Поворот судьбы - дополненный

На шумной базарной площади города Волкова встретились двое –две судьбы. В этой, казалось бы, непроходимой толчее каждый шел своим путём, предначертанным только ему. И не столкнись они, этот путь мог бы продолжиться: каждому в жизни даётся множество искушений и только единственный шанс –избежать их, пройти мимо.
Но эти двое столкнулись. Это были молодая двадцатидвухлетняя красавица цыганка Катерина и её ровесница белокурая Зоя. Они как будто прошли мимо, но Катерина натренированным взглядом уже увидела в Зоиных глазах отчаяние и поняла, что та отдаст всё до копейки за то, чтобы узнать хоть что-то о дальнейшей судьбе. И она, как хищный зверь, бросилась на свою жертву.
–Стой, Белянка! Давай погадаю, всю судьбу расскажу: что было, что есть и что ждёт тебя. –Катерина уже стояла рядом с Зоей и очаровывала её обворожительной гипнотической улыбкой, льющейся из её бездонных жгуче-чёрных глаз.
Зоя остановилась и удивлённо смотрела на чернявую красавицу, даже не сообразив, что перед ней цыганка.
–А ты умеешь гадать? Ты и в самом деле скажешь, что меня ожидает? –удивилась Зоя. В её безвыходном положении можно было решиться на любой отчаянный шаг.
–Ещё бы! Я –приёмная дочь самого барона Лайко. Самые лучшие гадалки учили меня цыганскому ремеслу. Отойдём в сторонку, чтобы нам не мешали.
 Катерина уверенно взяла Зою за руку и повела за палатку. Она не солгала, сказав, что приходится дочерью цыганскому барону Лайко. Её отец Михай был другом Лайко, а ещё он имел красавицу жену Галю. И любил он её так страстно, что и дня прожить не мог без неё. Вместе радовались, любуясь  трёхлетней дочкой Катериной, ждали второго ребёнка. Но однажды во время перехода на другую стоянку пришлось переправляться через вышедшую из берегов реку. Молодой конь испугался плывшей коряги, шарахнулся в сторону, и кибитка перевернулась. Галя с дочкой оказалась в воде. Она подняла Катерину над головой и так каким-то чудом смогла перебраться на берег. Пока разожгли костёр, пока нашли тёплую одежду на других переправившихся повозках, Галю просквозило на промозглом ноябрьском ветру, и она слегла в горячке.
Вот тогда-то и решили остановиться на краю ближнего села и жить осёдло. Построили себе избы, стали работать в совхозе. Их табор был небольшим, дисциплину барон строго спрашивал, и ослушаться его смельчаков не было.
Михай работал кузнецом –золотые у него руки были. Вот только его Галя угасала на глазах. Особенно процесс стал убыстряться после преждевременных родов –ребёнок оказался мёртвым. А был-то мальчик –долгожданный сын! И глядя на угасавшую, как догоравшую свечу, жену, угасал и Михай. Так в один день их и не стало: закрыл глаза своей Гале Михай и упал замертво.
А перед этим Лайко дал клятву другу, что воспитает его Катерину как свою дочь. А про себя решил твёрдо, что если она полюбится его сыну Илько, то справит им грандиозную цыганскую свадьбу. Так оно и вышло: Илько полюбил красавицу Катерину, и она в нём души не чаяла. И свадьба была уже намечена, да нагрянувшее лихолетье разорило совхоз, и вновь им пришлось кочевать с места на место по всей стране в поисках заработка. Свадьбу отложили до лучших времён, в надежде найти пристанище. Так они оказались в пригороде Волкова, где собирались осесть.
Но не так-то легко это было сделать: на пути их следования попадались разорённые деревни, в которых колхозы или совхозы уже ликвидировались, или еле-еле дышали. А тут под самым городом попалось большое красивое село, и колхоз всё ещё числился в передовых.
Остановился табор на окраине села. Мужчины остались ставить шатры, кормить лошадей. А женщины сели на автобус, шедший до города, отправились на заработки. За время осёдлой жизни семьи кормили мужчины, получая за работу в совхозе, а женщины занимались детьми, вели домашнее хозяйство. А во время кочёвки женщинам пришлось вспомнить древнюю профессию цыганок  –гадание, предсказание, торговля вещами. Если бы они закрепились здесь, то через неделю –две Лайко обещал устроить свадьбу. Поэтому от ожидания начала новой семейной жизни настроение у Катерины было прекрасным.
