Пашка Шунёв сибирская бывальщина

Пашка Шунев

… Июль уж клонится к закату, а жаре края нет. В такие дни жизнь в Рогожке совсем стихает.  Лишь изредка, по центральной улице пропылит грузовик,  натужно завывая перегретым мотором, проплывет как призрак из других миров мощный "Кировец", нырнет в подворотню юркий газик и снова - знойная ти-ши-на.
Персональный совхозный пенсионер Дарья Тихоновна Шунева сидит в уютном  палисаде своего дома и под шелест акаций вспоминает дни своей молодости, размышляя и о нынешнем житье-бытье... 
Четверых поставила на ноги. Старший,  Георгий  теперь управляющий в Тарске. Дашенька  учительствует в соседнем селе. Андрюша преподает  в Новосибирске.
Вот только Павел, последыш не у дел. … Помнится, в день его рождения  в роддом съехалась вся родня.  Праздновали сразу два события: Дарью Тихоновну поздравляли с сорокалетием,  а Павлушу - с появлением на божий свет.  Тогда ей казалось, что жизнь только начинается. С рождением малыша она очень остро почувствовала желание жить. Главное, есть для кого. Надо поднимать на ноги. Дать ему образование. В люди вывести…
    
Рос Пашенька славным мальчиком, не обделенным теплотой и родительской лаской да братской опекой. Муж, Иван работал в  совхозной кузнице. Молва о добродушном рогожском мастере кузнечного дела ходила далеко за пределами родного села.
В Павлуше он души не чаял. Но баловать парня запрещал. Бывало обидят сынка сверстники, а он со слезами мчит в совхозную кузню. Вытрет отец ему глаза, притушит слегка горн,  да как с равным разговор затеет:
- Ну, чё, Пашунь? Схлопотал, говоришь? А за чё?
- Да Ванька Угожин ….
Выслушает его отец внимательно, да и объяснит все как есть. По справедливости. Бывало, что после такого разговора Паша шел на мировую со своим обидчиком. По справедливости. Потом приводил своего недавнего противника к отцу в кузницу. Здесь мальчишкам разрешалось все: взять в руки любой инструмент, постучать по горячей заготовке молотом….

+++

- Ты че  тут  пригорюнилася?  -  неожиданно прерывает нахлынувшие воспоминания соседка - Иль стряслось чего?  -  с  тревогой  спрашивает она.
- Да не. Размечталася я тут одна.  А ты че, Машь, не в городе?
- С нашими только ездить!  То с соседским Гришкой посиди, то телушка захворала. А молодым чё? Хвост трубой и по кустам. Дочери – в клуб, а зятю – к дружкам. Взбрело кому-то в голову среди лета ясли на ремонт поставить. Одно к одному: на  ферме девки  взбунтовалися - отгулы им подавай! Золотое времечко на дворе, а им всё одно! Никакой печали! Ох и молодежь пошла. Все им на блюдечке принеси.  Иж-де-вен-цы! - подвела итог соседка.
- Не говори,  Маруся.   И  чего им только не хватает?  Живем ведь только для них. Бывало мой Ваня сам мимо рта кусок пронесет,  а ребятишкам поровну: «Пущай, - говорит. - Даша, хоть дети вдоволь наедятся.» И плохому-то ничему не учили, а глянь чё получилося. Все люди как люди,  а Паша мой, как карась на блюде. Намаялась с ним ! Сил моих больше нету.
     Дарья Тихоновна  горько вздыхает,  и  в палисаднике на короткое время повисает тягучая тишина.
- Это уж точно. Взять хоть моих Михаила да Ваську. Армию отслужили,  хвост трубой и поминай как звали. Ванька вот только на деревне остался, да и тот непутевый. Всё ему до сковороды. А не я ли для своих сынков из последних силов лезла? Да и Пашка твой тоже хороший фрухт! - неожиданно переместила гнев соседка. - Помнишь,  как он в прошлом годе с  пьяных  глаз  на своем колёснике мою сарайку своротил?  А-а-а! Ну, отремонтировал. Ну, и чё из этого?  - опередила возражение матери соседка - Че из этого следоваит? Нервы-то мои кто отремонтироваит? Я ить сколько тебе трындила: «Даш, смотри за своим Пашкой, ох смотри! Хлебнешь с им горюшка!» Не слушала добрых советов?  Теперь нянчись до его пенсии. Зачем, спрашиваю, мотоциклу-то ему купила? Зачем?
- Дак, хочется чтобы был не хуже других.
- Хочется ей! Глядите на эту ненормальную! - распаляется соседка. - Он должон кормить тебя! На его-то шиши даже таракан не продюжит месяца. А ты ему ма-та-цик-лу! - нараспев произносит она и картинно разводит руками.
- Не знаю прямо что и делать !  Это Заозерские дружки его  сбивают на выпивку. – тяжело вздыхает мать.
- Ага. Ищи, ищи виноватых! Сам-то он ангел небесный! – не унимается соседка.
- Не-е-е. Знаешь, Машь, Паша мой по натуре до-о-брый. Вот  только водка… Вроде и хочет быть другим,  да не получается. Значит, я как мать не доглядела. Значит, меня винить надо. Сгоряча-то, Марусь, вроде ухватится: "Все, мам, крышка. Кончаю с этой пьяной жизнью". Один раз даже в техникум документы свез, да не поехал экзамены сдавать.

