Сон

Заплетая косу она думала о том, что скажет дочери и как же исправить то досадное положение, в каком она оказалась. Сидя в своей постели, измятой, грязной и влажной, она мечтала лишь об одном – поскорее покончить с этим кошмаром... Огромное окно во всю стену было распахнуто настежь, и ветер колыхал посеревшие от времени и пыли занавески. Утомленная пережитым за ночь она задремала, не обращая никакого внимания на истошные крики новорожденного ребенка, лежавшего у нее в ногах. Поморщившись, она с отвращением накинула на него простыню и отвернулась. Уже через мгновение она забылась глубоким сном.

Леся шла очень медленно. Ноги ее не слушались. В последнее время она слишком часто стала уходить из дома – постоянные скандалы с матерью доводили ее до истерики и нервных срывов. Если бы не отец... все было бы по-другому. Так считала Леся. Как же ей нетерпелось окончить институт и, вместе с Пашкой, рвануть куда-нибудь подальше из этого города. “Еще один год, всего один год и мои муки закончатся”, - твердила себе эта хрупкая девочка, еще не подозревая как круто изменится ее жизнь за этот год.

В подъезде было темно и Леся несколько раз оступилась, поднимаясь на четвертый этаж старого питерского здания, построенного еще, наверное, при Сталине. “Странно”, - подумала она, когда, уже трижды позвонив в дверь, ей никто не открыл. “Странно”, - подумала она, когда из квартиры донеслись неясные звуки, похожие то ли на мяуканье котенка, то ли на вой раненого животного.
Леся порылась в рюкзаке и выудила оттуда увесистую связку ключей, состоявшую в основном из всевозможных брелков, фенек и цепочек. В темноте она не сразу отыскала замочную скважину, и ей пришлось нащупывать ее рукой. Отыскав ее, она из последних сил затолкала туда ключ в надежде поскорее попасть внутрь. Наконец, посопротивлявшись несколько секунд варварским движениям ключа, механизм поддался и она с облегчением ввалилась в квартиру и рухнула на пол, опершись спиной о дверь.
Но тут ее минутный покой был нарушен заливистыми всхлипываниями чего-то или кого-то непонятного, т.к. эти звуки были непохожи на то, как если бы их издавал человек.
Войдя в комнату матери она невольно замерла в оцепенении и каком-то ужасе. То, что предстало ее глазам, не находило в ее мозгу ни одного объяснения, ни единого разумного и внятного объяснения. Так, в позе восковой фигуры, она стояла и не могла пошевелиться.

Вся кровать была покрыта темно-бурыми пятнами крови, уже засохшей и ставшей похожей на очень грязную, с примесью свернувшейся массы, половую краску. Половина простыни свисала безобразным шлейфом с кровати на не менее грязный пол, весь заваленный каким-то тряпьем, клочками бумаги, пустыми бутылочками из под каких-то лекарств… На кровати лежала ее мать. Лесе показалось, что здесь произошло убийство, но, сделав шаг ближе, она заметила как приподнимается от дыхания грудь ее матери. Но легче ей от этого не стало. Внезапно, что-то зашевелилось под простыней у самых ног ее матери, и Леся от неожиданности отпрянула к двери, ударившись затылком о косяк. Леся побледнела. Рассветный морозный ветерок, врывавшийся через открытые настежь окна, насквозь пронизывал ее своим холодным дыханием. Взяв себя в руки, и почти подавив в себе страх и отвращение, она шагнула в сторону кровати и двумя пальцами медленно  и осторожно приподняла лежавший на кровати кусок простыни.
 
По левой щеке у нее скатилась слеза. Потом еще одна. И тихие слезы жалости медленно потекли тоненькими ручейками по ее бледному лицу. Она откинула противную простыню в сторону и приложила обе руки ко рту. Смутно различая очертания предметов из-за непрекращающихся слез, она склонилась над кроватью и взяла в руки маленький теплый комочек, беспокойно мурлыкавший, словно кошка. Леся прижала его к груди и пристально на него посмотрела: “Как же так?”, - прошептала она. Держа его на руках, она отнесла его на кухню, прихватив с собой тоненькое покрывало со столика в комнате матери. Разложив покрывало на столе она положила на него это крохотное существо и стала искать аптечку. “Черт! Куда она могла деться?” Она снова пошла в комнату матери, все еще спящей безмятежным сном в своей постели, и, приподняв свисающую на пол простыню, достала из-под кровати открытую и полупустую аптечку, всю заляпанную запекшейся кровью. Услышав доносящийся с кухни плач, Леся устремилась туда, затворив за собой дверь, чтобы не разбудить мать. Она достала крохотный флакончик с зеленой жидкостью, обмакнула в нее комочек ваты и обработала пуповину младенца. Затем набрала в большое блюдо теплой воды и стала отмывать с ребенка засохшую кровь.
“Как же так?”, - повторяла ежеминутно Леся, не понимая, как же она могла быть настолько слепа, что не замечала беременности своей матери.

