J nhjkk

О троллейбусах зимой

У человека, что сидел в стеклянной кастрюле остановки и, поджариваясь на зимнем солнышке, в упор смотрел на меня, были разные глаза – один голубой, а другой цвета грецкого ореха – такой же мертвый. «Должно быть, один из них стеклянный,- подумалось мне,- такой же стеклянный, как остановка». Но вот какой именно я понять не мог – глаза человека вообще совсем не моргали, а спрашивать было неудобно, тем более, что этого человека я видел впервые в жизни.
Подошел троллейбус – вовсе даже не мой, но человек с разными глазами вскочил со скамейки, и мне пришлось последовать вслед за ним в душный пустой салон, где под каждым сиденьем прятались злобные троллейбусные тролли, подпаливающие полы пальто и обжигающие ноги. Но я их не боялся.
Столкнувшись с человеком в дверях, приветливо произнес:
- Чудесная погода сегодня.
Человек не ответил, а я увидел прямо перед собой милого парнишку с бритой головой, маленькой бородкой на узком лице. Парнишка был одет в черное кожаное пальто и заляпанные штаны. Он явно ехал к какой-то девушке. Уж не знаю, почему мне вдруг пришла такая идея, и почему парнишка сел не на свой троллейбус, но через секунду я понял, что все это – мое отражение в пыльном стекле, к которому я прислонился лбом. Черт, оно грязное, наверное… Не поворачивая головы, я смог понять, что разноглазый смотрит на меня снизу вверх с неудобного сиденья. Он понял, что я сел не на свой троллейбус. Я обернулся, собираясь его разубедить, чтобы он не волновался, но вдруг заметил, что кроме меня в салоне есть только скучающий кондуктор. Должно быть, на зло ему разноглазый купил билет и пошел пешком… Ну, ничего, скоро он нагонит троллейбус. А может, он просто испугался троллейбусных троллей?
Мне тоже стало как-то не по-себе. Тем более, что троллейбус остановился. Тролли вытолкали меня на улицу, а троллейбус смотрел мне в спину. Я обернулся и помахал ему на прощанье. Это ничего, что троллейбус был не мой. Я все равно ему благодарен. Хотя, один тролль, видимо, устав сидеть в душном салоне, все же залез мне в карман. Но не выгонять же его. Простудится еще… Липа этого явно не оценит…
Липа стояла у газетного ларька и рассматривала какие-то трещины на замерзшем асфальте. Прежде, чем подойти к ней, я надел перчатки. Но противный тролль, оказывается, залез в одну из них и теперь щекотал мне ладонь – очень неприятно… Но снимать перчатку было холодно.
Липа сегодня улыбалась. Ну, и на том спасибо. Я улыбнулся ей в ответ.
- Зачем ты ехал на троллейбусе?- спросила она,- ты же опоздал.
- Ничего,- я махнула рукой, которую щекотал тролль,- сегодня прекрасная погода.
- У меня был знакомый,- ответила Липа,- его звали Вася-трансвистит. Но у него была очень большая проблема – он совсем не умел ходить на каблуках.
- Да, обидно,- кивнул я,- а мне сегодня…
Она неожиданно схватила меня за руку и потащила куда-то.
К вечеру мы вошли в темный незапертый подвал.
- Здесь, наверное, крысы есть,- опасливо заметил я.
- Нет,- отозвалась Липа,- если и есть, то только одна.
Я неуверенно сделал несколько шагов в темноту и, остановившись, обернулся. Липы уже не было, на меня смотрели два разных глаза – голубой и карий, злобный, как грецкий орех.
- Добрый день,- вежливо поздоровался я.
- Ну, здравствуй,- ответила мне большая серая крыса. Тролль в моей перчатке осмелел и согрелся, а потому вылез мне на плечо и любопытно озирался по сторонам.
- Давненько ты не забредал в наш подвал,- продолжала крыса,- Липа сказала, ты все письма пишешь на Марс.
- Да, - кивнул я,- но они мне только один раз ответили, написали, что свободных мест у них пока нет.
- Ну, я так и знала,- крыса прикрыла глаз цвета грецкого ореха и стала совсем доброй,- не расстраивайся, у нас места всем хватит. И тебе, и твоему другу. Как его звать-то хоть?
- Да Васей вроде,- откликнулся я,- и еще он на каблуках ходить не умеет,- я задумался на минуту,- хотя нет, это Липин друг… А мой… Да и не друг он мне вовсе – привязался, жалко его выбрасывать, холодно ведь – Новый Год скоро – всего лет пять осталось.
- Глупый ты,- усмехнулась крыса и вдруг ни с того, ни с сего прибавила:- А ты знаешь, как раньше наказывали?
- Да,- честно ответил я.
- Я тебя просвещу,- продолжала крыса,- провинившегося заставляли молиться на горохе. Ну, ты понял, к чему я веду. Надоело мне – скучно здесь – то викинги с неба падают, то еще кто нагрянет. Иди-ка, помолись на грецких орехах самому главному троллейбусу. Твой друг тебе поможет.
- А почему я?- я мог бы не спрашивать, ответ был мне известен с самого начала.
_ Ну, ты же понимаешь,- крыса закрыла один глаз и посмотрела на меня взглядом не моего троллейбуса,- зима настала, все остальные улетели на юг, других на Марс взяли. А ты все с троллями да с Липой.
- Пусть тогда Липа молится,- заметил я,- она же тоже осталась.
- Липа свое уже отмолила – теперь она занимается серьезной исследовательской работой – Изучает трещины на асфальте. Зима ведь… - крыса подняла задумчивый грецкий орех к темноте, называемой здесь потолком,- но, хватит спорить, приступай.
Пока я молился на грецких орехах, с неба упали викинги, побегали немного, сели в троллейбус и уехали. Но самый главный хозяин всех троллей, похоже, совсем не слышал меня.
Когда настало утро, я и вовсе вымотался. Тролль на моем плече уснул. Бедняга, он, наверно, устал больше меня – он не привык шляться по подвалам и разговаривать с крысами. Наверное, в его троллейбусе его не любили так же, как меня в моем. Я осторожно снял его с плеча, завернул в желтую перчатку и положил в теплый карман – пусть отдыхает, когда выспится, мы совсем подружимся, а то все наша то ли на юге, то ли на Марсе, а меня не берут.
Разноглазый человек по-прежнему сидел на остановке, когда я, прорвав своей тенью рассвет, вышел из троллейбуса. «Ну, и пусть себе сидит,- подумалось мне,- что мне, жалко что ли, у него, наверно, тоже есть знакомый тролль, раз уж он все время ездит на троллейбусе».
Решив так, я помахал человеку рукой и пошел домой.