      Мать тяжело вздыхает. С надеждой смотрит на свою товарку.
- А в последнее время, Марусь, совсем сладу не стало. Раньше хоть с похмелья переживал, винился передо мной, а сейчас…
- Слухай, Даш, че я тебе скажу! - после короткой паузы заговорщически шепчет соседка. - Слышала я от хороших  людей… Вот те крест, не вру!  Дак, слышала я как эту хворь извести можно враз.
- Да ты что? Правда?
- Не знаю правда, ай нет. – переходит совсем на шопот соседка - Сказывают, если в вино добавить мочи от зловредного кобеля,  то напрочь уйдет охота потреблять всякое зелье. Гарантиев, конечно, дать не могу, но бабы говорят, на своих мужиках пробовали. Помогает!
- Бог с тобою,  Маруся! А вдруг кобель больной попадется? И че тебе в голову-то взбрело! Так и отравить человека недолго!
- Че отравить! Отрави-и-ть! - негодует соседка - Ишь, сердобольная! Ну и цацкайся с им! Вон, Пономариха со своим тоже промаялась всю  жизнь,  пока  люди добрые не вразумили. Свету белого не видела с этим иродом! А сейчас - милое дело. Пономарь стал такой домовитый, что не узнать в ем прежнего алкаша. Теперича, слышь-ка, сколь дружки его не кличут, всё одно не идет. Прямо, как заговоренный. Пробовал пить, да не получается. Он ее родимую туда, а она сей же момент оттедова. «Здрасте, - говорит - я тута». Правда, теперича он желудком стал  маиться, но хмельного в рот не берет. Щас-то как не идешь мимо двора, всё с топориком да рубанком копошится. Изгородь правит, крышу чинит,  в огороде порядок наводит. Всё польза. Наши-то, деревенские алкаши от него напрочь отказались. Вишь ты, раз не пьет, значит чужак! – возмущается соседка. - Ух, дьявольское отродье!
- Ну, что ты,  Маруся,  всех под одну гребенку гребешь? Разве же они все одинаковы? Один с жиру бесится, у другого горе на душе.
- Ишь ты, го-о-ре! Точно с жиру бесятся! Да все они одинаковые!
- Нет. Мой Паша не такой! - твердо произносит Дарья Тихоновна - Маруся, разве ты своих ребятишек стала бы травить всякой гадостью, чтобы всю жизнь желудком маялись да проклинали родную мать?
- Да я за тебя,  дуреха, переживаю. Че в жизни-то видела? Че, скажи?  То на ферме, то дома и все. Другие вон по театрам, по кино разгуливают.
- А ты , Маруся, много по кино ходила? – хохочет Дарья Тихоновна.
- Че я-то? Ты вон на себя посмотри: кожа да кости. И все из-за Пашки. Жилы он из тебя тянет и совести нету.  Даже до райцентра, к внукам с"ездить  не  можешь. Того и гляди Пашка набедокурит. Из его авторитета можно рыбацкую сеть шить: весь в дырках. Вроде и парень-то головастый,  а как до сельмага дошел,  крышка. Считай, все дела кончились.
- Да что ты, Марусь, так ополчилась на Павла? – пробует защитить мать своего любимца.
- Думаешь, если ему выходку в клубе простили, все с рук сходить будет? – заводится опять соседка - Нет! Участковый при бабах сказывал директору про твоего драгоценного. Грит: «От общества следоваит его изолировать! Вреда - грит, - от его пьяной канители шибко много. Да и молодых, понимаешь, сбивает на выпивку. Одним словом, прямая ему дорога в тюрягу,  если не бросит забутыливать!» Ну, Даш, вобщем, соображай сама. Я побегла. Матрена должна дрожжи поднесть. Смотри. Тебе с им мучиться. - уже в воротах договаривает соседка и семенит по своим неотложным делам.

Оставшись в полисаднике, Дарья Тихоновна еще долго сокрушается о напасти, нависшей тяжким грузом, о несчастной материнской доле, о злом роке… А среди  хоровода мыслей нет-нет да и мелькнет соседкино предложение. Но ласковое материнское сердце снова и снова отвергает это коварное, чудовищное испытание для сына.
     "Вот придет вечером… Сяду рядышком,  поговорим. Может к Андрюше отправить его?  Нет.  Тот крут характером да недолог на внушения: не разобравшись, обидеть может. Нет. Пусть уж здесь,  при мне живет. Перемелится» - успокаивает сама себя мать. - «Года через два сам бросит пить.  А там, глядишь, женю его на Иринке… Внучков нянчить стану"…

     Размышления ее  неожиданно прервал громкий стук в калитку и пьяный Пашин голос:
- Ма-а-ать! Где-е-е ты там? Откр-р-рой!
- Ой, сыночка!  Сейчас,  сейчас!  Да   что   это   такое   деется? Па-а-а-шенька?! - только и смогла произнести мать, отворив калитку.
    Перед нею стоял ее Павел. Вернее,  не стоял,  а усердно старался сохранить вертикальное положение, уцепившись обеими руками за жердину, запиравшую ворота. Но неведомая сила клонила его к земле, подкашивала ноги.
- М-м-мам! В-в-се в п-п-олном аб-б-бажур-р-ре!  -  стараясь  улыбнуться,  еле-еле произносит сын.
Но вместо улыбки на его лице появляется подобие кислой гримасы, как после только что с"еденной горсти неспелой клюквы. С трудом оторвав руки от спасительного упора, он перешагивает через низенький порожек калитки, делает еще один шаг и падает навзничь.
- О, господи! Павлуша. Да что же это такое? - запричитала Дарья Тихоновна.