Когда Марта (так ее звала даже Леся) проснулась, за окном уже был почти вечер. Мутно-серые низкие тучи медленно ползли по небу и, казалось, тянули за собой куда-то в глубину весь город. Недавно прошел дождь, и недвижимо-зеркальные лужи отражали все, что им удавалось ухватить в свое обозрение. Марта встала и подошла к окну. Несколько секунд она вдыхала приторно-душный запах сумерек и мокрых листьев. Что-то заставило ее обернуться. На пороге стояла Леся:
- Ты даже не поинтересуешься как твой ребенок?
- А ты разве плохо себя чувствуешь? – с искренним недоумением спросила мать.
В воздухе повисла продолжительная пауза. Леся не знала что ответить. Сарказма в голосе матери она не услышала, и лишь что-то зловещее и странное в том, как Марта смотрела на дочь, выдавало ее беспокойство и смятение.
Марта накинула на себя халат и вышла в соседнюю комнату, с показным безразличием пройдя мимо дочери.
- Ты сегодня опять к своему Пашке ночевать пойдешь? – беспечно спросила она.
Леся все еще молчала.
- Ты хотя бы обедала? Давай я что-нибудь приготовлю...
Леся с презрением посмотрела на мать, и снова ничего не ответила.

Пока Марта гремела посудой на кухне, Леся принялась наводить порядок в ее убогой комнатушке. Первым делом ей нетерпелось избавиться от грязного белья и последствий недавних родов. Она свернула все в огромный ком и в таком виде вынесла на площадку и спустила в мусоропровод. Ей не хотелось ни о чем думать. Войдя в квартиру Леся остановилась напротив своей комнаты. Как во сне она ринулась к маленькому свертку, лежащему на ее кровати, схватила его в охапку и, успев только набросить на плечо рюкзак, выбежала из квартиры, сбежала по лестнице, охваченная внезапной дрожью и тревогой, и, не разбирая дороги, устремилась к заветному вагончику.

Теперь ей все стало ясно. Она поняла.

Пашка сидел у окна и, заметив несущуюся в сторону его вагончика, растрепанную и взволнованную Лесю, выбежал ей навстречу. Она рухнула в его объятья вся дрожа, и он, подумав, что она снова поругалась с матерью, отечески стал гладить ее по голове. Тут, внезапно, что-то больно пнуло его в живот и он, от неожиданности, отпрянул в сторону. Леся подняла на него красные глаза.

- Она хотела от него избавиться, - снова повторила Леся, сидя за столом напротив Пашки, и судорожно теребя в руках чашку с давно остывшим чаем.
- Успокойся. Мы что-нибудь придумаем. Но, ... ты же не оставишь его себе? Нет?... – с беспокойством в голосе спросил Пашка.
Леся широко раскрыла свои некогда синие глаза, теперь потускневшие от постоянных переживаний и стрессов. В груди у нее что-то сильно сжалось и ей захотелось вонзить в свое сердце нож, раз и навсегда избавив себя от страданий. Все поплыло у нее перед глазами. Мир показался ей маленьким стеклянным сосудом, о стенки которого она тщетно бьется, словно муха об оконное стекло. Она кружится внутри этого крохотного мирка и никак не может найти хоть какой-то щелки, хоть какого-то пути выбраться наружу из этого болота непонимания, эгоизма и жестокости. Почему этот маленький, крохотный, беззащитный человечек, не сделавший никому ничего плохого, должен быть так жестоко всеми отвергнут? “Почему?” – сверлило неоновой вывеской в мозгу Леси.

Марта даже не заметила, что Леси уже давно нет дома. Она взглянула на часы. Было уже половина двенадцатого. “Ну и хорошо, что мне не придется за него отвечать”, - подумала Марта, обойдя все комнаты и не найдя нигде младенца. “Наверняка эта девчонка обо всем догадалась и поспешила избавить меня от греха”, - с улыбкой добавила она про себя. Постояв еще немного в дверях комнаты Леси, она пошла на кухню и сделала себе крепкий черный кофе. “Глупая девчонка!” – снова вспомнив о Лесе, подумала Марта.
Так, сидя за столом в своей маленькой кухне, больше похожей на каморку, она размышляла о недавних событиях. Ее совершенно не волновала судьба ее сына. У нее его не было. Так, по крайней мере, она сама для себя решила. Все, что произошло, это всего лишь досадное недоразумение, и не ее вина в том, что этого младенца должна была родить именно она и что врачи так поздно определили беременность. Какое ей до всего этого дело. Она не намерена отравлять свою и без того нелегкую жизнь заботами о каком-то выродке.

