Заброшенные дороги

Это было, пожалуй, лет пять тому назад. В городе было жарко и душно, пыль болталась по закоулкам  и мешала дышать. Люди стали раздражительными. И я решил уехать в лес.
Ночью просто сел на поезд. Один друг подсказал мне, что недалеко от лесного разъезда есть озеро. На его берегу стоит  охотничий домик. Сейчас в нём не должно быть никого: сезон охоты ещё не открыт.
И вот я оказался на разъезде. Было раннее утро, четыре часа. Поезд ушёл, и я остался один. Начало рассветать, пели птицы. Мир начал походить на рай…
До озера было километров пять. Я шёл довольно быстро, насвистывая какую-то шансонетку. Минут через сорок открылось озеро. Не было ни пляжа, ни обрыва…Сквозь траву прогладывал золотистый песок. Вокруг – нетронутая природа и тишина. Солнце просвечивало сквозь сосны – великаны и раскрашивало лес в ярко–сочные жёлто-зелёные краски. По невысохшей ещё траве гулял слабый ветерок. Не раздавалось ни единого звука. Мир замер. Всё это походило на мой самый сладкий сон, и я боялся проснуться. Впервые за много лет я почувствовал себя счастливым.
Немного поодаль стоял крепко срубленный домик. Брёвна потемнели, кое-где виднелись зелёные разводы мха. Видно было, что ему уже немало лет. Я решил сначала оставить рюкзак в домике, а уже потом обследовать окрестности. Тяжёлая скрипучая дверь поддалась не сразу. Она распухла от дождей, и, чтобы открыть её, пришлось приложить немало усилий.  Когда наконец-то дверь поддалась, изнутри пахнуло застоялым, но тёплым воздухом. Перешагнув через порог, я понял, что домик обитаем. Везде валялись вещи, оставленные неведомым хозяином. Разочарование разлилось во мне, как вода из опрокинутого стакана. Мне хотелось провести недельку в одиночестве, порыбачить и отдохнуть. Теперь же придётся делить с кем-то кров и говорить по вечерам. Думая о том, что весь отдых полетел к чёрту, я разбирал вещи. Закинул одежду на верхние нары, продукты поставил около печки, спички и свечи вывалил на стол. Освободившись от вещей, я решил посидеть на берегу озера. Пока было сыро, но уже душно. День обещал быть жарким.
Сбивая сапогами с травы росу, я добрёл до берега. Чистота озера поразила меня, вода была настолько прозрачна, что далеко от берега виднелись стайки рыбок, скользящих сквозь заросли придонных водорослей. Становилось жарко. Не расстёгивая рубахи, стянул её через голову; набрал в ладони воды и стал мыть лицо и шею. Вода приятно покалывала щёки и нос, стало прохладно. Вдруг у себя за спиной я услышал сухой кашель. Вернулся мой сосед.
Я ожидал увидеть перед собой человека лет сорока – пятидесяти, сбежавшего от пыли города. Но, обернувшись, я увидел кряжистого старика с длинными седыми волосами и окладистой серебряной бородой. Привлекали внимание его глаза. Они были ярко-голубые  и очень живые. Старик осматривал меня с любопытством.
- Ну здравствуй. А я думаю, кого принесло в такую пору. И охота ещё не началась, и место здесь не очень рыбное. Вы, видимо, приехали из города передохнуть? Сергей Иванович. – старик протянул мне жилистую морщинистую руку.
 - Олег, - ответил я, протягивая свою. Слишком молодым я казался рядом с ним, чтобы называть себя по отчеству.
Старик предложил мне развести костёр и согреть чаю. Пока грелась вода в котелке, Иваныч, как он просил себя называть, рассказал чуть-чуть о себе. Старику было уже девяносто четыре года. Родом он был из Нижнего Новгорода. Когда началась первая мировая, ему было восемь лет. Того времени он практически не помнит, от него осталось только ощущение постоянного голода и страха. Его отец был убит ещё в четырнадцатом году, а мать умерла в августе семнадцатого, не дожив до революции два месяца. Семнадцатый год раскидал большую семью по всей России. Маленькому Сергею повезло: его, избитого, полумёртвого, заметил молодой солдат, привёл в свой полк. Так мальчик познал войну в одиннадцать лет. Прошла революция, война, началась новая эпоха под знаком красного флага. Жизнь постепенно налаживалась. Тринадцатилетний Серёжа оказался в Москве, жил в семье командира их полка. Сергей оказался способным, поступил в политехнический институт, выучился на инженера, женился на черноволосой Оксане, работавшей учителем литературы в вечерней школе. Через два года родился сын Ваня.  А потом наступил тридцать седьмой год, который не обошёл их стороной. Оксане кто-то дал почитать переписанные от руки стихи Ахматовой. Кое-что она прочитала ученикам. На следующий день Оксану увели двое солдат. Больше Сергей своей жены не видел. Ему настоятельно посоветовали уехать из Москвы. Он вернулся в Нижний Новгород.