Мать с большим трудом тащит почти безжизненное тело в избу и укладывает свое чадо на чистый половик. Стаскивает с сына сапоги, подкладывает под его чумазую  щеку подушку в белоснежной наволочке  и, укрыв его покрывалом, тихо выскальзывает во двор…
         Пришел в себя Павел поздно вечером.
- Мам, дай холодного молока?  - виновато просит он, чуть приподнявшись на своем ложе и тут же падает на подушку. - Ой, как голова разрывается!
- Сейчас, Пашенька!  - суетится Дарья Тихоновна.
Она помогает ему присесть и осторожно прикладывает краешек ковша с холодным молоком к его  губам.
- Пей, сыночка!  Пей, мой хороший.
         Напоив Павла, она аккуратно ставит ковш на табурет и после короткой паузы, осторожно, чтобы не обидеть Павла, спрашивает:
- Как же это, сынок, получается?
- Да че ты волнуешься, мам? Че я такого сделал?
- Дак, на работе тебя опять потеряли?  Опять Ивана Кузьмича подвел? Поручался ведь за тебя…
- Да я договорился с Лешкой. Он сегодня за меня на покосе. Ты не волнуйся. Так вышло:  хотели понемножку, да на жаре развезло. Ой, голова разламывается!
- Вот, видишь, тебе и пить-то нельзя!
- Брошу,  мам, я это дело. Честное слово, брошу! - с трудом выдавливает из себя Павел и надолго замолкает….
     Горько на душе у Дарьи Тихоновны. «Что делать? Вот так из раза враз: сначала вроде винится, а пройдет немного времени - опять за свое». И, вдруг, словно осенило ее: "А что, если Марусин совет принять?"
- Паш, ты полежи,  я ненадолго к Трубачихе.   Я скоренько. - бросает она уже в дверях.
     … Трубачиха возится как обычно в погребе.
- Марусь. А,  Марусь? Слыш-ка? - просительно шепчет Дарья Тихоновна, наклонившись  над черным квадратом лаза. - Че ты там в потьмах-то копошишся? Иди сюда.
- Кого это нелегкая принесла на ночь глядя? - высовывается Трубачиха из погреба. – А-а! Это ты? А чё шепчешь?
- Марусь, слыш-ка? Слышь,  че я к тебе прибегла?  - не решается назвать  истинную причину столь позднего визита мать. – Че ты в обед-то говорила?
- Говорила и говорила!  И сейчас скажу!  - заводится с  полуоборота соседка. - Смотри,  Даша. Ох, смотри! Подмогни-ка мне. Возьми ведерко-то. Ох,  умаялась. Спинушку ломит. Огурчиков солененьких не надо? С дубком, укропчиком. Хрустят!  -  расхваливает  свою  продукцию  Трубачиха - Не надо? Жа-а-лко. Придется выбрасывать! Перестояли. Не сезон. Может  Пашке на закуску? Тот все сожрет по-пьяни. Ты че пригорюнилась? Опять твой ахламон вычудил что? Э-э-эх!

    И в этом «Эх!» слышится горечь и разочарование, сочувствие и тревога.
- Вот дуреха. Да я бы об него все жерди обломала! Ну, сейчас пойду и покажу  ему!  -  решительно вылезает соседка из погреба.
    Она   демонстративно громко хлопает крышкой лаза. Её голос срывается на крик:
- Я его уму-разуму научила бы!
- Да постой ты,  Маруся. - сквозь слезы просит мать - Присядь. Ты днем о средстве говорила. Может попробовать? А ?
- Она у  меня  еще спрашивает?  - обращаясь к невидимой аудитории, подбоченивается Трубачиха. - Немедленно и сейчас же! - рубит она ладонью воздух. - Не-мед-лен-но!
- Как сейчас? Ты что? Подумать надо…
- Нет! - кричит Трубачиха. - Извел он всех!
- Марусь. Охолонь малость.
- Нет! - настаивает на своем соседка. - Будем действовать. Ты, Даша, токо пустую бутылку мне принеси. Я сама все излажу.  Я его напою! Он у меня грамма в рот никогда не возьмет. - зло машет кулаком Трубачиха в сторону шуневского  дома. - Век помнить будет!
- Марусь, а может завтра?  - робко спрашивает мать, вытирая концом косынки мокрые от слез щеки.
- Завтра, говоришь?  Ла-а-дно. Сёдни, действительно уж поздно. - быстро соглашается Трубачиха. - Шут с им. Токо, если завтра откажешься, пеняй на себя. Больше предлагать не стану. Пусть захлебнется в своем пойле…

      Товарки молча садятся на ступеньки крыльца. Трубачиха, приблизив свои губы к уху Дарьи Тихоновны, шепотом сообщает подробности завтрашней  секретной  операции.
- … а используем Тимохинского кобеля. - произносит она уже вслух. - Дело проверенное.
- Злой уж больно он! - с испугом возражает мать.
- Ну, Даш,  как знаешь! - недовольно ворчит Трубачиха - Чем злее, тем сильнее действовать будет. Понятно?
     В ее голосе звучит стальная уверенность в правильности выбранного пути и бесспорном успехе намеченного плана. Отступать поздно!…
                ХХХ
     … На следующий день, с утра, пока земляки еще управлялись по хозяйству,  Дарья Тихоновна помчалась в сельмаг. Подойдя к прилавку она в нерешительности остановилась. От прежней её расторопности ровным счетом ничего не осталось. Смущенно потупив взор, она полушепотом спросила у молоденькой продавщицы:
- Иринушка, не найдется ли у тебя красинькой?
- Вы что, теть Даш, в вино ударились? - прыснула в кулачок бывшая одноклассница Павла.
- Да нет, дочка… Слыш-ка,  похмелить Павлушу надо… Больно уж мучается головой…  Не найдешь?
- Че ж не найти?  Для вас найду. С вечера завезли целую машину этой бормотухи.
- Вот хорошо-то, господи.
      Дарья Тихоновна достает из кармашка кофточки мятую трешку и протягивает её Ирине.
- Вот, дочка. Возьми…
- Берите, тетя Даша, сразу ящик. Пашка-то все равно припрется, не отвяжешься от него.
- Не. Спасибо, Иринушка. Ни к чему мне это. - стыдясь, мать прячет бутылку в хозяйственную сумку…