А её сверстница тоже была сиротой, но воспитывалась в детдоме. После окончания техучилища поступила работать на стройку, получила комнату в общежитии. Но трест их распался в 90-е годы, строительные работы были приостановлены. С трудом устроилась разнорабочей в частное кафе. Нагрузка была неимоверная, так как вместо положенных четырёх рабочих держали двоих, а голодные три года, когда только изредка удавалось найти подработку и поесть вдоволь, привели к истощению организма. И вот однажды она упала в обморок у горячей плиты, чудом не вылив на себя кипящий котёл с первым блюдом.
Хозяйка отправила её в больницу, где поставили диагноз «Анемия». После проведённого минимального курса лечения из-за отсутствия денег направили её во ВТЭК. А там, повертев посыльной лист, сказали напрямую:
–Принесёшь восемь тысяч рублей, будет тебе группа, а нет, то придётся ещё потрудиться на хозяйку.
Зоя вернулась в кафе, но хозяйка не допустила её до работы, чтобы не иметь возможного травматизма. Дала ей на расходы несколько купюр и закрыла за ней дверь.
И вот Зоя шла по рынку с зажатыми бумажками в руке, не зная, что купить, чтобы подольше продержаться. По старым временам это была огромная сумма, но на сегодня это была мелочь. Так, не истратив деньги, она столкнулась с Катериной.
Они остановились за палаткой. Катерина, заметив зажатую купюру в правой руке, взяла левую ладонь Зои и стала гадать.
–У тебя в жизни сейчас чёрная полоса. Ты живёшь одна, родных у тебя нет. К тебе прилипла страшная болезнь. И работу ты потеряла.
Зоя слушала Катерину в большом волнении – та, не зная её, говорила правду!
А Катерина, поняв по лицу Зои, что попала  в точку, продолжила:
–Заплати, и я расскажу, что ждёт тебя в будущем.
Зоя разжала ладонь – Катерина быстро схватила бумажки, поспешно спрятала в кармане необъятно-широкой юбки, и уже ликующим голосом закончила гаданье:
–Твоя чёрная полоса очень скоро пройдёт: ты будешь жить в большом богатом доме. Твоя болезнь исчезнет. У тебя будут дети, красивый муж, и ты ни в чём не будешь нуждаться. Я говорю правду, так и будет.
Проходившие мимо цыганки окликнули Катерину, она подбежала к ним, громко засмеялась, и они скрылись в толпе.
А Зоя ещё долго стояла, растерянно глядела на пустую ладонь, понимая, что голод уже в эту минуту подступил к ней вплотную. Слёзы обиды, отчаяния заполнили глаза, и она пошла, не видя, куда идёт.
Кто-то резко толкнул её, и она чуть не упала, но чьи-то сильные руки удержали. Сквозь слёзы Зоя увидела, что держит её высокий, средних лет мужчина. До слуха дошел его голос:
–Ты что, малыш? Кто наехал на тебя? А ну, пошли со мной, там разберёмся. –Он довёл её до машины, посадил на заднее сиденье, поехал.
А Зое было безразлично, куда она едет, с кем, что с ней сделают. Всё её существо было заполнено обидой, в ней всё кричало: «Господи, как же Ты допустил, что у меня отобрали последнюю копейку, последний кусок хлеба? Да есть ли Ты, если это произошло?! Я же верила в Тебя и жила только этой верой!..»
Мужчина пытался заговорить, внимательно рассматривая её в зеркальце, но она была безучастна.
Машина въехала в ворота у трёхэтажного коттеджа, и тут же к дверце подбежал мальчик лет семи, повис на руках вышедшего мужчины, а затем заглянул в салон машины, встретился с отрешённым взглядом Зои, спросил:
–Папа, кого ты привёз? Её кто-то обидел?
–Похоже, что так. Это наша гостья, она поживёт у нас.
–Посели её в комнате рядом с моей. Я буду её защищать и охранять.
–Молодец, сын, ты храбрым мужчиной растёшь.
Мужчина вёл Зою по лестнице, на ходу давая распоряжения прислуге:
–Пригласите эскулапа, пусть осмотрит её. И, пожалуйста, максимум внимания. Да, и быстрее готовьте документы на поездку, и на неё тоже. Через неделю уезжаем.

