Закрытый Город

I
В семье не без урода. В нашей семье "уродом" считалась мамина сестра.
"Люди скажут – замуж никто не берёт!" – голосила мама.
"Уродом" Стелла считалась потому, что к 30 годам была ещё не замужем.
"Останешься старой девой!" – убивалась мама.
Моя мама вышла замуж в 19 лет и быстренько нарожала детей. Она выглядела старше своих лет, располневшая, измученная ночным детским плачем. Но то, что она хотела, у неё было – хороший муж и мы, четверо мальчишек.
Стелла замуж не спешила, о детях не мечтала. "В семье не без урода", - хором вздыхали родственники.
Меня Стелла любила. Я был старшим её племянником. "Ты и мой первенец" - говорила она. А потом вдруг исчезла. Сбежала. Позвонила с вокзала и сказала: "Я уезжаю. Через 10 минут поезд. Как вы мне все надоели."

Первое письмо пришло полгода спустя. Оно было адресовано мне. "Дорогой Георг, милый мой мальчик!" Потом ещё одно. "Скучаю. Привет маме и папе." В каждом письме – скучаю, и все из разных городов.
Последнее письмо было очень коротким: "Вышла замуж." Место отправления – Закрытый Город.

Несколько лет после этого не было писем. Мама обижалась, обвиняла сестру в неблагодарности. И все хором причитали: "В семье не без урода."
И вот опять – письмо от Стеллы. "Купили новый дом. Дочка через год пойдёт в школу. Скоро 40 лет, предстоит грандиозный банкет, приезжайте!" И приглашения на всю семью, чтобы оформить пропуска. Город-то Закрытый.
"Всем ехать очень дорого," – решили родители. Предложили поехать мне одному. "Ты ведь любимчик!" – ворчала мама.
"Повисла на шее у богатого мужа, - сделали вывод родственники, - в семье не без урода!"
Мы ведь всегда жили очень скромно.




         II
"Три дня в поезде – можно было придумать что нибудь поинтересней. Однако, тётушка далеко забралась," – подбадривал я себя.
Длинный тоннель. Яркий прожектор в конце. "Свет в конце тоннеля," – опять сострил я. Вокзал Закрытого Города. Я уже так устал от этой поездки.
Теперь я не понимаю, почему мне сразу не бросилась в глаза её неестественная бледность. Но тогда я просто обрадовался ей. Поцеловал её, не замечая, как она постарела. Протянул руку девочке. "Это Камилла." Надо же, какая у Стеллы большая дочка. Красивая. В маму.
"Ты прости, что я не писала, - говорила Стелла, когда мы шли к трамваю, - я никогда не забывала о тебе. Ведь ты мой первенец." Мы уже вышли из здания вокзала, но улица почему-то тоже оказалась крытой. "У вас здесь всюду, что ли, крыши?" – я снова не удержался от остроты. Стелла помолчала. "Наш трамвай," – мы поехали. "Крыша всюду," – сказала она наконец.
Почему она раньше об этом не написала! Теперь я понял, что значит Закрытый Город. Он действительно был закрыт. Со всех сторон. А как же небо, птицы? Выглядывая из окна трамвая, я смотрел на белые лица прохожих. "Детям нужен свежий воздух," – ворчала на мою маму бабушка. Да, уж ворчать в нашей семье умеют. А здесь его не было, свежего воздуха. И лукавое личико Камиллы было бледно.

Новый дом? Неплохо. Они, видимо, действительно богаты. Сколько, сколько комнат? А мы вшестером живём в небольшой квартире... впрочем, не так уж она и плоха. Ах вот как, здесь у всех такие дома. Город богачей.
А где же детская? Ого! Собственный телевизор! А нам обьясняли, что слишком много смотреть мультфильмы вредно. "Хочешь пирожное?" "О нет, только спать, только спать!"

Я внезапно проснулся. Где я нахожусь? "Ах да, у тётушки." Должно быть, я проспал  весь день. В комнате было темно. Только в окно светил фонарь. Я выглянул в окно. Фонари тускло светили повсюду. К потолку тоже было приделано несколько фонарей, поярче – имитация луны, звёзд? Наверное, сейчас ночь, догадался я.
Я открыл окно и прислушался. Ни звука. Только под высоченным потолком  мерно гудели вентиляторы. Тихо шелестели листья деревьев в аккуратно расставленных кадках.
Спать не хотелось.
"Там, на воле, сейчас осень", - подумал я. Я уже начал чувствовать себя в тюрьме.
А какое время года было здесь? Днём я заметил только чисто выметенные улицы, нарядно, по-летнему одетых людей. Было тепло. Позже я узнал, что температура воздуха у них тщательно регулируется и сохраняется одинаковой на протяжении всего года.
Начиналось утро. Повсюду зажигались огромные прожектора, постепенно разгораясь всё ярче. Вот это – рассвет? Всю жизнь они видят только электрический, искусственный свет?
Я быстро оделся и вышел из дома. В памяти мелькнуло издевательское "свежий воздух полезен для здоровья". Вентиляторы дули во всю мочь. "Какое ветренное нынче утро!" – продолжал я издеваться. Присев на скамейку, я стал разглядывать рабочих в идеально чистых, почти пижонских комбинезонах ("вот бы мне такой!"). Они выносили из грузовика огромные охапки цветов и расставляли их в вазы, стоящие вдоль тротуара. "Новая партия свежих полевых цветов!" – опять я издеваюсь, нехорошо.
Все уже встали и ждали меня. "Я привык рано вставать. Вы ещё спали, я вышел прогуляться." "Но у нас по утрам так ветренно!" – сказала Стелла. Я быстро взглянул на неё: она говорила серьёзно.