     … В палисаднике ее уже ждет Трубачиха.
- Вишь че достала?  - показывает она на свет бутылку с желтоватой  жидкостью.- Чи-и-стая, как слеза! Парная. Тимохинского кобеля производство! - с гордостью произносит соседка.
- Ой! - заволновалась Дарья Тихоновна. - Поди видел кто? Да че так много?
- Не. Никто вроде не видел.  Правда Тимохе намекнула.   Одобрил.  Больше никому. Да ты не боись. Средство верное!    
                ХХХ
      … В это же самое время Пашка на своем колеснике подвозил корма к скотному двору,  где управлялась с коровами дородная Аксинья  Стекловна Заикина, жена Тимофея, владельца злополучного кобеля. Рядом с ней крутился их десятилетний внук Николка. Непоседа, каких мало на свете. Не по годам сообразительный, с живым характером, любознательный пострел  в  родной деревне он многим успел, что называется, «насолить».
    Поэтому-то, чтобы не было лишних недоразумений бабушка брала внука на ферму. Но Николка и здесь отличился. Для интереса,  как позже признался виновник события, он включил  рубильник аварийной пожарной сигнализации, чем всполошил не только родную бабулю, но и все рогожское население. Бедная Аксинья сгоряча металась по коровнику и никак не могла сообразить в чем  дело, а к ферме уже бежали, ехали односельчане, прихватив с собою ведра, ломы и лопаты.
      Инициатор события отсиживался в это время в камышах…

      Сейчас на селе этот  случай вспоминают с оттенком иронии,  шутят.  А тогда было не до смеху. Защищать нажитое миром кинулись  все.
     Крепко досталось Николке за эту проделку. Дед Никифор самолично учинил допрос своему шкодливому потомку, приведя в исполнение личный приговор, после которого у юного шустрика долго саднила от крапивы задница. Но прыткости его так и не поубавилось. По-прежнему за ним нужен был «глаз да глаз»...
      Как только подъехал Павел, к гремящему трактору скрытно подобрался Николка. Встав на цыпочки, он с интересом разглядывал  внутренности железного коня.
- Ты че собак зря гоняешь?
     Вопрос настолько неожиданно прогремел на ухом проказника, что тот присел от испуга.
- Дядь Паш, ты меня напугал! - растерянно произнес мальчишка.
- Тебя напугаешь! Чё, говорю, болтаешься без дела? Помог бы бабуле…
- Не. Она меня на пушечный выстрел не подпускает к кормораздатчику. Боится, что спалю…
- А ты чё, поджигатель, что ли?
- Я? - искренне удивляется Николка и, хитро ухмыляясь, пожимая худенькими плечами. - Не. Я пожарник.
- Придется тебя зачислить на довольствие в добровольную дружину. - серьезно говорит Павел. - Нам такие нужны…
- Дядь Паш, а форму мне выдадут?
- Да.
- А когда?
- Прямо сейчас и поедем на склад.
- Правда? А! Шу-у-тишь.
- Не. Я нелюблю шутить. Поначалу получишь, как младший состав красные трусы в мелкую полоску.
- А тебе тоже выдали трусы?
- Точно. Токо в крупную полоску, чтобы издалека видно было: идет начальник пожарников.
- Опять шутишь, поди? - пришурив один глаз, вопросительно смотрит Николка на Павла.
- Немного. Проверял тебя. Думаю: если поймет мою шутку, то в трактористы годится. С машиной управляться ум нужен.
- Ой, мне дед все уши прожужжал с этим делом. «Не подходи - говорит - к механизмам покудова умом не поправишься». А я чё? Кнопку не ту нажал, деда и затянуло под транспортер. Сам виноват. Нечего рот разевать..
- Э, брат! Видно, с техникой безопасности ты совсем не знаком. Механизмы как живые люди: требуют к себе особого внимания. Чуть что, останешься без руки или головы.
- А трактор?
- Трактор, Николка, особая статья. Неумех он сильно наказывает. Да и внимания к себе требует нисколько не меньше, чем механизмы на ферме. Машина трудолюбивых любит. Понял?  Слетай-ка за водицей, браток. Видишь, трактору-то тоже жарко. Он тоже пить хочет.

     Обрадовавшись поручению, Николка мигом принес воды
- Молоток! - одобрительно похлопал его по плечу Шунев - Скоро  кувалдой станешь! - захохотал он - Садись в кабину. Пр-р-окачу!
     Не дожидаясь вторичного приглашения,  Николка стрелой взлетел на сидение.
- Ну, как? Освоился? - спросил Павел юного приятеля, садясь за рычаги своего «Белоруса».
- Дядь Паш,  дай порулить?  Ну,  дай! - видя добродушную улыбку на лице тракториста, клянчит Николка.
- Ладно. Садись ко мне на колени. - разрешает Павел - Аксинья Стекловна! - кричит он, высунувшись из кабины -  Николка домой просится. Свезу я его, однако?
- Токо до дома. Нигде не оставляй его. Нашкодит. - отмахивается бабуля.