* * *
Прошли годы. Однажды Зоя остановилась у салона красоты, закрыла машину и готова была войти в здание, как услышала знакомый возглас: «Стой, Белянка!» Она посмотрела на приближающуюся группу цыганок, одна из которых обращалась к проходившей мимо белокурой девушке.
Прошлое всколыхнуло Зою, и когда отставшая цыганка поравнялась с ней, она окликнула её:
– Катерина!
Цыганка остановилась, всмотрелась в Зою,  поспешно подошла:
–Слава Богу, что ты встретилась, я все годы искала тебя, ни одну белокурую не пропустила, но ты не попадалась.
Голос её был радостно-тревожным, в нём чувствовалась боль. Глаза, ранее ликующие, восторженные, сейчас были остуженные, как затухающий костёр. Они непроизвольно рыскали по сторонам, будто ища укромный уголок, чтобы спрятаться или убежать куда-то.
На вид ей было лет пятьдесят, хотя Зоя хорошо помнила, что они ровесницы, а значит, ей только тридцать пять. Она посмотрела на отошедших цыганок и решительно скомандовала:
–Немного пройди и сделай вид, что догоняешь их, а сама садись в мою машину, я подгоню её к бровке.
Минуты через три машина уже завернула за угол, выехала на загородное шоссе, свернула в лес и остановилась возле трёхэтажного коттеджа. Ворота распахнулись, охранник приветливо помахал рукой и закрыл ворота за проехавшей машиной.
–Володя, спрячь машину. Её могут искать, –распорядилась Зоя.
–Слушаюсь, хозяйка, –охранник неодобрительно покачал головой и оторопел, увидев вышедшую вслед за Зоей Катерину.
–Ты чего испугался? Это моя гостья, она поживёт у нас. А ты, Катерина, что такая нерешительная? Ты же хотела скрыться, я правильно тебя поняла? А здесь ты в безопасности. Кроме гаданья, ты можешь что-нибудь делать? Мне в доме надо провести уборку.
–Да, я всё смогу сделать.
Зоя завела Катерину на кухню, поставила перед ней тарелки с закусками.
– Скажи, Катерина, зачем ты  меня искала?
–Чтобы отдать твои деньги. Я всегда их имела при себе, только иногда приходилось отдавать мужу, чтобы избежать побоев за малый заработок. Но на следующий день я эту сумму прятала в тайник. И так все эти десять лет.
– Расскажи, Катерина, как ты жила эти годы? –Зоя вместе с цыганкой занялась уборкой.
– Плохо жила. Твоими деньгами я зачеркнула все хорошие начала в своей судьбе. Жена Лайко (а она была прозорливой) сказала, что я не только себя погубила, но и весь табор ввергла в пучину. Так оно и вышло: в первую же ночь у нас украли всех лошадей. А вдобавок барон местного табора заявил, что земля, на которой мы остановились, принадлежит ему и мы должны заплатить за стоянку. И так оскалился по-звериному, глядя на меня похотливыми, жадными глазами: «Вот за неё я могу дать вам пять лошадей, при условии, что вы сразу покинете эти места.
Выхода не было – в таборе находились старики, дети, и пешего перехода они бы не выдержали. А я должна была отплатить Лайко добром за моё воспитание. Илько не было в таборе, и я решилась:
–Барон, утром, когда мой табор выедет из села, я приду к тебе.
Я встретила Илько вблизи табора, и мы провели ночь вместе. Она была нашей первой и последней медово-полынной ночью. Илько так и не узнал, что я остаюсь, – утром Лайко отправил его на разведку в поисках места для стоянки табора. И как я позже узнала, он не сразу нашёл подходящее село. О, как он спешил ко мне, даже загнал лошадь, и всё же только к вечеру второго дня он встретил кочующий табор, но меня там не было. Он пешком вернулся в Волков, исходил его вдоль и поперёк. Но следов моих не нашёл. И тогда он решил твёрдо – не возвращаться в табор. С тех пор он исчез.
Так разошлись наши пути. А мы с ним с детских лет росли вместе. И в Московском Университете Дружбы Народов  учились вместе. Лайко гордился, что мы поступили учиться, но с третьего курса, когда ввели плату за обучение, нам пришлось закончить учёбу. Илько сразу взяли в армию. Ему предлагали остаться на сверхсрочную службу, но любовь ко мне, жалость к пожилым родителям одержали верх –он вернулся в уже кочующий табор. И вот он покинул его.
