На поле боя

Девятнадцатый век. Россия. Война. Вторжение наполеоновской армии…

Поле боя. На поле я. Мне восемнадцать лет и вот я бегу по этому полю, кругом рвутся снаряды, пролетают пули. Я сталкиваюсь с кем-то, мы падаем, я теряю своё оружие, выбиваю карабин у своего противника, и вот мы катимся, схватившись, по полю.
И вот я оказываюсь сверху, хватаю противника за горло обеими руками и душу его, он судорожно цепляется за мои руки, пытаясь ослабить хватку, но безуспешно, руки, как тиски сжимаются всё сильнее и сильнее, и в этот момент мы встречаемся взглядами и я вижу его глаза. О, боже мой. В этих глазах нет злости, в них нет отчаяния или страха, всего того, что я ожидал увидеть, в них застыло удивление, какое-то по-детски откровенное удивление. И в этот момент я увидел в этих глазах глаза своего друга из соседнего двора, а ещё глаза того мальчишки, с которым мы вечно ссорились в школе, глаза моей матери, глаза, которые были так мне дороги. И он смотрит в мои глаза – и я понимаю, что я не могу убить его, я не могу убить эти глаза, я не могу сделать этого, в моих собственных глазах застыло удивление. Мои руки разжались, я просто сижу и смотрю на него, и все эти бегущие вокруг меня люди, свистящие мимо снаряды кажутся такими далёкими и нереальными. Всё вокруг словно застыло, и вдруг этот навалившийся на меня сон прорезает резкая боль, живот как будто взрывается, я увидел в последний раз этот детский удивлённый и неожиданно ставший немного испуганным взгляд. Он отталкивает меня, вскакивает,  роняет из руки окровавленный штык и бросается прочь. Мысли в голове никак не вяжутся: он убил меня? Но это невозможно, этого просто не могло случиться, эти глаза не могли убить меня. Я нащупываю свой живот и с удивлением обнаруживаю, что на нём нет крови, нет раны – всё, что он сделал, так это уколол меня остриём штыка. Уколол, оттолкнул и убежал, а на штыке была не моя кровь. Он мог меня убить, но он не сделал этого, я мог его убить, но не сделал этого. У него был шанс, но он не воспользовался им, также как и я. О боже, что мы делали на этой войне? Зачем мы там были? Что привело нас на это поле? И от всего этого мне вдруг неожиданно становиться смешно. Я падаю на спину лежу и смеюсь, вокруг меня звенят сабли, свистят пули, кто-то куда-то и зачем-то мчится, а я лежу и смеюсь, и нет никому до меня никакого дела, никакого дела.