Далеко от Москвы

                В детстве, когда Валя учился в начальной школе, много говорили о толстой-претолстой книге „Далеко от Москвы“. Книги этой он не читал – мал был. Позднее все о ней забыли. Забыл и мальчик, но остался образ  книги. Они жили в Сибири, а где-то там, далеко-далеко, есть Москва как мечта.
                Это был не первый образ, который он почувствовал. Первыми в его жизни были образ  воды и образ отца. Именно, образ, а не вид. Когда мальчик впервые увидел воду, он ещё не знал, что это вода. Его поднесли к окну вагона - и, казалось, поезд плывёт, так много кругом воды. Ему тогда не было и года. И только позднее он осмыслил увиденную картину. Образ отца мальчик почувствовал, когда тот вернулся после боёв на реке Халхин Гол. Тогда ребёнок отвык и боялся подойти. Он помнит ноги в сапогах и зелёных брюках и волну доброты... Отец так и остался как почувствованный образ. Когда мальчику было три года началась война. С войны отец не вернулся.
                Впоследствии когда Валя чувствовал образ, он пытался сразу его осмыслить. Однажды мама везла его на санках в ясли, а сосед, шедший навстречу, спросил: „Пешком?“
                -Да, пешком,- ответила мама.
„Так вот, что значит – пешком“- подумал мальчик. И лишь позднее понял, что „пешком“ относилось только к маме, он же ехал.
Когда мальчик вырос и стал взрослым, он узнал, что однажды почувствованный образ можно осмысливать многие годы, находя в нём всё новые и новые грани.
                Они приехали в Барнаул перед самой войной. В отличие от соседнего Бийска, „купеческой“ архитектуры здесь было мало. Город походил на большую деревню – пыльные, немощёные улицы, деревянные дома. Валя видел из окна их комнаты на втором этаже, как рабочие мостили улицу. Они стояли на коленях и отёсывали каждый камень, подгоняя друг к другу. В городе это первая мощёная улица и называлась она Ленинский проспект. И только потом, после войны, булыжник покрыли асфальтом. Стало ли лучше? Не известно. Только мальчик всю жизнь помнил согнувшихся рабочих, отёсывающих камни.
                Была война и дети в саду играли в военные игры. На полу мелом чертили  линию – это „советская граница“. Одному ребёнку завязывали глаза. Другие дети пытались бесшумно „перейти границу“. Валя так старался, так напрягал слух, что никто не сумел пройти. Все были остановлены возгласом: „Стой! Кто идёт?“ Мальчик заслужил сразу три награды, три красных звезды, вырезанных из бумаги и пришитых к его рубашке. Погода стояла холодная, но, идя домой, он не застегнул курточку – пусть все видят его звёзды. Мальчик предвкушал, как обрадуется мама, увидев его „награды“. Но случилось неожиданное, невероятное, непонятное... К нему подбежал Вова Покрасов и одним быстрым, ловким движением сорвал звёзды. Валя растерянно остановился и не мог ни говорить, ни двигаться. А Вова в следующее мгновение был уже на противоположной стороне улицы, на его лице отражалось торжество победителя. Нет, не злая радость, а просто радость. Им было по пять лет. Впоследствии Покрасов сыграл зловещую роль в жизни Вали. Но тогда никто из людей этого не мог знать.
                Спустя годы, Валя понял, что есть люди, намеренно причиняющие горе другим. Им это доставляет радость. Некоторые это делают походя, между прочим, если есть такая возможность. Для других это становится целью жизни. Но тогда, в детстве, мальчик этого не знал. Валя просто остановился и не мог понять, как такое могло быть. Он же заслужил эти награды!
                В детстве все игры кажутся увлекательными и интересными. В те годы детям нравилось подбрасывать песок и ловить его.
                -Столько ем,- ловили немного песка.
                -Столько пью,- опять мало песка оставалось в ладонях.
                -Cтолько Сталину даю!- теперь загребали столько песка, сколько позволяли детские руки и подбрасывали его.
                Позднее, когда Валя учился в четвёртом классе, у них появился новый предмет – черчение. Дети писали мелом на доске крупным шрифтом: „Спасибо великому Сталину за наше счастливое детство!“ А детство было счастливым, хотя и не безоблачным. Такое уж свойство имеет детство – быть счастливым!
                Их школа помещалась в двухэтажном старинном здании с толстыми стенами. Мама говорила, что здесь до революции была гимназия. Но какая – женская или мужская, она не знала. Рядом со школой, на возвышении, стоял кинотеатр „Родина“. Какие прекрасные фильмы там показывали! „Чапаев“, „Два бойца“, „Небесный тихоход“...
                Существует закон, который нельзя принять и нельзя отменить. Закон этот – конкуренция, борьба за выживание. Этот универсальный закон действует во всём живом мире. Конкуренция между отдельными людьми (даже единомышленниками), между народами в одной стране, между разными странами. Возможно, агрессия и злоба являются спутниками борьбы за выживание. В детском мире это проявляется особенно наглядно.
                В одном классе с Валей учился мальчик Коля Газонов, „сын врага народа“. Он сидел в углу, две парты сбоку и впереди оставались свободными. Видимо, для уменьшения дурного влияния на окружающих. Однажды на перемене Колю окружили дети.
                -Враг народа! Враг народа! Враг народа!- дразнили они.
Привлечённый шумом Валя подошёл поближе и увидел глаза Газонова. В них застыл ужас. Это были глаза затравленного зверька. Вале стало страшно и он отошёл прочь. Эти глаза он запомнил на всю жизнь.