А я стала жить со старым бароном на правах его третьей жены. Но это была не жизнь, а каторга: цыганка любит только один раз, и её невозможно насильно заставить любить. А за холодность цыганок жестоко бьют. Меня согревало то, что под сердцем билось дитя Илько. Но от ежедневных побоев сын родился мёртвым. Если бы ребёнок родился живым, то я могла бы лучше относиться к мужу, а тут я превратилась в ледышку: мне были безразличны его побои, я ждала конца: я увидела сон, где Илько умер. И мне хотелось уйти из жизни вместе с ним. И сейчас я живу как в кошмарном бреду. –Катерина впервые за этот разговор посмотрела пристально в Зоины глаза. –А как ты жила эти годы? Что было с тобой? Я вижу, что мои слова сбылись, это так?
–Да, ты тогда оказалась права –буквально в этот же день моя жизнь круто изменилась. Когда ты ушла с моей купюрой, я некоторое время находилась в шоковом состоянии, потому что лишилась последней крохи, благодаря которой могла бы немного продержаться на плаву. И я пошла, ничего не видя вокруг. Столкнулась с каким-то мужчиной – он на машине увёз меня к себе домой. А через неделю я вместе с ним и его сыном оказалась на Кипре. Там я стала женой Захара. Он через месяц уехал, а мы с Вадимом прожили там ровно год. От своей болезни я избавилась. Там же у меня родились близняшки – сын и дочь. Захар приехал к тому моменту и жил с нами ещё месяц. А потом там же отметили годовщину нашего знакомства, и все вместе вернулись домой. С Вадимкой у нас прекрасные отношения. В этом году он окончил школу и поступил в университет, а близняшки пойдут в третий класс. Сейчас они все вместе уехали в Анапу, скоро и я присоединюсь к ним – задержали дела на работе. Захар заставил меня учиться, и я за эти годы сумела окончить не только университет, но и аспирантуру. Сейчас преподаю в институте. Если муж занимает ответственный пост, то жена должна соответствовать ему. Ты видела портрет в гостиной?
–Да. Но ты там слишком полная.
–А это не я, это первая жена Захара. Правда, что мы с ней очень похожи?
–На лицо вы очень похожи. Я когда увидела портрет, то очень испугалась.
–Почему?
–Потому что в её глазах смерть. Что с ней? Где она?
– Она трагически погибла. Захар после этого семь лет жил один и говорит, что и до сих бы пор один бы куликал, если бы не встретил меня. Он мечтает найти тебя и познакомиться. И я благодарна тебе за твоё предсказание. Но, как я вижу, со своими предсказаниями ты передала мне и своё счастье. Так это?
–Ты не совсем так это объясняешь: забрав у тебя последние деньги, я взяла на себя все твои беды. – Катерина подошла к окну и долго смотрела на охранника, красившего машину, затем повернулась к Зое, задумчиво посмотрела на неё: – Мы не задумываемся, когда причиняем зло другим, радуемся, что сделали это тайком, что никто не увидел. Но Бог-то видит и жестоко наказывает за это, и чаще всего болезнью самых близких нам людей. Я с болью смотрю на тех, кто в компаниях силком заставляет пить непьющих. Но если человек отказывается, значит, ему нельзя пить и он находится под Божьей охраной. И получается, что эти упыри спаивают не конкретных людей, а своё потомство и зарабатывают проклятия своему роду. Мне жаль их. Но почему нам не дано понять, что зло наказуемо?! Нельзя нарушать заповедь «Поступай так, как хочешь, чтобы поступали с тобой».
– Катерина, ты стала философом.
–А я же училась на философском отделении. Ещё бы немного, и я бы стала первой цыганкой-философом. Но всё прошло мимо, – Катерина вновь посмотрела в окно, спросила: –  Кто этот человек? Мне знакомо его лицо.
–Это наш охранник. Может быть, приходилось гадать ему? Через твои руки прошли, наверное, сотни тысяч людей. Или ты их не запоминаешь?
–А зачем их запоминать? Запоминаешь тех, кого впускаешь в свою душу. А мужчинам я не гадаю. Как зовут его?
–Володя. Когда спустимся вниз, спросим. Может быть, он тоже знает тебя?
