Ванечка

Матросская шапка, веревка в руке,
Тяну я кораблик по быстрой реке.
И скачут лягушки за мной по пятам,
И просят они: «Прокати, капитан!»
Агния Барто


Ванечке было шесть лет. Во дворе его звали кто как: кто дауном, кто дебилом, кто «бедным мальчиком». На самом деле он и правда был не такой как все. Многого не понимал, в игры не играл, а когда над ним смеялись, хохотал вместе со всеми. Счастье Вани было в том, что он не осознавал, что нездоров. Он просто действительно не понимал многих вещей: почему он должен отвечать на какие-то вопросы; делать то, что его просят; сосредотачиваться на чем-то, что ему неинтересно. Гораздо удобнее ни с кем не разговаривать и не обращать ни на кого внимания, даже на маму.

Мама Ванечки часто злилась. И даже не на него самого, а так – как бы и без повода; может, на судьбу, которая обошлась с ней так жестоко. Ваня не знал, что папа долго уговаривал ее оставить больного ребенка в роддоме, а когда она не согласилась, просто ушел от них. Да если бы и знал, вряд ли бы что-нибудь понял и не рассердился бы. А вот мама сердилась – это он чувствовал.

Маму многое раздражало. Она, например, терпеть не могла, когда Ваня при разговоре с ней вдруг начинал смотреть в сторону, чаще всего куда-то позади нее. Много раз она непроизвольно оборачивалась, следя за его взглядом, но, не видя за своей спиной ничего особенного, сердилась еще больше. Только Ване было ведомо, на что он там смотрит. Возможно, умей он что-нибудь толком объяснить, он рассказал бы маме и другим людям удивительные вещи, которых они не замечают и сквозь которые проходят, не видя. Он также поведал бы им о голосах, которых они не слышат, и о мирах, которых они не помнят. И, может быть, тогда они поняли бы, что Ванечка просто не успевает сосредоточиться на их реальности: понять их вопросы и найти на них ответы, уследить за правилами их чудных игр и запомнить какие-то палочки с крючочками, которые они называют буквами.

Впрочем, нашлась одна вещь и в этом мире, которая чрезвычайно Ванечку заинтересовала. Однажды их с мамой папа все-таки объявился. Ваня как всегда ничего не понял, а если и понял, то не запомнил. Но после папиного ухода в доме остался один предмет, привлекший его пристальное внимание. Это был кораблик. Маленький такой, деревянный, с парусом, сделанным из цветной бумаги. Мальчик долго смотрел на него удивленно и зачарованно, боясь взять в руки и даже просто прикоснуться.

Он готов был так стоять целыми днями, чем начал раздражать маму еще больше, чем обычно. Но мама, к сожалению, не заметила, что, благодаря этому интересу, ум Вани начал проявлять качества, доселе ему недоступные. Мальчик стал находить изображения кораблей повсюду – на картинках, фотографиях, у себя на одежде, Мало того, он каким-то образом осознал, что корабли плавают по морю. Вот только, что такое море и где оно, он не понял.

С тех пор мама не знала, что лучше – когда Ваня все время молчит, или когда он все время говорит. С утра до вечера он изводил ее одним и тем же вопросом:

- Мама, а где море?

Хуже всего было то, что Ваня никак не мог принять ни одного маминого ответа. В его мозгу не укладывались такие понятия как «далеко», «в другом городе», «сейчас я не могу тебе его показать». Он совершенно не мог ответить на вопрос: «Зачем оно тебе?», а также отказывался от моря, нарисованного на картинке.

Так продолжалось несколько дней. Маме было плохо. Она уже долго не слышала ничего, кроме пресловутого «Мама, где море?» И в конце концов, когда они с Ванечкой вышли на улицу, где только что прошел дождь, мама остановилась возле какой-то лужи и хмуро сказала:

- Господи, вот море. Вот оно, ты понял?
Ванечка тут же затих. Он сел на корточки и, высунув язык и склонив голову набок, стал разглядывать дождевую водицу, в которой искрилось свежеумытое солнце. Он попробовал воду пальцем, посмотрел, как расходятся круги, и, видимо, остался удовлетворен, поскольку в тот день не задал больше ни одного вопроса.

Следующим утром, очень рано, когда во дворе еще не собралась детвора, Ваня торжественно выходил из подъезда, с благоговением и нежностью держа в руках деревянный кораблик. Он подошел к луже-морю, встал на коленки и аккуратно опустил судно в воду. Легкий ветерок, налетевший в ту же секунду, подхватил корабль и бережно повел его по набежавшим волнам. С бесконечным немигающим вниманием следили за этими передвижениями голубые с серыми крапинками глаза.

Плыви, кораблик! Никому невдомек, что если в этом мире лужа называется лужей, то в другом она вполне может быть морем.

Что игрушечный кораблик при определенных условиях может стать настоящим.

Что никто не будет прав при попытке объяснить маленькому мальчику, что он не капитан.

Вполне возможно, что в иных измерениях наши моря покажутся кому-то лужами, а корабли – игрушками. А весь наш мир при этом будет помещаться у кого-то во дворе дома. И за всеми нашими перипетиями, штормами и штилями неотрывно и немигающе, не обращая внимания на смешки за спиной и сокрушенные покачивания головами, внимательно и настороженно будут следить голубые глаза Капитана.

Салют, Капитан! Верь в нас, ибо пока ты в нас веришь, мы существуем. Не слушай тех, кто говорит тебе, что мы ненастоящие. Доверяй себе, как мы тебе доверяем. И пусть твоя Любовь и твоя Забота о нас длятся вечно.