III
Дни медленно тянулись один за другим и были чудовищно однообразны. Я мог бы найти предлог, чтобы уехать раньше, но поезд отсюда уходил только раз в месяц. Чаще им и не нужно было, они всё равно никуда не ездили. Даже в отпуск раз в год, даже к морю! Им было запрещено покидать пределы города. Иногда к ним ненадолго приезжали родственники.

Каждый день мы ходили "на пляж". "Пляжем" они называли огромный бассейн с песчанным "побережьем" – вентиляторы там дули особенно яростно, изображая ветер с моря.
Один раз муж Стеллы устроил для меня пикник: мы сидели на скамейке какого-то "лесопарка" и ели купленные в ресторане жареное мясо и печёную картошку.
За месяц, который я прожил в Закрытом Городе, только два события особенно запомнились мне.
Во-первых – день рождения Стеллы. Огромное количество гостей ,изысканные наряды, подарки, и среди всего этого великолепия – Стелла, в новом вечернем платье, с бледным, злым, почти старым лицом.

Второе событие – прогулка с Камиллой.
Просто один раз получилось так, что мы вышли гулять вдвоём, без её родителей.
Мы шли и болтали о разных пустяках.
"Мама мне сказала, что ты скоро уедешь," – сказала она вдруг.
"Через неделю," – уточнил я.
"Куда?"
"Домой."
"Оставайся лучше с нами," – ласково попосила Камилла. Я вздрогнул.
"У тебя дома тебе больше нравится, чем у нас?" – настаивала она.
"Как тебе сказать... Там есть небо," – если честно, она застала меня врасплох.
"А что это такое?"
Сколько вопросов задают эти дети! Пойдёшь в школу, там тебе расскажут, что такое небо.
Тем не менее, я попытался ответить:
"Небо... это.. это потолок, но не такой, как здесь. Он гораздо выше. И ещё, на нём есть солне," – я сам не очень остался доволен такой формулировкой.
"А что такое солнце?"
Так, ещё один вопрос. Неужели родители не могли объяснить ребёнку, что такое солнце!
"Это огромный золотой прожектор. Он висит очень высоко в небе и освещает всю Землю."
Урок географии, честное слово.
"А почему же мы его не видим?"
"Оно скрыто от вас толстой крышей, - ответил я и добавил, как дурак, чтобы усилить впечатление: - когда светит солнце, вся природа радуется."
"Природа?" – встрепенулась Камилла. "У нас тоже есть природа. Целая улица!"
Она куда-то потащила меня. Через несколько минут я увидел ворота, и на них надпись: "Уголок природы". Мы вошли и оказались на широкой улице, уставленной большими и маленькими горшками, в которых росли самые разные травы, деревья и цветы. Очень строгий пожилой человек ходил между ними, поливал их и собирал опавшие листья.
"Вот – природа!" – воскликнула Камилла.
Я молчал, подавленный.
Пожилой человек, поливавший растения, остановился и подозрительно посмотрел на меня.
"Вы, наверное, приезжий?" – спросил он.
Я кивнул.
"У нас ещё есть зоопарк!" – с гордостью сообщил он.
Зоопарк находился на соседней улице.
В первой клетке сидели две жирные кошки.
"Это кошки," – Камилла хотела поделиться своими знаниями.
Рядом со мной возник служащий зоопарка.
"Эти кошки не дают потомства," - сказал он.
"Почему?" – поинтересовался я.
"Они больны."
"Чем?"
"Неизвестно."
Кошки вяло жевали насыпанный в миску сухой корм.
Мы  перешли к другой клетке. Оттуда на нас смотрела грустными глазами такса.
"Эта собака больна," – сказал служащий, - она мало ест и не издаёт никаких звуков."
В следующей клетке, судя по надписи, должен был находиться лев. Но я не сразу заметил его. Он лежал в углу с закрытыми глазами и не шевелился.
"Он умер!" – испугался я.
"Нет, - сказал служащий, - но он болен. Он уже неделю ничего не ест."
"Пойдём," – сказал я Камилле.

Мы гуляли ещё очень долго. Я рассказывал Камилле о деревьях, кошках и собаках, коровах, лошадях, о дожде и снеге, о холоде и жаре. Она молча слушала. А потом, уже у самого дома, вдруг спросила:
"Георг, откуда ты всё это знаешь?"
Что я мог ей ответить? Камилла не верила в рассказанное мною, думая, что это сказка. Она не поняла, что всё это есть на самом деле.

IV
Я еле дождался отъезда. Они провожали меня, целовали меня на вокзале, и я знал, что вижу их всех в последний раз. Что ни за что, никогда больше не приеду в эту роскошную тюрьму.

Через несколько часов поезд выехал из тоннеля. На первой же станции я выскочил на улицу. Была холодная ноябрьская ночь, а я стоял на перроне в одной рубашке и с наслаждением мёрз.
"В семье не без урода," – скажет, узнав обо всём этом, мама, и будет, как всегда, права. И вся родня будет злорадствовать, тщательно скрывая зависть.
Мои несчастные, снедаемые завистью родственники, простите Стелле её богатство, оно ей дорого досталось. Она отдала за него снег, и морозный воздух, и капли дождя. Навсегда отказалась от всего этого, и сама перед собой притворяется, что ей не жаль.

Я ехал домой и хотел как можно скорее забыть о Закрытом Городе.
А может быть, мой приезд туда был не напрасен? И то, что я рассказал Камилле в тот день, когда мы ходили в зоопарк, всё же запомнилось ей? Может быть, когда она повзрослеет, то захочет увидеть всё это своими глазами?
И тогда она навсегда уедет из Закрытого Города. И увидит солнечный свет.