К вечеру, закончив уборку, Зоя с Катериной сели в беседке, обвитой со всех сторон виноградной лозой. Зоя позвала охранника:
–Володя, принеси нам ужин сюда, хочется посидеть на воздухе.
–Хорошо, хозяйка. –  Он быстро накрыл стол, заставил блюдами.
–Садись с нами, поужинаем вместе, да и Андреевну позови сюда.
–Она прилегла отдохнуть, говорит, что от жары кусок в горло не лезет. Подустала она с уборкой: гостиную и кухню вылизала до блеска. Ворчала всё: «Уезжать собрались, а генералку устроили».
 Володя сел у входа, откуда были видны ворота. Дверь гаража была открыта и там поблескивала свежей кофейной краской бывшая белая «девятка».
–А когда же заниматься уборкой – не перед самым же отъездом? А грязным дом оставлять нельзя, – возразила Зоя и обратилась к Катерине: – А ты по цыганской почте не разыскивала Илько?
– Каждый раз, когда встречала незнакомых цыган, я спрашивала о Лайко и его семье. Они все клялись землёй, что разыщут и сообщат, но до меня не доходили никакие слухи. Может быть, муж перехватывал известия? – Катерина говорила грустно, с болью в голосе. В модном платье из Зоиного гардероба она была не похожа на таборную цыганку.
–Говоришь, клялись землёй? А земля молчалива, она умеет хранить тайны, – задумчиво произнёс Володя.
–Что ты имеешь в виду, Володя? – Зоя удивлённо смотрела на охранника.
–А вы знаете, Зоя Михайловна, ни одна ваша философия не подвластна случайности. Я много лет искал цыганку Катерину, а она сама пришла в дом, где живу я. Как вы это объясните?
–А может быть, это не случайность, а закономерность неизбежности встречи? Если ты искал Катерину, значит, ты знаешь Илько? Я права?
–Да, это так. Он мой друг.
–Катерина, а ты вспомнила, откуда знакомо его лицо?
–Вспомнила. Они вместе с Илько сняты на одной фотографии. Илько присылал её из армии.
–Да, да, было такое дело. У нас с ним койки рядом стояли. Сколько переговорено за те два года – на всю жизнь хватит.
–А почему ты так сказал о земле? Я не поняла тебя, Володя?
–Нет Илько, постелью для него стала земля-матушка, – за Владимира ответила Катерина.
–Да, ты права, к сожалению. Когда Илько искал место для стоянки табора, он заехал в наше село. Меня там не было, но отец ещё был жив. Именно туда Илько направил табор, а сам, не найдя Катерину, приехал ко мне и уговорил пойти контрактниками в Чечню. У меня постоянной работы на тот момент не было, и я легко согласился. Два года мы там были. Отчаянный он парень, в самое пекло лез, как будто смерть искал. Но пуля не брала его.
А тут однажды на привале видим, как чеченка нахрапом прёт на нас. Илько бросился наперерез к ней. Только огненно-земляной столб взметнулся на том месте. Куда она шла – неизвестно. Но увидела ребят на привале и решила взорвать их. Только Илько помешал ей, вот она раньше времени и взорвалась. Илько в сторону отбросило, хотя мало что от него осталось. Но Господь не допустил смешаться их телам. Гроб с его останками я привёз в свою деревню, там и захоронил вместе с его родителями – они не перенесли разлуки с ним, его смерти. Мать ушла раньше, а Лайко после похорон сына. А из табора никого не осталось, они разбрелись ещё раньше кто куда. Это недалеко отсюда, если хочешь, я свожу тебя.
–Когда? –  нетерпеливо спросила Катерина. Всё её тело подалось вперёд, она готова была сорваться с места и бежать сию минуту.
–Завтра, если хозяйка разрешит.
–Володя, а сколько времени потребуется, чтобы туда и обратно доехать? – Зоя была взволнована рассказами Катерины и Володи.
–Часа полтора, не больше.
–Тогда готовь машину сейчас, у нас до темноты в запасе три часа. Катерина, пойдём переодеваться.
Минут через пятнадцать машина выехала за ворота, а ещё через полчаса она остановилась у сельского кладбища. Было ещё довольно светло и необыкновенно тихо, только изредка вскрикивала какая-то птица, но это было далеко, звук её еле долетал до кладбища.
