Мужики

                Электричка отошла от Киевского вокзала. Позади остались пригороды, пейзаж пошёл повеселее – поля, перелески, деревни. Чем дальше от Москвы, тем больше, казалось, воздуха, больше неба. Вот и Балабаново, надо готовиться, на следующей  выходить. Алексей Вольский снял с полки сумку и направился к выходу. В Москве он жил в коммуналке, в 13-метровой комнате. Тесновато. Работал он много – от картин деться некуда. Построил полки до потолка, уставил картинами. Всё равно – тесно, повернуться негде. Попросил одного „друга“ взять на хранение часть работ. Гутман его фамилия. Давно вокруг Алексея вертится. У того площади – богато, большая квартира на Красной Пресне, двухэтажный гараж, трёхэтажная дача. Теперь этот Гутман картины не отдаёт. Говорит, сам нарисовал.
                Ну вот, вышло послабление, „перестройка“. Неформальным художникам разрешили продавать свои картины прямо на улице. Ну, в определённых местах, конечно. А раньше с этим было туго. Собирались они в Битцевском парке, на аллее. Так, на них милиция наезжала, в буквальном смысле, на конях. Говорили, „нетрудовые доходы“. Это у художников-то?                Сейчас легче, они продают свои работы в Измайлове. Сплошной фольклор! Когда-то, после войны, на рынках продавали холсты без подрамников с изображёнными на них лебедями, плывущими по озеру. Ничего, людям нравилось. Покупали, вешали на стены. За годы войны истосковались по красоте. Конечно, как тогда её понимали. Да и цена была сходной. Сейчас происходит нечто подобное. Не потому, что официальное советское искусство не подходит. Есть и великие образцы! Как-то всё формализовано... Нет спонтанности, что ли. К тому же, цены в салонах кусаются. А тут прямое общение зрителя - покупателя с художником. Можно поторговаться, выбрать что нравится, на свой вкус. И цены божеские. Копейка тогда у советского человека ещё водилась, цены на продукты в магазинах были доступными. Короче, у художников в карманах кое-что зашевелилось. И стали они обзаводиться кое-какой собственностью. Кто купит подержанную машину, кто – дом в деревне.
                Вольский вырос в городе, но о деревне мечтал с детства. Гены что-ли   такие? Корни его души в деревне. Вот и купил при первой возможности развалюху с провалившейся крышей.
                Домишко стоял в посёлке, на 101-ом километре. Сюда теперь Алексей и ездил, занимался ремонтом. Не сам, конечно. Для этого навык нужен. Нанимал людей, местных мужиков. Почти все они прошли свои „университеты“ в зоне, имели по одной-две ходки. Некоторые и больше. Народ был всё тёртый, „стреляный“. Работали вразвалку, приворовывали стройматериалы. Вольский сам виноват, действовал не по правилам. В этих краях принято, чтобы хозяин работал наравне с рабочими. А расчёт – потом. Алексей же не только вместе не работал, а даже не присматривал за рабочими. Дом нежилой, жить негде. Приедет, посмотрит, скажет, что делать и – привет. Как тут не украсть? К тому же, повадился один, из Москвы. Приезжает, наговаривает. Мол, Вольский и не художник вовсе, а только так, делает вид. На самом же деле он служил в охране лагерей. Золота у него награблено, видимо-невидимо. Мочить таких надо! Вот и всё. Восстанавливать справедливость. Доходили такие слухи до Алексея, отмахивался он от них. Может, зря? Вообще-то, он нигде не служил. Окончил в своё время мединститут. Там была военная кафедра, из них готовили военных врачей на случай войны. Но войны, слава богу, на его веку не случилось. Так и не попал в армию. Был два раза на сборах и всё.
                Вольский шёл по посёлку. Вольно дышится здесь. Хорошо! „Уже конец августа. Если крышу до дождей не покроем, будет плохо“- думал он.
Алексей приблизился к дому. Что он видит? О, боже... Потолочная балка провалилась. Дом небольшой – две смежные комнатёнки и кухня. Он решил пристроить мастерскую, большую комнату с окнами, выходящими в сад. Вот здесь, в его будущей мастерской, балка и провалилась.
