Склад

 8:57 утра. Солнце потихоньку начинает прибавлять обороты. *** оно нас поджарит, мы спрячемся на складе. Там хоть свитер одевай, как в погребе.
  Стоим с Вованом, ждем теток, вроде, как начальниц. Одна-то, точно, начальница, Марина Витальевна. Но я не называю ее Марина Витальевна, а просто Марина. Я неделю ее никак не называл, пока освоился, а потом сразу по имени. Буду я тут по имени отчеству, к черту это отчество, кто она такая, ****ь. Шефа, ну того еще можно, вернее, положено, а то какой он тогда, к херу, шеф.
  Я курю. Без сигареты к складу подойти решительно невозможно; без сигареты, хоть убегай домой, если вы понимаете. Вован не курит. Он сказал, что бросил. Говорит, когда две пачки стало уходить, тогда и бросил. На фига курить две пачки? И одной достаточно, а можно и половину, если сосредоточиться.
   Вот идут все три, обычно по одной приходят. Две постарше, лет за сорок, одна помоложе, к тридцати. Марина, Лена, Таня. Что сказать? Все страшные, как *** знает что, грубые, весьма ограниченные. Пытался я как-то с ними заговорить о Ван Гоге с Сезанном, просто к слову пришлось, смотрю, затухли тетки. Это, говорят, не про нас. Да я и не сомневался, так, хотел повыпендриваться, да проверить, а вдруг. Люди разные попадаются, сразу не разглядишь. Тут одному солдафону только строчку Гумилева сказал, а он мне уже все стихотворение выдает! Но наши тетки не из таких, к сожалению, поговорить не о чем.
  Поворачивается ключ, отворяется тяжелая дверь склада, мы заходим, мы на работе, мать ее растак! Мы с Вованом комплектовщики, а, попросту, грузчики. И только мы двое с высшим образованием. Остальные и без него нами командуют. Принеси то, загрузи это, отнеси туда, принеси сюда. Заебут.
  А вот и водилы подтягиваются, тоже трое. Три своеобразных клана: тетки, водилы, мы с Вованом. Водилы тоже те еще перцы. У них свой базар, своя волна. Получают они больше всех; взгляд на жизнь у них особый, как у всех водил, и, если ты не водила, то они считают тебя последним козлом, даже начальство, а не только нас, простых грузил. Мне насрать, я знаю, что они мясо. Не тухлое, но все равно мясо. Рассуждали с Вованом о теориях происхождения человека, спрашиваю Серегу: ты как думаешь. А он: никак не думаю, я в такие вопросы не вникаю, жив, здоров, и ладно. Я подумал: да, все - таки, похоже, от обезьяны.
   Мы с Вованом нормально ладим. Он когда пришел: я подумал: ну что за начальство, такого тормоза взяли. А потом, смотрю, ничего, освоился. Все, наверное, сначала кажутся тормозами. Пока не освоятся. Но Вован все равно тормоз. Пока он говорит что-то, я уже сто раз пойму, чем он закончит, и такой пипец чувствую, что хоть пасть ему затыкай. Поэтому я стараюсь сам побольше трещать, чтоб на его долю пустословия поменьше оставалось. А вообще, парень нормальный, не дурак, и мы с ним ладим. Так сказать, чувствуем взаимопонимание. С остальными его, конечно, нет. Этого так необходимого долбаного взаимопонимания, без которого торчать целый день на складе, это сдохнуть можно.
   Я здесь три месяца, Вован полтора. Тетки года по три, водилы тоже долго. А грузчики меняются, бля, как замшевые перчатки. Я пришел, было еще трое. Один ушел с рабочим мобильником, на него завели уголовное дело. Второй военный, позвали в военкомат. Что он вообще делал на складе месяц, имея майорское звание, бэху пятерку и какую-то москвичуху для таксования, я так и не понял. Бывает и такое. Третий, вроде как в армию свалил, хотя есть сомнения, больно ушлый паренек. В общем, остался я, да Вована взяли. А третьего, похоже, не будет. Типа, и так работы не много, вдвоем справятся. Однако, теток трое, водил трое, чистая дискриминация по профессиональной нагрузке. Причем, без всяких доплат.