      На ферме настал ответственный момент: сдача молока. Сейчас Аксиньи Стекловне некогда. Чуть зазевается, все молоко третьим сортом пойдет. А там пойди, объясни девкам. Не поймут ведь… 
      Счастливый Николка, держа руки на штурвале, с гордостью поглядывает на редких прохожих: посмотрите, какой я! В эту минуту он готов идти за дядей Пашей хоть на край земли, защищать его от неведомых врагов, а всем людям  делать только приятное…
- Стоп, Николка! Приехали! - весело командует Шунев и резко тормозит прямо у крылечка сельмага. - Забегу за «Беломором». - строго говорит он своему юному стажеру. - Без меня ничего не трогать! Понял?
    Да разве Николке не понятно и без указаний? Если надо, он может охранять трактор сколько надо! Даже всю жизнь!
- Вот и Пашенька нарисовался!  - хмыкнула многозначительно Ирина. - Че глаза пялишь на полки?  Мать-то с самого утра за поллитровочкой для любимого сыночка прибегала!
- Да брось ты изголяться! Мою мамурю на волах за вином не затянешь. Дай, Ирка, под запись? Самую последнюю. Всё. Завязываю…
- Зарекалась свинья…
- Ты мне эти шуточки кончай!  - обижается Павел - Ты вон,  небойсь, за прилавочком,  в чистом халатике придуриваешся.  А я. - он как бы со стороны критически окинул свою замасленную робу - По уши в мазуте!
- Брось ты, Пашка! Сам же видел, что сюда никто не хотел идти.
- Да хоть брось, хоть подними! На ферму-то тебя не затащить. За-а-пах другой…
- Вот по себе и судишь… Дурака валяешь. Всем осточертел!
- Ла-а-дно. Разговорчики на Волге!  - бурчит баском Павел, подражая своему бригадиру.
- Под запись не даешь, отпусти за монету. Имею на это полное право. Последние отдаю. Ванька Прохоров узнает, скандал поднимет. Вот. Комсомольские взносы собрал. Второй месяц не могу сдать в кассу. - Павел достает из нагрудного кармана десятку и  небрежно бросает ее на прилавок. - А такие как ты, подрывают экономические основы нашего союза молодежи. С такими только светлое будущее строить…
- Да пошел ты.. - не выдерживает Ирина и в сердцах пихает в сторону Павла бутылку «Поля Робсона».
- Сдачу не забудьте сдать.
     Ирина молча бросает на прилавок кучку мятых рублей и отворачивается к окну. Разговор закончен. Захватив портвейн и сдачу, Павел гордо удаляется из сельпо вальяжно виляя бедрами.
- Наше вам с кисточкой. - бросает он небрежно через плечо.
- Да катись ты… - бросает ему вдогонку Ирина…
- Ну? Как у нас дела?  - улыбается Павел,  пристраивая бутылку под сиденье и удобней усаживаясь за руль своего боевого товарища. - Во, Николка,  горючкой запасся! - кивает он на сидение. - Сейчас по-новому  методу  трактор  заправляю: половина соляры, а другая половина -  портвейн. «Итальянская смесь» называется.
- Опять шутишь, дядь Паш? - спрашивает с недоверием Николка
- Какие там шутки! - убежденно говорит стахановец тракторного дела. - Один итальянец опытом поделился! Представляешь, сколько горючки стране съэкономлю? - поворачивается он  к  удивленному Николке - Ты только про мой секрет никому!  Понял? Так вот. Я окончательно решил стать передовиком. Наберу побольше портвейну с получки и дерну на сенозаготовку. Представляешь? У всех тракторы как тракторы,  а мой взбесился прямо! Скорость огромная, грузоподъемность необычная! Уловил? Рядом со всеми работаю, но в тех же условиях значительно перекрываю норму…
- А почему? - недоумевает Николка
- Вот с таким вопросом все ко мне вянут: «Поделитесь, Павел, опытом. Откуда ваш трактор резервы черпает?». Никто понять не может. А я в платочек помалкиваю. Жму тихой сапой на всю железку, но про свой секрет никому ни слова.
- Лучше, конечно, молчать. - поддакивает Николка.
       А Павла уже понесло:
- Пять, десять норм за день!  Понимаешь? Ну, конечно, меня после этого в район вызывают. Цветы, аплодисменты: "Павел, поздравляем! Расскажите о своем опыте?" А я не сдаюсь. Помалкиваю.
   Ирка специально для меня выездную торговлю портвейном организовала! Но я на нее ноль внимания. Прежде всего - работа! Ты же знаешь, у неё ни стыда, ни совести. Пристаёт, спасу нет:   "Это вам,  Пал Палыч,  от правления нашего».- говорит она и подвозят мне на специальной машине,  веришь,  пятнадцать ящиков отборного портвейна! Рядом транспорант: «Так держать, Шунев!»». Голова просто кругом идет. Представляешь? Сам председатель райисполкома вручает мне именной штопор!  Ну, чтобы я руки свои золотые не натружал зря, открывая бутылки…

