Л А В А

Л А В А

      Лава - это не только рабочее место горняка. Здесь, в этой сырой, узкой каменной дыре ему приходится проводить, практически, треть своей жизни!
      Бывалый шахтер наверняка возразит:
- Кому дыра, а кому…
      Да. Для горняка каждый пласт… да что там пласт? Каждая стойка имеет свой запах, цвет, память.
     Кровля, нависающая над копошащимся в лаве горняком, очень коварна. Это для непосвященного она безжизненна.  А для шахтера - она имеет свой  характер, особенности. К ним обязательно нужно приноровиться. Как к строптивой жене. Иначе…
    
Сегодня суббота. Короткий рабочий день. У всех приподнятое настроение.    
- Ну-ка, Женёк, подсоби. - говорит Сашка Утямышев, бывший женькин однокласник.
      Пока Женька пробовал поступать в Новосибирский электротехнический, деловой Сашка успел закончить курсы машинистов врубовой машины. Теперь он ко-ман-дир!
- Крепи лучше. Да не так! - ворчит Утямышев на бывалого горняка. - Разве же комлем вверх стойку ставят?
    Он ловко накидывает петлю стального троса от лебедки врубовой машины на стойку и умело раскрепляет её.
- Видишь? - обращается Сашка к подручному. - Петлю надо располагать вот так. Понял? И порожек следует зарубить ровненько… Лень прежде тебя родилась…
- Да ладно тебе, Санек. Меня учить поздно уж. Да и тебе, однако, рановато …
- Что значит поздно? - не выдерживает Утямышев. - Вот из-за таких как ты и случаются аварии. По-о-здно-о ему, понимаешь. Иди к бригадиру. Скажи, что я просил кого-нибудь другого в помощники.
- Ну ты чё, в натуре?…
- Я сказал. - строжится Сашка.
         Зная крутой характер машиниста, горняк не спорит с ним.
         Про таких, как Сашка в народе говорят: «Из молодых, да ранний!»
          На смену ушедшему приползает Иван Лощинин.
- Час от часу не легче. - ворчит Сашка, пробуя включить контроллер бара врубовой машины. - Жень, убери-ка на секунду блокировку. Бар не могу запустить. Да не боись! Это вроде как оберег при отсутствии орошения. Кончилась вода и стоп машина…. Во-о-н ту красную кнопицу…
     Женька выжимает стальной шток, торчащий из корпуса машины, и в тот же момент под дикое завывание железной цепи приходят в движение победитовые зубья бара. Женька  автоматически отдергивает руку. Машина смолкает.
- Ты чё, Женёк? Не боись. Привыкнешь. До смерти все живы будем. - хохочет Сашка. - Ладно. Иди поближе к бугру. Будешь на рештаки уголек закидывать. Иван Васильевич подскажет, если что…
     Женька сползает к основной массе горняков. Занимает место у железного жолоба, в который надо будет кидать уголек из забоя, следуя за врубовой машиной…
      
Средина смены. Позади почти четыре часа изнурительной работы. В свете фонарей лица горняков напоминают малеванные на рождество рожи ряженых. Просто не узнать. Жирная угольная пыль плотно осела на щеках, шее, руках.
- Ша-ба-а-шь, мужики. Это дело надо перекусить. - кричит бригадир.
      Вся бригада дружно спускается в низ лавы, в откаточный штрек. Здесь за толстыми деревянными стойками, прежде чем уйти в лаву, горняки до времени оставили свои «тормозки» - пакеты с едой, приготовленной ими на гора.
- Твою-ю мать! - с горечью орет Чукалин, спустившийся из лавы немного позже остальных. - Грабанули мой тормоз! Ты не видела кого-то поблизости? - допрашивает он откатчицу. - Может сама слямзила?
- Дурак ты, Толя. - хохочет женщина. - И шутки твои дурацкие. На кой мне твой убогий тормозок с куриными потрохами?…
         
 В бригаде ходят анекдоты про то, чем питаются братья Чукалины, пропивающие все свои деньги до того, как они появятся. Анатолий не брал в долг только у начальника шахты. У всех остальных он уже успел «стрельнуть» трояк до получки…

- Да что ты знаешь? У меня сегодня была свиная колбаса, белый хлеб с маслом и сыр! - гордо опровергает домыслы откатчицы Анатолий. - Теща привезла из Михайловки. - для пущей верности добавляет он. - И много чего…
- Да чё ты клацаешь? - не выдерживает Иван Лощинин, давясь пищей. - Чё метёшь?
- А ты откуда, интересно,  знаешь?
- Зна-а-ю!….
    Сообразив, что «прокололся», Иван испуганно отодвигается подальше от сгрудившихся вокруг бригадира горняков.
- Да это Лощинин и тисканул твой тормозок. – хохочут ребята.
- Смотри! Твой тормоз жрет, а своя пайка целая.
   