Когда началась война, Сергея вернули в Москву. Он работал в одном из военных НИИ. В сорок втором судьба второй раз нанесла ему удар: осколком бомбы убило его сына. После этого Сергей упросил послать его на фронт. Поехал воевать, дошёл до Берлина. После демобилизации вернулся в родной город. Проработал всю жизнь инженером, ушёл на пенсию и… уехал жить в леса Подмосковья. Не так давно он перебрался к этому озеру.
- Шёл на фронт, думал, боль утихнет. До сих пор нет-нет да прищемит сердце… - старик сидел сгорбившись, он словно ещё больше постарел, глаза потухли.
Я увидел, что вода давно кипит, снял котелок, поставил на землю. Где-то рядом запела какая-то птица. Ей отозвалась сорока, и начались птичьи переговоры. Старик посмотрел на меня, его лицо посветлело, глаза опять ожили. Только где-то в глубине осталась не замеченная мною ранее тоска.
Сейчас заварю чай. Вы, городские, чай заваривать не умеете. Он сходил в домик, принёс заварку, сахар, какие-то травы. Чай получился потрясающим: крепким и необычайно вкусным.
Беседуя о городских новостях, мы просидели ещё часа два. Странное дело я досадовал на то, что моё одиночество будет нарушено. А сейчас досада куда-то исчезла, и я уже не представлял это озеро без Иваныча.
Следующим утром старик ушёл в лес, дав обещание вернутся  к вечеру. Весь день я купался, ловил рыбу; сварил ужин. Наконец – то, где-то в одиннадцать вечера, вернулся старик. Он нёс сухую валежину.
 - Это для дров, - объяснил он. После ужина, чувствуя огромную усталость, я уснул.
Утром, пока я спал, Иваныч ушёл в лес. Спустившись к озеру, я заметил старика, выходящего из леса. Он принёс к завтраку какие-то ягоды. После завтрака он обещал показать мне что-то. Поев, мы оделись, и старик повёл меня в лес.
Примерно через три часа мы вышли к заброшенным путям. Я был в восторге. Удивляясь моему оживлению, старик спросил о его причине.
- Я обожаю заброшенные железные дороги. Мне кажется, они ведут в небо. В них всегда есть какая-то тайна, недосказанность,– ответил я.
Глаза старика вновь потускнели.  Мы присели на порыжевшую от времени рельсу, и он начал рассказывать.
- Эта дорога действительно хранит тайны. Он и вправду ведёт в небо… Дорога в небо… Пять лет назад один мой хороший друг, работавший в КГБ, рассказал мне о судьбе моей жены. Так вот эти пути ведут к старым карьерам. Именно там много лет назад не стало моей жены…
Мы долго молчали. Старик сидел сгорбившись, казалось, что он находится где-то далеко. А мне вспоминалось всё, что я читал о том времени…
- Там, скорее всего, покоится моя жена… Я ищу их могилы. Это дело моей жизни. Когда я найду их, когда докажу, что там было, я смогу спокойно умереть… Это мой долг перед ней и сыном. Завтра ухожу на три недели в карьеры.
Мы вернулись к озеру. Старик начал собирать вещи, я лёг спать.
Утром старик ушёл. Я остался один. Стараясь развеять непонятно откуда взявшуюся тоску, я купался в озере, заваривал чай по иванычеву рецепту. И всё же что-то неуловимо изменилось. Так же пели птицы, так же шумели деревья… Но почему-то постоянно вспоминался рассказ старика, вспоминались военные хроники… Над этим лесом стояли призраки далёкого прошлого, они не давали успокоится.
В тот же вечер я собрал вещи и вернулся в город.
Теперь, когда кто-нибудь говорит о старых, заброшенных дорогах, я вспоминаю Иваныча и его глаза. Никогда я теперь не говорю о том, что люблю заброшенные дороги.