                Собрались мужики, спокойно обсуждали. Вся „бригада“ налицо.
                -Миша,- обратился Вольский к одному из мужиков.- Я ж тебя спрашивал. Крыша не поедет? Балка длинная.
                -У нас крыша не поехала. Балка больно длинная,- ответил Миша Теплых, сухой, жилистый мужик лет сорока.
Он был за старшего. Алексей всегда договаривался с ним, а Теплых сам подбирал помощников. Миша уже оттянул три срока, но всё помелочи, по два-три года. В зоне он шёл как „мужик“, „положняк“. Сколько бы ни выпил, какую бы работу ни делал в любую жару, на нём не было ни капли пота.
„Двужильный мужик“- думал о нём Вольский.
                -Может, сейчас замочим?- спросил Витя Туев, в прошлом тракторист.       По пьянке он сбил пацана. Отбыл срок. Теперь не пьёт, закодирован. Трактористом  работать не берут. Пробавляется случайными заработками. Сейчас он покладистый, а когда пил, говорят, был плохой, на всё готовый.
                -Не... Надо подождать. Посмотрим, может, проявится, где оно спрятано,- ответил Миша.- Может, в огороде зарыто или как? Уж больно складно брешет этот, из Москвы, как его... Гутман, что ли.
                -Ну, тогда – это уже другой говор,- Витя сплюнул и пошёл варить чифирь.
                -Надо Володьку Шнурка звать, для него человека замочить, что палец обоссать,- вмешался в разговор Серёга, сосед и хороший плотник.                Он, кажется, ещё не сидел.
                -Ну, с этим... мы и сами разбирёмся,- у Миши на сегодня пропала охота работать.
Мужики неспеша разошлись. Остался только Туев. Он развёл небольшой костерок, укрепил над ним кружку, высыпал туда пачку чая и залил водой.
                -Чифирь варишь?- желая показать свою осведомлённость, спросил Вольский.
                -А это ментов не касается,- отрезал Витя.
                -Каких ментов?
                -Ты, говорят, в охране лагерей служил.
                -Кто говорит? Я, вообще, нигде не служил,- Вольский этого не понимал.- И, кстати, о чём это мужики всё время говорят? Кого мочить?
                -Да, подставили тебя,- Витя допивал чифирь.
                -Подставили...  Это значит, что не на самом деле  было!
                -Ну, на самом деле... Было бы на самом деле, давно бы завалили,- Туев вылил остатки чая на землю, а кружку спрятал в кустах, до следующего раза.
                -Ну, пока, Петрович,- все мужики называли Вольского только по отчеству „Петрович“.
                На следующий день в посёлок приехал Гутман. Соседи Вольского по коммуналке сказали, что тот дома. Значит, дорога открыта. Приехал и сразу - к Теплых.
                -Ну, что Вы тянете?- Гутман говорил убеждённо, с нажимом.- Мент он, мент. А золото в дерьме прячет. Там  и ищите.
                -Да, не похож Петрович на мента. Мы тех хорошо знаем,- Миша чесал под рубахой грудь.
                -Загримирован он, прикидывается,- глаза Гутмана блестели.
                -Мужиков такими сказками не купишь. Они эти дела знают. Платить надо,- Теплых повернулся и пошёл в дом.
„На халяву хочет, дураков ищет“- думал он.
Гутман же сел в машину и поехал по посёлку дальше, „обрабатывать“ других.
                Подымать балку взялись Володька Шнурок и Серёга, сосед. Дело непростое, так как часть потолка уже настелена и провисла. Миша Теплых за эту работу не взялся. Он запил.
                -Надо маленько отмякнуть,- решил он.
                Пол ещё не настелен. Мужики вырыли ямку, залили бетоном. Замешали побольше цемента – возьмётся быстро. Сидели, курили, ждали.
                -Может, мне „восстановить справедливость“,- вдруг проговорил Шнурок.- Я уже убил двоих... Но тех было за что!
Он быстро поднялся и бросил окурок.
                -Ну, ладно. Всё равно, до завтра ждать, пока бетон возьмётся.
Мужики ушли.