Владимир подвёл женщин к низкой просторной ограде с тремя холмиками и железными крестами, к каждому из которых были привязаны красные ленты. Катерина подошла к среднему холмику и опустилась перед ним на колени. Она сидела молча, раскачиваясь из стороны в сторону, затем запела грустную цыганскую песню с надрывом в голосе, не замечая катившихся слёз. Но она оборвала её на полуслове так же внезапно, как и начала. Оборванная песня, как и внезапно оборванная жизнь. Зоя и Владимир вздрогнули, а Катерина  подошла к Зое, заглянула ей в глаза:
– Спасибо тебе, сестра, за твою заботу, за то, что привезла сюда. Вы поезжайте, а я останусь здесь.
Володя подошёл к Катерине, встал рядом.
–А ты не спеши к Илько, он тебя не примет, потому что всегда желал тебе только счастья и очень хотел, чтобы у тебя были дети. Я отвезу тебя к своей матери в село, поживёшь пока у неё, – Володя неожиданно острым ножом отхватил толстую косу Катерины и закопал её в изголовье холмика Илько.
Зоя в испуге вскрикнула:
–Ты зачем это сделал?!
А Катерина даже не шелохнулась.
– Я выполнил просьбу Илько – он просил меня, на случай его гибели, разыскать Катерину и привезти ему её косу. Что я и сделал.
– Он повенчал Илько не со мной, а с моей косой. А меня Илько выпустил из клетки. Только эта свобода мне не нужна. Но если он хочет, чтобы я жила, то я буду жить, но рядом с ним. А ты, Володя, настоящий друг, спасибо тебе, – Катерина низко поклонилась ему. – Скажи, а кто привязал ленточки?
– Цыганёнок один. Табор ушёл, а года через два он вернулся и жил у Лайко. И после их смерти он никуда не ушёл, остался в селе. Вместе с моей матерью ухаживает за могилками, помогает старикам. Хороший паренёк.
–А как его зовут? – Встревожилась Катерина.
–Лайко звал его Илькой.
– Сколько ему?
– Говорит, что семнадцать, а на вид совсем пацанёнок.
– Из нашего табора он… Я помню его совсем маленьким. Он жил у Лайко. Его родители, как и мои, погибли. А Лайко, как вожак табора, всех сирот собирал под своё крыло, определял в семьи и за всеми следил, помогал в жизни.
– Вот что, Володя, ты останешься здесь для безопасности Катерины. А когда мы вернёмся из отпуска, то разберёмся, что к чему. А при необходимости возвращайтесь назад, я Андреевне дам распоряжение. А сейчас поехали, а то все птицы уже угомонились. Пора и нам. Да и усопшим покой нужен.
***
Незаметно промелькнул месяц. Зоя вместе с детьми появилась в селе у дома Владимира. Он радостно встретил их:
– Сразу видно, что южане явились. А ребята как подросли! Как дорога?
– Нормально доехали. А какие дела у вас? Где Катерина?
– Всё спокойно. Чужие не появлялись. Я узнал, что их табор ушёл из города. А вы не узнали Катерину? – Он весело смотрел на хозяйку.
Зоя внимательно посмотрела на красавицу с короткой стрижкой, в лёгком ситцевом сарафанчике, стоящую рядом с матерью Владимира. Она походила на молодую сельскую девчонку.
Та лукаво улыбнулась, протянула руку к Зое:
– Так что, Белянка, давай погадаю?!
Зоя радостно рассмеялась:
– Катерина, как я рада за тебя!
И тут она заметила ликующий взгляд Владимира, обращённый на Катерину. Он пожирал её взглядом, впитывал всю, и еле сдерживал себя, чтобы не обнять, стискать в своих могучих руках с тяжёлыми кулачищами. Катерина зарделась румянцем и быстро перешла по другую сторону матери Владимира. Та обняла её, прижала к себе и строго прикрикнула на сына:
– Володька, уймись! Ишь, распетушился!
Владимир в порыве неудовлетворённой страсти подпрыгнул, сорвал ветку с дерева и побежал в сторону реки.
– Я скупнусь немного!
– Давай, давай, охолони немного, выпусти пар. Да не так долго, сейчас обедать будем. – Мать с гордой улыбкой, любящим и всё понимающим взглядом смотрела вслед сыну, а затем строго сказала Катерине:
– А ты ему повадку не давай, береги себя, чай не одна теперь. А он такой же кобель ненасытный, весь в отца.