     Выговорившись, Павел на секунду замолкает, прислушиваясь к работе двигателя и, чем-то  недовольный, останавливает трактор.
- Опять цилиндр забарахлил. - жалуется он Николке. - Как за дитем малым за этой железякой хожу и никакого почета:  то навоз, то корма, то корма, то навоз. Никакого разнообразия. Одно безобразие.
    Трактор, действительно, чихнув пару раз, совсем глохнет. Выскочив из кабины, Павел засучивает рукава куртки и лезет в утробу своего друга. Кряхтя и приговаривая, он извлекает на свет божий  какую-то детальку, внимательно смотрит ее на свет, обдувает, проитирает ветощью и снова ставит на место.
- Вот видишь? Канифас-блок разбортовало. Аж свечи забрасывает. - поворачивает Павел свое  чумазое лицо к Николке.
- Дядь Паш,  а ты свой секрет сделай. - напоминает сообразительный вундеркинд. -  Он сразу побежит.
- Какой секрет? - не сразу понимает Павел.
- Да портвейн свой! Ну, итальянскую смесь!
- А! - хохочет Павел. - Ты, видимо, прав. Надо подумать.
- Да я знаю. - кряхтит Николка, спрыгивая из кабины на землю. - Сёдни Трубачиха рано утром прибегала к моему деду. Тоже говорила про секрет. Я-то в сарайке все-ё-о подслушал!
- А чё она деду наговорила?
- Да про смесь портвейна с мочой нашего Трезорки. Понимаешь, надо только, чтобы кобель злой был…
- Ничего не понимаю. Если хочешь что-то рассказать, то делать это надо доходчиво. Понял? Кто злей должен быть?
- Ой! Да трактор твой. Ой! То есть, кобель. Да нет. Дядь Паш, ты меня совсем запутал. Трубачихе дед мой присоветовал в портвейн налить трезоркиной мочи…
- Да ты чё? Он совсем, что ли, от старости с ума съехал?
- Дядь Паш, ты зачем про моего деда так говоришь? И вовсе он не чокнутый. Это они про тебя говорили…
- Что я чекнутый?
- Да не. Вот ты какой непонятливый. Они говорили, что ты конченый алкаш и что тебя надо лечить. Вот дед и предложил напоить тебя портвейном наполовину с трезоркиной мочой. Понял? - облегченно выдохнул Николка.
- Так, так, так… - раздумчиво произнес Павел. - Говоришь: портвейн с трезоркиной мочой? Это инте-рес-но. Напоить меня хотят? Лекари домор-р-рощенные… Ну, я им покажу портвейн с мочой!… Я им покажу лечение… Я им!… Ну-ка, Николка, запрыгивай в кабину. Едем восстанавливать справедливость.
- Ты чё, дядь Паш, Трубачиху бить будешь?
- С чего ты взял?
- Да так. Справедливость восстанавливать…
- Эх! Мал ты еще понимать такие дела.  Знаешь что, Николка? Дуй-ка ты на ферму, а мне в одно место срочно заскочить надо. Токо никуда не заходи. Прямиком к своей бабуле. Понял? Завтра мы еще с тобой обязательно покатаемся.
- А точно, дядь Паш?
- Сказал, как отрубил. Завтра специально за тобой заеду.
- Только не забудь. - кряхтит Николка, спускаясь из кабины на землю. - Обязательно заедь. Буду ждать.               
    Павел по-мужски, как взрослому жмет Николке руку.
- Ну, топай, брат! Только никуда не заходи. Понял?
- Понял. Как не понять. - звонко кричит Николка и исчезает в пыльном тумане

     Развернув трактор, Павел спешит на нем к дому. Резко затормозит у ворот. Глушит мотор. Тихо отворяет калитку. Оглядывает двор. Кроме кур - ни-ко-го. «Так вот зачем маманя покупала сегодня портвешок! Ну, Трубачиха, отплачу я тебе той же монетой! Долго помнить будешь!»…
    Мать копошилась на огороде. Павел тихонько прокрался на кухню. "Так и есть!» На подоконнике стоит портвейн.
      Павел легко открывает бутылку и поднесит горлышко к носу. Из стекляного балона тянет тяжелым ароматом отхожего места. «Ну, и мать! Ну, и Трубачиха!»
     Осторожно,  чтобы  не  потревожить мать, он проскальзывает тенью  по двору, пряча под курткой злополучную бутылку с «лечебной смесью».      Заговорщик извлекает из-под тракторного сиденья, купленную только что бутылку портвейна, а "Трубачихинский подарочек"  швыряет подальше от забора. Потом, почти не дыша,  он проделывает обратный путь. На кухне Павел откупоривает свою бутылку и ставит её на место прежней. И также скрытно возвращается к своему трактору. Стараясь меньше шуметь, он отъезжает на самом малом газу…
ХХХ
      Через три часа Павел снова подъезжает к дому.
- Мама-а-ня-я! - тарабанит он в ворота. - Рабочий класс кушать требует. - Чем сегодня порадуешь?
- Ой, Паша. А я-то думала ты сегодня припозднишься. Вот дуреха старая! Забыла, что суббота.
- Не, мам. Сегодня нас пораньше отпустили. Ты разве не слышала, что сегодня большой праздник? - на ходу начинает фантазировать Павел.
- Какой же это может быть праздник. Мне  не ведомо…
- Международный. День взятия Бастилии. Знаешь что это такое?
- Откуда мне знать, Павлуша? Это вы, молодые…
- Этот праздник весь мир отмечает. Революция во Франции была. От кровопийц всех работяг освободили. Скоро, поди, и у нас начнется…
- Ой, чё ты буровишь, Павлуш? Не болтай лишнего. Нашего соседа Ивана Терентьвича… Ты еще маленький был… Так его за один анекдот взяли и только через пять лет выпустили.
- О. Дак это время было такое. А теперь де-мок-ра-ти-я!
- Полно тебе, сынок. Не озоруй попусту.

