему-то не стали, а Демид был серьёзный. В итоге, в рукопашной один из боевиков получил своим же стволом по «башне», от чего и отдал концы через неделю в больнице, а другой оказался с «тяжелыми». На деле получилось не очень красиво, боевики проявили явную нерешительность и трусость характера, от чего в бою сильно так пострадали. Но на суде на самооборону это почему-то не очень тянуло, так Демид схватил срок.
- Убегу я, наверное, и прибью эту сучку – думал долгими ночами Демид. - Всё одно жизнь поломана, чуть больше или чуть меньше сидеть, не один хрен, ведь не насиловали её, сама дала - размышлял он, подолгу смотря на свободу через колючую проволоку. - Хоть сидеть-то будет за что.
Много думал Демид и взвешивал все за и все против. Благо, времени у него было вагон, за шитьём самоходных тапочек.
Но вот пришло время, и он наконец-то решился. Долго к побегу готовился. Поздней тёмной ночью, преодолев все полосы заграждений, он на беду запутался в последней «колючке». С каждым движением крючки колючки цеплялись за его одежду всё больше и больше. Демид сначала ослеп от ярости, а потом в душе сдался и вовсе сел «на измену».

Но не знал Демид, не ведал, что в полночь вступил в силу закон об амнистии, под которую попадала и его статья.
Последний раз, пошевелившись, Демид увидел не весть, откуда взявшуюся прямо перед его лицом, прыгающую в лунном отблеске бирку с надписью - «Изделие специальное проволочного заграждения «Егоза», гост, серия, год выпуска и т.д.». Так и лежал Демид тихонько, как в мышеловке, размышляя о жизни и глядя на бирку.
- Здесь тоже пришлось встретиться с «Егозой», судьба, что ли? - думал Демид.
Видать крепко она его держит. Так и лежал он тихо, покуда его не вытащили охранники, неожиданно обрадовав амнистией. Они долго смеялись, а потом сказали, что за побег это ему уже не считается. А побежал бы он три часа тому назад, то амнистия ему уже не «светила». Нельзя себе представить и вообразить, что чувствовал и пережил он в те кошмарные для него минуты…

Выходя из ворот тюрьмы на свободу, он увидел Светку-Егозу с букетом цветов. Она бросилась ему на шею, со словами.
- Демид, прости меня, если сможешь…?
- Да ладно, чего уж там - скромно, и как бы немного застенчиво, ответил Демид…

Говорят, на этом его мытарства закончились.
 

Андрей Днепровский - Безбашенный.

4 марта 2002г