Смысла - нет. Названия - тоже

Вы, конечно, можете попробовать найти смысл, но результат не гарантирован.
Еще вы можете назвать его "Волк", но это, скорее всего, будет неправильно.

Девочка была маленькая и глупая. Она считала себя умной, но, как ни крути, в 20 лет она осталась растерянной маленькой девочкой, которая не знает, зачем она выросла.
Она читала умные книжки и плакала над новостями по телевизору. Она знала, что Сталин писал неплохие стихи и что Джомолунгма и Эверест это одно и то же. Когда она волновалась, то скороговоркой проговаривала шесть пунктов действия адреналина на организм Это не помогало, но ей было все равно. Ей нравилось волноваться.
Про себя она знала столько же, сколько и другие, то есть ничего. Хотя, впрочем, нет – она была уверена, что никогда не сможет покончить жизнь самоубийством. Во-первых, ее очень раздражала эта фраза, слишком несуразная и пафосная, а короткого подходящего слова придумать она не могла. Во-вторых, больше всего на свете она боялась боли. Любой – и физической, и душевной. От боли становилось пусто в груди, где должно быть сердце, хотелось выть и приходилось сгибаться, сжиматься как можно крепче, чтобы удержать эту пустоту в груди и не дать ей пробиться наружу.
Сегодня девочка, как всегда, опаздывала. Наверное, она делала это специально, чтобы как-то оправдать свою походку. Ходила она очень быстро, поэтому не любила встречать кого-нибудь знакомого по дороге. Если приходилось идти медленно или даже в нормальном темпе, она чувствовала на себе невидимые веревки и смотрела на небо, завидуя птицам, которые могли обогнать облака. Ей было даже стыдно за свою такую банальную и глупую мечту – уметь летать.
Спускаясь в метро, она привычным жестом плотно закрыла все окна своей души и надвинула на них шторы, отгородившись от стольких глаз, волос, ног и локтей вокруг. Тех, кто не закрылся, было немного, они смотрели по сторонам, заглядывали в глаза и смущенно-заискивающе, по-собачьи улыбались. Ей было их жалко, и иногда она приподнимала шторы, чтобы украдкой улыбнуться в ответ.
Поезд все не шел, и оставалось только смотреть на рельсы.
Одна мысль много лет преследовала ее: можно ли успеть спрятаться в этой выемке, упав вниз? Иногда при приближении поезда в мозгу вспыхивала дикая идея, страшная своей осуществимостью. Прыгнуть прямо на лобовое стекло. Почувствовать удар, увидеть лицо машиниста, дать себя унести воздушной волне. В такие моменты она боялась себя, отшатывалась от края и была уверена, что умрет именно в метро.
Вдруг она поняла, что уже несколько минут смутно ее беспокоит. Это было похоже на запах, но он чувствовался не носом, а кожей – какие-то мягкие колючие желтые шарики плавали в воздухе и щекотали лицо и руки. У нее ушло около минуты, чтобы понять, откуда они исходят. Как слепая, подушечками пальцев трогая воздух, чтобы не потерять след, она пошла за странными шариками. Пройдя несколько шагов и завернув за колонну, она уткнулась взглядом в странные глаза цвета самолетной обшивки.
— Я Волк, – сказал человек.
Девочка не нашла ничего лучше, чем удивленно выдохнуть:
— Что?
— Ты же слышала. Я Волк, – спокойно повторили серебристые глаза.
— Какой еще Волк? – девочка начала приходить в себя.
— Степной.
— Потрясающе! А я Красная Шапочка, – ответила она, издевательски подняв бровь.
— Ты глупая, но не Красная Шапочка. Ты знаешь, кто ты? – Волка не смутила эта грубость.
Девочка хотела уйти, но не могла оторвать взгляда от этого сияния. Она приготовилась съязвить, но вдруг поняла, что не сможет: шторы были уже подняты.
— Кто, Я? – уже растерянно переспросила она.
Волк усмехнулся:
— Да ладно, никто не может сразу ответить, – и тут на секунду по его лицу пробежало удивление. – Но ты ведь нашла мой запах… Как он тебе, кстати?
— Никогда раньше не чуяла запахи кожей, – она покосилась на шарики. – Странный…
— Да, долго выбирал; в итоге остановился на теннисных мячиках, в детстве в теннис играл.
— Только они слишком маленькие.
— Больших же бояться будут, – Волк пожал плечами и нахмурился: – А тебе его надо сменить.
— Что сменить?
— Запах, что же еще! Ты думаешь, почему я спустился в метро, хотя не выношу его? – Волк сжал зубы, нервно сглотнул и с усилием продолжал: – Выбрала же, льдинки! У них запах тоски и луны. Как бритвы, черт возьми! Всего меня искололи. Так что меняй. Немедленно.
— Но я не чувствую… – пробормотала девочка. – И тем более не умею…
Серебристые глаза внимательно, в упор посмотрели на нее и медленно спросили:
— Ты что, действительно не знаешь?
Девочке стало не по себе. Она привыкла знать все, ну, по крайней мере, не меньше других. А тут она даже с трудом улавливала о чем речь. От бессилия она огрызнулась:
— Да чего я не знаю, чего?
— Почему у тебя желтый ободок вокруг зрачков, хотя глаза серые. Почему ты чувствуешь чей-то взгляд, но не оборачиваешься. Почему ты беззвучно смеешься. Почему ты беззвучно плачешь.
Он испытующе следил за действием своих слов. "Пора", – решил он.
— Почему ты изо всех сил пытаешься доказать людям, что ты такая же, как все, – наконец выговорил он.
Она со страхом смотрела на Волка, но взгляд проходил сквозь него. И, как в кошмарах, воздух вокруг сделался липким и тягучим, время остановилось. Жизнь была уже не жизнью, а черно-белой замедленной хроникой. Только кольца вокруг зрачков горели ярко-желтым и не собирались сдаваться. Хотелось моргнуть и зажмуриться, но глаза из серебристых превратились в стальные и не отпускали. Эти глаза роняли какие-то важные слова, и те падали прямо в душу, отзываясь глухим эхом. Мучительно хотелось понять, разгадать их, но времени не хватало. Наплывали новые слова, складывались в фразы и цепочки, опутывали душу какими-то новыми ощущениями, мыслями и открытиями. Девочка не могла решить, удивляться ей или нет; казалось, все это она знала уже очень давно, только теперь все чувствовалось по-другому. Как если бы человек, зная в теории, что сверху все кажется меньше, сам посмотрел на мир с высоты птичьего полета. И не смог бы увидеть даже свой дом.
Серый смерч тащил ее все глубже и глубже, срывая все двери, шторы и заслонки с цеплявшейся еще за них души. Наконец от них не осталось и следа. Водоворот затих, оставив девочку между дном и поверхностью своей мутной бурлящей пустоты. Внезапно она почувствовала резкий толчок в груди и рванулась вверх, к воздуху, разгребая руками плотные волны. Легкие разрывались, заставляя сердце биться как сумасшедшее. Сил не осталось. Последний отчаянный рывок…

Девочка со стоном вырвалась из сна. Дыхание не успокаивалось. "Сон, сон, сон", – убеждала себя она. "Все хорошо, это сон. Сейчас прозвонит будильник, я встану, оденусь, пойду…" Но что-то вдруг комком свернулось в груди при мысли об этих привычных действиях, они показались отвратительными. Она с удивлением прислушалась к себе и поняла, что что-то изменилось.
Точнее, все изменилось. Почему утро такое светлое? И ничего не раздражает? И неудержимо хочется улыбаться?
Она обернулась.
Рядом был Волк.

Это не конец.
Но продолжение не следует.