    Пока Павел сбрасывает с себя робу, переодевается, умывается Дарья Тихоновна на скорую руку готовит на стол.
- Жареная картошка! Это хорошо! - потирает руки Павел, озорно поглядывая на подоконник. - Завтра воскресенье.  Однако, к Николаю надо слетать. Давно у братухи не был.
- Будет день, посмотрим. - философски рассуждает мать и, словно вспомнив о чем-то неприятном, пугливо смотрит то  на сына, то на подоконник.
- Мам, че случилось? - присаживаясь к столу, допытывается Павел.
- Да что ты? - суетится Дарья Тихоновна - Просто у печки пригорела. Пашенька, подай-ка мне вон ту бутылку..
     Павел нарочито-испуганно таращит по сторонам глаза:
- Какую бутылку?
- Да у тебя за спиной… Тут… меня Трубачиха попросила…
- Она что, в тихушку от зятя закладывает?
- Да полно тебе, Павлуш. Просто попросила купить.
- А мне вот почему-то никогда не купишь…
- Павел! Как тебе не стыдно над матерью изголяться? - нервно выкрикивает Дарья Тихоновна. - Дай, сказала тебе, бутылку!
- Не-е-е! Так дело не пойдет. Сегодня такой праздник, а ты зажимаешь…
- Паша, сейчас же отдай чужую бутылку!
- Ни-ког-да
      В это время, неожиданно в дверь стучат.
- О! Вот и гости! - озорно выкрикивает Павел. - Заходи. Кто там?
- Это я, Даша. - в щель просовывается голова Трубачихи. - Ой, Паша уже дома. Чёй-то ты так рано?
- А меня с понедельника в райцентр переводят. Бригадиром ремонтников. Вот и документы уже оформили. - кивает Павел на кипу старых газет. - Зарплату высокую определили. Теть Марусь, да ты заходи. Присаживайся.
- Не, Паша, мне с мамой твоей надо поговорить. Даш, выйди на минуточку.
- Ну, что тебе? - в сердцах ворчит Дарья Тихоновна. - Паш, ты не пристраивайся к вину. Вот Маша пришла за бутылкой… - говорит Дарья Тихоновна и выходит в сенки. 
- Ну, че? - шопотом спрашивает Трубачиха.
- Ой, Марусь, боюся я! Не могу! Говори быстрей, а то Пашка ненароком выпьет этой гадости. Пойдем лучше в избу…
- Дура ты, дура. - встав в воинственную позу горячо шепчет Трубачиха. - И до каких пор ты такой размазней будешь?  Бои-и-тся она!
     Дарья Тихоновна отворачивается от своей товарки и резко открывает дверь. За столом полным ходом идет дегустация портвейна.
- Пашка! - кричит Дарья Тихоновна и бросается к столу. - Я же тебя просила..
- Теть Марусь, ты извини, что я твой портвейн пробую. Праздник нынче большой. Всухомятку нельзя. Все человечество отмечает!
- Ничё, Павлуша. Пробуй. Пробуй. - воркует Трубачиха. - Мне не жалко. Я для такого случая и припасла специально…
- Да ты чё, Марусь, буробишь? Какой случай? - приходит в ужас мать.
- А чё? Пусть Паша культурно отдохнет… Праздник, все-таки!
- Эх, подружка… - со слезой в голосе молвит Дарья Тихоновна и беспомощно опускается на табурет.
- Мам, да ты не расстраивайся. Все будет нормалек… - конючит Павел. - И вино сегодня какое-то особое. Арома-а-а-т!

  Не обращая внимания на потайные знаки Трубачихи, мать пробует отнять у Павла бутылку, отвлечь его от этого злосчастного пойла:
- Сынок. - миролюбиво начинает она. - Сбегай в огород. Огурчиков, да укропу набери к столу.
- Мам, здесь столько огурцов, что на неделю закусывать хватит. Было бы вино. Теть Машь, у тебя еще такой прелести нет? Такой аромат!
    Павел демонстративно наливает очередную порцию вина и, выпив, смачно цокает языком.
- Отродясь такого напитка не пробовал. Научились же делать. Французскому пойлу сто очков вперед даст! Ей-богу!
- Всё! Хватит с меня! - со стоном говорит мать. - Ты уже взрослый человек. Тебе решать …
    Мать решительно встает и выходит во двор. Трубачиха стоит в нерешительности перед Павлом.
- Ну, чё, теть Марусь? Шваркну я еще пол-стакашка?
- Шваркни, шваркни, миленький. - в нерешительности мнется у стола соседка.
- Ты посиди со мной, а то капля в рот не идет. - канючит Павел. - Да и скучновато одному. Не составишь компанию, теть Марусь? - куражится Павел. - Да ты присаживайся…
- Ой, что ты? - пятится к двери соседка. - Мне в жисть нельзя! М-мо-о-гу загнуться. - заикается Трубачиха.
- Да с чего загибаться-то? - выходит из-за стола Павел, хитро улыбаясь. - Совсем грамулечку. Вино-то сегодня особенное. А ты нахаляву пьешь все, что подадут