У Лощинина не выдерживают нервы. Он хватает под-мышку свой сверток с едой, мгновенно исчезает в лаве и уже оттуда обиженно орет Чукалину:
- Наложил чёрте чего в тормозок! Аж тошнит. Как такой гадостью питаются люди? - слышится удаляющийся голос Ивана, смывающегося от чукалинской кары.
- Ах, ты волчара позорный! Ах, ты сука рваная! Сейчас ты у меня …
     Чукалин срывает с себя солдатский ремень и, обмотав его вокруг запястья, грозно помахивая латунной пряжкой, кидается вслед за воришкой.
- Толька! - орет в темноту лавы бригадир. - Толька, твою мать! Иди сюда! Иначе, поставлю прогул. Накажу!
      Хохочущие горняки, прервав свой обед, наблюдают за мечущимися по всему пространству выработки фонарями.
- Однако, догонит…
- Не, Иван шустрый мужик. Не догонит…
- Да не, мужики! После потрохов как реактивный будешь носиться!
- Ну, ты и сказанул, что в воду сквозанул…
- У Тольки одышка после воспаления. Не догонит…
- Зато он хитрей…
       Мечущиеся фонари удаляются вверх лавы и исчезают в вентиляционном штреке.
- Ну, я им… Будут хавать собственный ливер…
    
Бригадир с горечью плюет в сторону лавы и снова принимается за свой обед. Вся остальная часть трапезы проходит в молчании. Зная крутой нрав Хлебородова, горняки не лезут «под горячую руку» бугра: может и врезать…
    
Сашка снова включает свою адскую машину. Грохот перекрывает все остальные звуки. Чтобы сказать слово рядом сидящему, надо орать во всю глотку.
      Неожиданно, из угольного тумана прорисовывается фигура Лощинина. Бригадир машет рукой Утямышеву. Грохот мгновенно прекращается.
- Ты чё делаешь, ососок? Думаешь бригада всю жизнь с тобой нянчиться будет? Ты, твою мать, понимаешь, что у нас на шее висишь?…
- Извини, бугор. Чё полкана спускаешь? За что…
- Завтра же отправляйся в отдел кадров…
- Дак, это, завтрева-то воскресенье..
      Шутка Лощинина разряжает обстановку. Вся бригада хохочет.
- А вы чё ржете, жеребцы? - уже менее сердито произносит бугор. - Смешно дураку, что ум на боку… Бери инструмент! Бы-ы-стро!
      Это еще больше раззадоривает бригаду.
- Вань, ну, как? Проблевался от свинных колбасок? - хватается за живот верзила Петька Краковский. - Поделился бы, что ли?
- Может чё осталось? - подъегоривает Лёха Бурбин.
    Теперь вместе со всеми хохочет и Хлебородов.
- Ну, Ванюха, своей смертью ты не погибнешь,
- Я-то чё? - придуривается Лощинин.
- Где Чукалина потерял?
- Да там. В вентиляционном. Потолковали мы с ним, да я пошел.
- А он?
- Он белье выжимает…
- Как выжимает? - не понял бригадир
- Видно, чаю перед сменой надулся. Вот и приспичило…
       Примолкнувшие на время горняки, грохнули с новой силой.
- Кончай ночевать, юмористы! За работу! Саша, заводи свой грамофон. - беззлобно ворчит бригадир. - А с тобой, циркач, я поговорю после смены…
     Через секунду появляется Чукалин. Общий смех перекрывает грохот врубовой машины…

     После смены, в душе о происшествии в девятой лаве узнают все горняки.
- Ты посмотри! Они вроде как братья…
- Кто?
- Да вон: Чукалин и Лощинин.
- Да не! Это они одной едой питаются…
- Иди ты. Не может такого быть?
- Точно. Ученые доказали, что свинные потроха…
- Надо же! А я думаю: где их мог раньше видеть. Вон, у Ивана нос пятаком становится… Ты думаешь, от еды?…   
  Из душевой Женька выходит в отличном настроении. Завтра воскресенье. Можно будет отоспаться, а после обеда - на рыбалку к Трем Братьям. Обычно там собираются все поселковые ребята…