  Какого хрена мы с Вованом здесь торчим, тоже не совсем ясно. С образованием, взрослые мужики, у обоих жены. Бегаем, как китайцы, ***чим весь день. А, если нечего делать, мрем со скуки. Вован говорит, что до этого менеджером работал, до пятнадцати штук получал в сезон. А потом шарашка прикрылась, и он по газете пришел сюда. А я? Меня постоянно, бля, заносит на склады. Сколько я ни крутился, не искал, а, в итоге, опять попадал на склад или что-нибудь подобное. Как замкнутый круг. Я точно лебедь с обрезанными крыльями, пытаюсь взлететь, а только подпрыгиваю, хлопаю обрубками и удивляюсь, глядя в небо, где летят большекрылые красавцы куда-то в даль, может, даже, к солнцу. Ну, это все лирика, ****ь-колотить. В жопу лебедя, в жопу метафоры и сентиментальные аллегории.
  Я ругаюсь. Да, я ругаюсь. Ни хорошая семья, ни приличное образование, ни нравственные критерии не запретят мне ругаться. Мне нравиться материться, особенно, когда коробка бумаги для ксерокса падает на ногу, или когда Марина кричит: мальчишки, идите машину разгружать. Мальчишки, еб твою мать. Мы такие же мальчишки, как ты девчонка, тощая облезлая ты кобыла.
   Можно, конечно, уйти, но я больше пол года сидел без работы. Никому на *** не нужны мои способности, образование и личные качества. Все хозяева, за редким исключением, полные мудаки. Платят мало, а хотят, чтобы даже уборщица была с высшим образованием. Наверное, чтобы знала теорию рационального подхода к проблеме периодического загрязнения напольных покрытий. И ведь платят не просто мало, а реальные копейки, чтоб только с голоду не подохли. Это вам не Европа. К тому же гнут из себя больших боссов. Смех один. Хотя, чему удивляться, если даже вахтеры выебываются, как короли. А тут хозяин фирмы!
   Наш тут как-то собрал всех особей мужского пола, показал на обоссанную крышку унитаза и произнес: держите свои члены крепче, а у кого руки дрожат, тот будет ходить на улице. Мне даже как-то не по себе стало от такого издевательства над мужской физиологией. Струя есть струя, она бывает коварно непредсказуемой. Можно хоть в кулак зажать свой любимый орган, но струя, если захочет, пойдет так, как ей заблагорассудится. А потом, я не дошкольник, чтобы выслушивать подобные замечания. Тем не менее, несколько дней был напряг, что могут закрыть туалет, а ссать за углом, это, извините, пошло, когда есть цивильный санузел. В общем, я старался крепко держать член в руках. Правда, если это делает один, то вовсе не обязательно, что все остальные мудаки будут делать то же самое. Крышка пери одически оказывалась покрытой каплями желтого цвета. Унитаз не музейный экспонат, верно? Пусть тетки моют или уборщицу нанимают.
  Склад. Большой ангар метров тридцать в длину, со стеллажами, забитыми канцтоварами. Тетради, бумага, папки, ручки, фломастеры, клей и прочая поебень. Так много всего, что я сначала, как пришел сюда, подумал: ну и ассортиментик, е-мое, не разберешься, что к чему. Потом въехал, почти все знаю, где что лежит. Лазаешь по стеллажам, как орангутанг, достаешь нужный товар, тележку нагрузишь всякой херней, и в машину. Иногда с водилой съездишь на развоз, когда много точек. Ну, и все в таком духе.
  Не знаю, как можно к такой работе серьезно относиться. Для меня это шутка, я просто опять сюда попал по воле волн, и мне по ***. А тетки ходят с умным видом, собирают, разбирают, считают, перекладывают. Важнее склада нет на свете этом. Я в их возрасте так не буду, глупо и скучно. Уж лучше тогда умереть молодым, если такая перспектива. Хотя, чем им еще заниматься? Ни ума, ни фантазии, ни красоты, ни везения. Жизнь у них не бутер с икрой.