Зоя подошла к Катерине, обняла, вопросительно заглядывая в её чернющие глаза, со страстью смотревшие вслед бежавшему Владимиру. И тот как будто почувствовал этот призывный взгляд, развернулся, помахал рукой.
– Так что, подружка, может вам свадьбу справить?
– Зачем? Нам шума не надо. Мы по-тихому распишемся.
– Всё правильно, дочка, зачем шуметь. Хозяйка, пойдём-ка в дом, Нечего жариться на солнышке. – Она развернула Катерину и повела к дому. И не преминула похвастаться: – Дочка там такой порядок навела, совсем городской квартирой стала моя изба. Только молю Бога, чтобы ничего плохого не случилось. Ведь Володька-то совсем другим человеком стал, ожил, а то, как бирюк замшелый был.
– Катюша, а тебе бы продолжить учёбу, на заочное отделение поступить. Как ты на это смотришь? – У Зои в душе всё ликовало за перемену в судьбе Катерины, но она не показывала это, боясь спугнуть нежданное счастье.
– А я думала об этом, но боюсь показываться в городе.
–  А ты не бойся. Мы тебе такой макияж с камуфляжем сделаем, что сама себя не узнаешь. Хотя и без этого ты изменилась так, что стала неузнаваема. Я рада за тебя. А может тебе имя сменить?
– Вот и мама об этом говорила,– Катерина с благодарностью посмотрела на мать Владимира.
– Ты помоги им, Хозяйка, сами они этого не смогут сделать. А Володька с первой минуты зовёт её «Люба моя». Вот пусть и будет Любой. Глядишь, и всё чёрное из судьбы уйдёт.
А ты вместо Володьки Илько возьми, он работящий, машину знает.
– Скажу мужу. Такие дела только он решает.
***
И ещё пролетели несколько лет.
Однажды тёплым августовским днём в коридоре института встретились две подруги: Зоя и Люба (Катерина). У обоих была короткая  модная стрижка. Только одна была блондинка, а вторая – яркой шатенкой с чёрным отливом.
Люба за эти годы окончила институт, поступила в аспирантуру. Работала она у Зои на кафедре. У Любы и Володи росли двое чудесных малышей-погодков: сын Илья и дочка Зарина. Так назвали её вместо наречённой Зои по её же просьбе. Девочке подходило такое имя: она родилась на ранней зорьке, когда день только пробуждался, всё вокруг просыпалось и возрождалось. На её лице почти всегда была счастливая улыбка, и всем вокруг хотелось улыбаться. Так и стала она Зариной – Зорькой.
Люба  постаралась отвыкнуть от своего бывшего имени Катерина. И только когда она бывала на могиле Илько, прошлое возвращалось. Но Владимир старался одну её туда не отпускать. Жили они в новом доме, построенном рядом с коттеджем  Зои. А в старом доме остался жить Илько со своей семьёй. У него тоже было двое детишек, ждали третьего. В жёны он взял русскую девчонку – детдомовку, работавшей кухаркой у Зои. И тоже планировали построить домик рядом с хозяйским домом. Когда рядом близкие люди – спокойнее жить. Так часто повторял Хозяин. А Илько с пелёнок привык подчиняться сильным личностям. В этом взгляды Илько и Любы были  очень похожими.
В этот раз Зоя внимательно посмотрела на Любу, тревожно спросила:
– Что случилось, сестрёнка? Тревога так и плещется  из твоих глаз.  Пойдём ко мне в кабинет, там и поговорим.
Они сели рядом в лёгкие кресла. Зоя взяла руку Любы в свою, почувствовала необычную дрожь.
– Давай-ка рассказывай, что произошло с тобой? Тебе же нельзя так волноваться.
– Да меня опять Илько спас…
– Как это?! Что ещё придумала? Выдумщица ты моя. – Зоя прижала руки Любы к губам, поцеловала их. – Я слушаю тебя.
– Помнишь, я рассказывала, как Илько во сне не пускал меня в магазин? Тогда днём я подошла к магазину и непроизвольно остановилась. Меня обогнала женщина. И в этот момент с крыши свалилась глыба льда. Женщину ранило, а меня не задело, только волной отбросило в сторону.
А сегодня проснулась утром, а Володя сидит, голову руками обхватил. Я к нему:
¬«Что случилось?! Голова болит?»
«Нет,– говорит. – Душа болит. Кричала ты ночью, вырывалась от Илько… Что произойти должно?»