                На следующий день они принесли бревно, одним концом упёрли его в бетонную подставку и ловкими движениями подпёрли провисшую балку. Балка и уже настеленная часть потолка выпрямились. Получилось очень даже ничего – посередине комнаты грубо отёсанное бревно. Живописно!
                Через несколько дней Миша „отмяк“ и пришёл работать. Вольский, наконец, смекнул, что надо жить здесь и смотреть за рабочими. Он на кухне поставил раскладушку и так жил...                Мужики собрались наверху, Алексей тоже поднялся, посмотреть. Там всё было готово, берёзовые доски аккуратно напилены, лежали рядком.
                -Почему потолок дальше не стелите?- спросил он.
Мужики мялись, ходили, курили, но к работе не приступали.
                -Как тут возьмёшь?- сетовал Миша Теплых.- Вон он, смотрит...
                -Миша, доски нарезаны. В чём дело?
                -Не для того нарезаны,- пробормотал Теплых.
Подъехал грузовик, из которого вышел молодой красивый парень, Мишин сын Толик. С ним недавно случилась история... Но ничего, обошлось, не посадили. Толик с другом приехали в посёлок на такси, но вместо платы показали таксисту нож и ушли. Таксист заявил в милицию. Началось следствие. Но мать Толика откупилась, дала таксисту деньги и он забрал своё заявление.
 -Ну, что? Брать?- спросил Толик.
 -Нельзя,- Миша кивнул в сторону Вольского.
 -А может, сейчас сделаем?
                -Не, подумают, что из-за досок,- Теплых щелчком отбросил окурок.
                На следующий день потолок настелили и засыпали шлаком. Теперь будет тепло.
                Подводил отопление и варил трубы Сашок, сварной. Разметку он делал губной помадой, „прихватил“ её в магазине. Малый он был шустрый, в любое дело  вникал сходу.
                -В жопу его исполнить и удавить, чтобы не заложил,- предложил он, покосившись на Вольского, который стоял в стороне и о чём-то думал.
                -Да ну, пачкаться,- поморщился Витя  Туев.
                -Ты понимаешь, должен быть интерес,- пояснил Сашка.- Платить же Гутман не хочет.
                -Заплатит, бля...- как бы убеждая себя, проговорил Витя.
Работал Сашок быстро, но мог бросить работу, не закончив. Как-то не появлялся несколько дней.
                -Саша, в чём дело? Ты же не закончил варить,- спросил Алексей.
                -Твой „друг“ приезжал, задурил мне мозги так, что я не мог работать.
С грехом пополам он закончил сварку.
                Наконец, можно крыть крышу. Дождя, слава богу,  нет. Правильно по-русски говорится, „в дождь избы не кроют“. Правда, здесь же добавляют, „а в вёдро и не каплет“. Собралась вся „бригада“. Позвали на помощь ещё Володьку Рыжего, опытного кровельщика. Это был высокий рыжеволосый пятидесятилетний человек. В своё время он тянул лет семнадцать, а до этого жил в Москве. У него и теперь мать там живёт. Пришёл помогать и Володька Кучер, весёлый малый. Сейчас он под следствием, но на воле, дело пустяковое. Залез по пьянке к соседу в сарай и украл кроликов. С неделю потом гулял и угощал всех крольчатиной. Ясно, в сарай залез не один, с друзьями. Но следователиха сказала, чтобы взял всё на себя, будто был один. Не то будет групповая, „паровозом“ сделают. Тогда срок дадут больше, а так пустяки – пять или шесть месяцев.
                Работали дружно. За день крышу покрыли. Собрались в мастерской, ждали. Пришёл Вольский.
                -Мужики, вот вся сумма, о которой мы договаривались. Вас тут было много. Я не знаю, кто и что делал. Делите сами, вам видней,- Алексей отдал деньги  Мише Теплых.
                -А зачем тогда мочить, если сам платит!- спокойно проговорил Миша.
                -Ну, тот, из Москвы, говорит, чтобы другим неповадно было там служить,- возразил Витя Туев.
                -А это нас не касается. Пусть сами мочат или платят,- Теплых пересчитал деньги и сунул их в карман.- А так Петрович нам не мешает. Пошли, мужики, у магазина разбирёмся.