   Мы загрузили машины. Товара немного, так что наша с Вованом помощь не потребовалась. Мы остались на складе и пошли на кухню пить чай. Кофе мой кончился, поэтому приходится пить чай. Я чай не люблю, но это халява, щедрость шефа, поэтому пить не так уж неприятно. Похоже, до трех делать нечего будет. Но, если придет машина, то будем мудохаться. Мне все равно, главное, чтобы стрелки часов шевелились побыстрее. Жизнь начинается для меня после 18:00. Хотя, какая это жизнь, когда на пятый день после аванса, а он половина всего оклада, деньги кончаются полностью. Подойти к шефу и сказать: слышь, ты, я горбачусь на тебя весь день, а жрать дома нечего, у жены последние туфли разорвались, прибавь немного, не жмись. Но так не делают, нет таких правил игры, почему его должны волновать твои проблемы. По правилам ты говоришь: извините, но мне предложили другую работу с большей зарплатой, и смотришь пристально в глаза. А он с грустью смотрит на тебя, все понимает и говорит: что ж, се ля ви, а мы надеялись на долгое сотрудничество, всего тебе наилучшего. Мол, дураков еще много найдется. Суки. И ты идешь искать другое дерьмо. Где побольше платят, сдирают три шкуры, а где не сдирают, там дохнешь с голоду. Вот такая ****ская дилемма.
  Мы попили чаю. Я покурил. От такой работы стал курить больше: когда безделье - много куришь, а когда запарка, много перекуриваешь. Вот и летит пачка за рабочий день, а курю я не последнее дерьмо. Так что работать не выгодно. Поесть еще надо. И полтинника на день мало. Получается, больше штуки из зарплаты, так сказать, на текущие расходы.
  Вован сказал, что договаривался на шесть штук. А меньше, чем за шесть он работать не будет. А водила сказал, что не будет у него шесть. А я сказал, мне пять дали. А Вован говорит, посмотрим. Все надеется, верит в слово шефа. Я думаю, зря. Так что, похоже, уйдет Вован. А я не знаю, уходить пока некуда. Но жить хочется по человечески.
   Пять часов. Мы все загрузили, все разгрузили, все собрали, все разложили. Хочется есть, потому что обед мой состоял из пачки ебучей китайской лапши. От нее, наверное, крысы дохнут. Бегала тут одна на складе, с****ила мой обед, съела подчистую всю лапшу, прогрызя упаковку. Теперь крысу не видно. Выводы напрашиваются сами собой. Но люди не крысы, покрепче будут. Так что, пока ем. Хочется домой. Почему-то в четыре часа домой еще не хочется, а в пять уже сил нет ждать этот чертов час до шести. И делать нечего абсолютно. Почему рабочий день до шести, если последний час все равно мертвый? Чистое издевательство. И ведь без пяти шесть не уйдешь, падлы из офиса позвонят и проверят. Стрелки, как на зло, почти остановились. Тоже понты колотят. Ладно, мы люди не гордые, подождем.
  Шесть. Я переодеваюсь, выхожу на свежий воздух, в тюрьме не был, но чувство похожее. Я улыбаюсь, я иду домой, я иду к своей любимой.
   До завтра, склад, чтоб ты сгорел.




Как-то после обеда мы собирали заказ. Искали с Вованом какие-то ручки. Никак не могли найти. А когда нашли, смотрим, в другом конце склада полыхает. Водил не было, все на развозе, а тетки у входа курили и о чем-то спорили. Мы им кричим: горим, пожар! А у них от неожиданности сигареты повыпадали. Огнетушитель у нас в том конце, а разгорелось уже прилично, бумага, черт ее подери. Короче, бегаем, паникуем, материмся. Успели позвонить в пожарку. Пол склада уже в огне. Мы выбегаем на улицу. Страшно. По ходу дела, проводка подвела, как это часто бывает. Приезжает шеф, быстрей пожарных, весь трясется. Еще бы, бизнес горит, придется теперь самому на кого-то въябывать. Хотя, вряд ли.
  Я стою и думаю: вот очистительный огонь, как будто сгорают все проблемы и неудачи, все обиды, и на душе даже как-то радостно и трепетно. Приехали пожарные, видят: дело дрянь. Тушат то, что еще не сгорело без особой надежды в глазах. Но вот и кончилась мистерия.
   Проблемы сгорели. Но проблема осталась, она не сгорит: что делать дальше, новый склад? Или с этой точки жизнь моя пойдет в другом русле? Божественный промысел неисповедим. И как говорят воры: Бог не фраер. А, значит, поможет. Я, по крайней мере, надеюсь. А это самое главное.
                2005.