– Я тоже перепугалась. Но как могла, успокоила Володю и поехала на работу. А по дороге решила заглянуть в наш Салон, чуть-чуть подстричь волосы, чтобы всё плохое улетело.
Остановилась я возле Салона, хочу выйти из машины, а дверца не открывается. Крутила все защёлки, дёргала, – ни в какую. Метнулась ко второй – та же картина. Сижу, вспоминаю все наставления Володи. И вдруг вижу, как мимо машины идёт толпа цыганок: с детьми, с узлами. Узнала двух знакомых из табора Барона. Сердце оборвалось – не к добру это. Зачем вернулись в город?!
Дождалась, когда они скрылись за углом, нажала на газ и прямиком сюда. И представляешь, только дотронулась до ручки, дверца моментально открылась. И я поняла, что у Салона душа  Илько меня не выпускала. Он всегда предупреждает меня об опасности.
– Бывает. Это потому, что мы подсознательно ждём от них помощи. А меня мама защищает. – Зоя машинально постукивала по столу. – Вот что, я позвоню Захару…
В этот момент зазвонил мобильный Зои. Она взяла его, улыбнулась: – А я… – Она вдруг нахмурилась. – Не волнуйся, мы так и сделаем.
– Да, сестрёнка, а дело намного серьёзнее, чем я подумала. Хотела ещё пошутить над твоим страхом.  Сейчас приедут Володя с Вадимом.
Зоя вышла в приёмную, а через некоторое время вернулась с мужчинами.  Владимир сразу подошёл к Любе.
– Ну что ты так перепугалась, Любушка?! До начала занятий ещё полмесяца, вот и посидишь дома. Зоя с ректором договорилась. А за это  время табор покинет город. И всё встанет на свои места.
– А если не уйдут? Что тогда?
– А мы, мужчины, на что? Разве мы похожи на трусов, которые не могут защитить своих женщин? Я уверяю тебя, что всё будет в норме. Так сказал Захар, а его слово – кремень. Ты поедешь со мной, а твою машину поведёт Вадим. А здесь Зоя найдёт выход.
Вечером вернулись Захар с Зоей, и собрались в столовой у Зои. Все вопросительно смотрели на хозяина. А он с улыбкой  смотрел на Любу.
– Вот на кого надо смотреть, а не на меня. Только она может предсказать нашу судьбу.
– Захар… – Зоя укоризненно посмотрела на мужа.
– А я не шучу. Скользкий тип этот сын Барона. Старый умер, а молодого в таборе не принимают. Наши спецы все архивы разворошили и накопали кучу криминала на него. И поставили условие: или он поднимает табор и уходит из города навсегда, или его сажают за наркоту. Как мне сказали, через час табор покинул город, а  сын Барона взял авиабилет на Москву.
И всё же мне любопытно, что же тебе подсказывает твоё сердечко, Люба?
– А мне как-то спокойно, как будто ничего не произошло…  Или наоборот, всё замерло во мне…
– Ты мне это брось! – Владимир крепко прижал к себе Любу.
– Может быть, зря Барона отпустили? – Зоя вопросительно смотрела на мужа.
– Нет, Зоя. Решение мудрое, здесь его нельзя было арестовывать… – спокойно произнесла Люба.
– Вот, а я о чём говорю?! Главное, что он до Москвы долетел, а там его встретили те, кто давно искали наркобарона. Он сам построил свою судьбу.
– Вы правы, Захар. – Люба благодарно смотрела на своих друзей: Зою, Захара, Володю. – Я вот что думаю: каждый из нас в своей жизни в определённых обстоятельствах стремится изменить свою судьбу. Только одни стремятся её улучшить, идти по светлому пути. А другим нравятся чёрные краски, и они притягивают к себе весь негатив. А заодно портят жизнь и окружающим их людям. И, в конце концов, погибают сами.
– Ах, ты мой философ дорогой! – Зоя крепко обняла Любу. – Захар, мы завтра можем идти на работу?
– Да, да, можете спокойно работать. Я был в таборе, говорил со старейшинами. Они осядут в соседней области, у них там одна заброшенная деревня принадлежит им. Я к ним ещё наведаюсь и окажу помощь, если это потребуется.
– Я именно о таком повороте мечтала. Об этом мечтали мои родители. Спасибо, Захар, – по лицу Любы текли благодарные слёзы.