     При слове «особенное» у соседки начинается нервный тик. Она как-то странно начинает подмигивать Павлу.
- Вот за это я тебя и уважаю, теть Марусь! - смеется Павел и подталкивает отропевшую соседку к столу. Ува-а-жь! В такой-то день!..
- Совсем здоровьишка нету.  Сам видишь… - растерянно бубнит  заговорщица, присаживаясь на краешек стула.
- Вот и ладушки! Капельку можно?  - гнет свою линию Павел. - Ну, вздрогнем!  Вот тебе рюмашка. Махни.
- Не-е-е! – поднимает  руки Трубачиха. -  Не-е-е!
- А ты через нехочу. Понюхай какой аромат! А силы прибавляются ежесекундно! Пей, говорю! - настойчиво произносит Павел.
       Он решительно берет со стола рюмку с вином и подносит ее к губам Трубачихи. Та пробует вскочить с табурета, но Павел буквально нависает всем телом над несчастной старушкой.
- Пей! Р-р-екомендую…
      Не обращая внимания на сопротивление соседки, он стискивает её голову в своих железных объятьях и, насильно разжав ей губы, начинает вливать в беззубый рот «божественный напиток».
- Пей, теть Мар-р-р-усь, пей… - озорно приговаривает Павел. - Ты у нас самый главный дегустатор…

   Отплевываясь, пытаясь вырваться, Трубачиха пробует что-то выкрикнуть, но это ей не удается. Невольно она начинает глотать вино.
- Да че ты куражишься, теть Марусь? - по-прежнему лютует Павел. - Вон на Степкиной свадьбе я видел как ты вино хлестала. За будь здоров!
     Влив в соседку содержимое рюмки, Павел выпускает из своих объятий её голову.
- А-а-а! Ть-фу!- кричит Трубачиха. - Что б тебя родимец ухватил! Чтобы у тебя руки отсохли… Ть-фу! А-а-а!
    На крик вбегает Дарья Тихоновна. Через мгновение она начинает понимать суть происходящего и кидается на защиту своей подруги.
- Ты чё, Павел, умом тронулся? В чем Мария виновата перед тобой?
- Ноги моей больше не будет в этом дому!  Ирод проклятущий! Алкаш! - кричит Трубачиха из-за спины Дарьи Тихоновны
    Павел хватает со стола бутылку, взбалтывает содержимое и единым махом выпивает остатки вина. В избе наступает полная тишина, а потом -  шопот матери: "Ба-тюшки!".
      Аккуратно поставив бутылку на стол, Павел встаёт на корточки и начинает громко и протяжно лаять.
- Ой! Свят, свят, свят! Нечистая сила!

   Трубачиха снопом падает на колени и голосит.
- Свят, свят, свят!  Горе мне-е-, горе! А-а-а-а!  У-у-у-у!
- Пашенька, что с тобой? - испуганно шепчет мать, прижав свои худенькие кулачки к обескровевшим губам.
     Гавкнув еще пару раз, Павел повернулся к матери:
- Да всё в порядке. Не переживай, мамань, все в ажуре.
     Он  поворачивается к Трубачихе и снова заливается звонким лаем.
- Никак смесь продействовала? Свят, свят, свят.- в беспамятстве бьет поклоны Трубачиха. - Чертяка попутал! …
     Из материнских глаз бегут крупные слезы.
- Сыночка… Это я, старая дура, виноватая…
     А Павлу удержу нет. Резко подпрыгнув на месте, он еще громче рычит и кидается в сторону Трубачихи. Изловчившись, Павел слегка кусает ее за плечо.
- Ой-ёй-ёй! - вопит соседка. - Он меня съест!…
- И съем! - рыкает Павел. - На закуску! Костлявая ты, правда, баб Маруся, но за неимением…

    Он снова заливается звонким лаем. А Трубачиха, собрав последние силы, вскакивает на ноги и опрометью кидается вон из избы. Вслед ей несётся задорный хохот Павла и страшный р-ры-к...
     Павел встает на ноги и подходит к матери:
- Ты извини меня. Пошкодил я тут малость…
- Пашенька, дура я старая. Подсказали мне тут…
- Да знаю, знаю, мам.
- Откуда? - еле слышно произносит Дарья Тихоновна.
- Слухами земля полнится. - улыбается Павел и нежно гладит седые материнские волосы. - Пошутить решил. Думаю: проучу Трубачиху, чтобы не повадно было. Пусть своего Ванька мочой поит…
- Да что ты, Паша? Если бы не я, она…
- Ладно, мам. Успокойся.
- А я-то подумала, что ты совсем… Так натурально…
- Мы еще и не то могём. Бутылку-то я под-ме-нил!- хохочет Павел. - Мне тоже урок. Только сегодня я по-настоящему понял… Видишь как завелся? Почти литр засосал, а ни в одном глазу. Действительно надо завязывать с этим делом. Ты, давай-ка, приляг. Я покурю во дворе.

    Он помог матери дойти до кровати. Бережно снял с нее обувку. Уложил, укрыл ноги.
- Покимарь, мамуря. Пойду подышу.
- Недолго, Паш. Чё-то ты меня совсем довел… Голова кругом идет.
- Может таблетку?
- Не. Полежу. Пройдет.
     Павел берет «Беломор», спички и выходит во двор. В беседке, затянутой сплошным ковром хмеля, жара поменьше, чем на сонцепеке. Где-то за околицей, а может быть на том берегу Тутайки звонкий девичий голос в такт хромке изливает всему свету душу:
                В голове моей, девчонки,
                Непорядок, раскардаш.
                Это вовсе не миленок,
                А законченный алкаш…

    «Ребята с Мельничихи на рыбалку приехали… Может Алеха прискакал? Всё! Буду сдавать документы в сельхозинститут. Завтра обязательно разыщу главного агронома. Пусть пишет характеристику…»