Леся лежала на узкой Пашкиной кровати, свернувшись комочком и прижимая к груди теплое маленькое тельце, завернутое в ее старое ситцевое платье. “Почему?” – снова и снова зажигалась у нее в голове надоедливая надпись. Пашка дважды пытался с ней заговорить, но, натыкаясь лишь на безучастное равнодушное молчание, оставил свои попытки и уселся на почти развалившееся кресло, стоявшее в противоположном конце вагончика. Оттуда он мог спокойно наблюдать за Лесей.

Вдруг, его словно ошпарили кипятком. Он вскочил с кресла, нырнул в кроссовки и, схватив ветровку, выбежал из вагончика. Он направился туда. Его гнало сидевшее в нем тревожное чувство, съедающее его изнутри. Решительными шагами он стремительно приближался к заветному подъезду. По лестнице он уже бежал, эгоистично пропуская по несколько ступенек сразу, отмахиваясь от закоптевших, заплеванных и безжалостно исписанных красноречивыми надписями стен.

Запыхавшийся и мокрый Пашка, добравшись до нужного этажа, прислонился к стене и от упадка сил согнул спину, опершись руками о колени. С минуту он пытался отдышаться. Еще какое-то время он стоял в той же позе, похожей на цифру «семь». Потом медленно разогнулся, подошел к противоположной стене, и встал как вкопанный, словно его внезапно окатили чаном моментально сохнущего цемента. “А чего я, собственно, хочу добиться? Зачем я сюда мчался как ненормальный? Мне-то все это зачем?” – затопило Пашкину голову сотней вопросов подобного рода...

Уже почти светало и в животе Леси недвусмысленно ревели голодные детеныши тигров. Она так и не смогла заснуть, находясь в какой-то прострации. Или она спала? Всю ночь она пролежала в одной позе. От этого все ее тело затекло и теперь каждая ее частичка ныла и умоляла Лесю встать или хотя бы повернуться на другой бок. Она лежала с открытыми глазами и тупо смотрела невидящим взглядом в одну точку. Тусклый свет слабо пробивался сквозь щель в стене, давно изъеденной ржавчиной, и падал ей прямо на светлые спутанные волосы. Ее слегка подташнивало.

- Ну ты чего, так и будешь весь день валяться или пойдешь со мной в институт? – шутливо произнес Пашка, снимая кипящий чайник с плиты.
- Что? – почти беззвучно произнесла Леся одними губами, уставившись на Пашку стеклянным взглядом.
- Сегодня же контрольная. Ты забыла? ...по интегралам, - продолжил Пашка и, наливая себе крепкого кофе, спросил, - тебе чай или кофе будешь? Только молока у меня нет, так что если хочешь кофе, то придется пить черный.
Он повернулся к Лесе, удивленный ее необычным молчанием.
- Да что с тобой? Ты какая-то странная, – с серьезным выражением произнес Пашка, склонившись над самым лицом Леси.

- Где он?... - прерывающимся голосом прошептала Леся, сглатывая несуществующую слюну в пересохшем горле.
- Кто? – недоумевая спросил, уже серьезно озабоченный ее странным поведением, Пашка.

- Ты же сама просила меня от него избавиться. – сказал Пашка, беря Лесю за руку и усаживаясь на краешек узкой кровати рядом с ней. – Тем более, что он напоминает тебе о твоей матери...
- Как? – воскликнула Леся, - как ты мог?!
- Ну, хочешь, я попробую его отыскать. Думаю, за ночь его никто не мог подобрать. – уже пожалев о своем поспешном поступке предложил Пашка.

- Ну вот, еле откопал под всеми этими грудами мусорных мешков. Даже дождем не намочило. А дождище, надо сказать, мощный был ночью. – вернувшись, почти весело произнес Пашка и протянул Лесе что-то бесформенное с непонятными очертаниями, завернутое в ситцевую тряпку.
- Что это? – стоя напротив Пашки, спросила Леся упавшим голосом.
- Как что? Миха. Не узнаешь? – засмеялся Пашка.
- Да, он. Но... я не понимаю...
Леся стояла в недоумении, пытаясь остановить в своем сознании бегущую строку, состоящую из множества разрозненных несвязных мыслей. “Как же так?” – задала себе знакомый вопрос Леся, который скорее был риторическим.

- Ладно, ты как хочешь, а мне обязательно нужно эту контрольную написать.
Пашка притянул Лесю к себе, крепко сжал ее в своих объятьях и зарылся лицом в ее волосы, несколько секунд вдыхая их приторно-горький пряный запах, от которого он был без ума. Потом поцеловал ее в мокрый лоб и,  убирая прядь волос ей за ухо, сказал:
- Вчера видел твою маму. Она хочет нам что-то сообщить. Я обещал, что вечером мы придем.
Через секунду он добавил:
- Все-таки она твоя мать...

Оставшись одна, Леся в растерянности и задумчивости уселась с ногами на жесткую кровать, обняв некогда любимого тряпичного медвежонка, сшитого ее матерью и подаренного ей давным-давно на день рождения.

2005