                Какой биологический, социальный или какой-то ещё смысл в травле стаей „гадкого утёнка“, „не такого как все“? Борьба за чистоту вида? Но очень часто среди гонимых встречаются талантливые, полезные обществу люди. Или это сфера иррационального, неподдающаяся объяснению?
                Часто по вечерам дети Валиного дома собирались во дворе и пели песни, в основном, блатные, которым их учили ребята из соседних дворов. Ребята эти промышляли воровством. Их сажали в тюрьму, потом они выходили, затем опять исчезали... Валя слушал эти песни. В них открывался какой-то жуткий и романтичный мир.
                Из дома вышли два громилы.
                Дзынь-дзынь, дзынь-дзынь.
                Они на рыло некрасивы.
                Дзынь-дзынь, дзынь-дзынь.
                Если нравимся мы Вам.
                Дралафу-дралая.
                Приходите в гости к нам.
                Что Вы! Да-да!
                Иногда выходили погулять три брата Слуцкие, жившие в их доме. Часто выходить во двор им не разрешали родители. Про них говорили: „Сифилятики“. Никакого сифилиса, конечно, у них не было. Это были вполне нормальные, здоровые дети. Они хорошо учились, были доброжелательны и веселы.
                Какая тупая и злая сила заставляет одних людей клеветать на других? Зависть? Но ни сами ребята Слуцкие, ни их родители ничем не отличались от остальных людей, живших в их доме или городе. Они никому не составляли конкуренции, не занимали ничьё „место под солнцем“.
                Кто-то пустил слух, что Валин отец служил в НКВД и его убили „свои“, хотя он всю жизнь был артиллеристом и погиб на фронте как герой. Валю стали дразнить, за его спиной  шептались ребята. Но всегда находился трезвый голос: „Вы что? Не видите, его подставили!“
Мальчик не понимал, что значит „подставили“. Это потом, когда учился уже в шестом классе, он лез в драку, защищая отца. К ним во двор повадился ходить один парень лет 16-17-ти.
                -Ты энкавэдэшник, твой отец энкавэдэшник,- дразнил он Валю.
Однажды Валя хладнокровно достал заранее приготовленное лезвие бритвы, зажал его между пальцев и пошёл на здоровенного парня. Парень рассмеялся, схватил мальчика за руку и выхватил лезвие.
                -Подставили тебя,- спокойно сказал он.
Однако, в их дворе парень больше не появлялся.
                Часто защищал Валю Володя из соседнего двора, сильный и добрый мальчик. Он понимал, что значит „подставить“ и готов был лезть в драку. Нет, не за Валю, за справедливость, хотя знал – драться ему нельзя. Володя болел гемофилией. У него плохо свёртывалась кровь и не останавливалось кровотечение. Разбитый нос мог обернуться катастрофой. Гемофилия – это наследственное заболевание, которое передаётся по женской линии, но болеют только мужчины. В своей семье Володя был единственным, кому выпала эта участь.
                Двор их дома довольно большой и ребята часто „гоняли“ футбол. Валя „стоял на воротах“. Ему нравилось надевать кепку, свитер и перчатки. Он старался походить на своего любимого вратаря из барнаульской команды „Динамо“. Вратарь этот был огромный волосатый армянин, из ссыльных. Красивым его назвать никак нельзя, скорее он страшен. Но в нём чувствовалась какая-то притягательная сила, мужское начало, что ли. Видимо, это и нравилось Вале. Мальчик рос без отца...
                В то время в Барнауле много было ссыльных армян. Они приехали из Сирии и Франции на родину, в Армению, но попали в Сибирь... Народ был разный, с некоторыми из них Валю познакомили. Его „подставляли“, наговаривали, что он энкавэдэшник. Надеялись, что кто-нибудь с ним расправится. Так, Валя познакомился с Ренэ, художником, со вкусом одетым невысоким черноволосым человеком. Ренэ интересно рассказывал о Франции и, вообще, о „загранице“. Как-то он сказал Вале: „Тебя подставили, мальчик. Будь осторожен“.
                Однажды, когда ребята играли в футбол, пришло известие – умер Володя. У него несколько дней не останавливалось носовое кровотечение, положили в больницу. Но это не помогло...
                Володю хоронили. Сначала гроб стоял дома и его мама причитала.
                -Ой, да на кого же ты нас покин-у-у-л, род-о-о-й сын-о-о-чек,- плакала Володина мама.
                -Ой, да посмотрите, какие у него вол-о-о-сики,- она гладила Володю по голове.
                -Ой, да какие глазки закр-ы-ы-лись.
Потом все пошли на кладбище. Володю похоронили. Вернулись на поминки. Ребятам тоже налили по маленькому „лафитнику“ сладкой домашней наливки. Сначала были грустные тосты, затем взрослые налили себе ещё и ещё. Стало веселее. Валя вернулся в свой двор и стал качаться на качелях. Его охватило радостное чувство. Нет, не радость от чужой смерти, а радость от ощущения своей жизни.
                Мальчик тогда не понимал и не понимает теперь, когда стал взрослым, почему Господь забирает хороших, справедливых людей. Может быть, потому что смерть не наказание, а избавление? Тогда почему уходят молодые и дети? Они должны пройти свой земной путь до конца, вырастить детей и внуков. Или человек умирает не весь? Погибает только его тело, а душа, сгусток энергии, остается с нами, пока живущими на земле. Но умирают и плохие, злые люди. Это значит, что их души, несущие злую энергию, тоже остаются с нами. Выходит, и добро, и зло неистребимы. Они обречены на вечную жизнь и вечную борьбу.