Алладин

Алладин

- А чё ты ко мне жопой поворачиваешься?
Взбешенно, с глубокой ненавистью орал Алладин, особенно усиливая предпоследнее слово.
- Ты у меня смотри. Мне по х..ю на них, на всех,
Кивнул  он на запнувшегося в нерешительности майора в парадной форме
- Пусть хоть кто тут приходит, ты со мной разговариваешь – на меня и смотри. Есть только командир части – Арон Барнабович Бебия и я, ты понял меня?
Зло и с угрозой швырнул заведующий гостиницами в/ч 74036 Лев Мамиевич Замбахидзе, повышая интонацию  и накаляя злобу к концу фразы.
- Так точно, товарищ полковник.
Заученно, но спокойно, без искательства ответил сержант Сидоров, крепкий малый, казавшийся чуть ниже своего среднего роста из-за сутулости.
- Ты понял?
На волос тише
- Понял, товарищ полковник. – Так же спокойно.
Молчание в десятую долю минуты: заминка нерешительности – и орать больше не на что, но нет и должного подобострастия. Алладин пьяно-плавно пошел к себе в номер. Поднимаясь по лестнице, еще два раза бросил вниз:
- Ты понял меня?
В ответ неменяемое:
- Так точно товарищ полковник…
Лев Мамиевич Замбахидзе – грузин-полукровка, был полковником в отставке. Абсолютно седой, будучи трезвым – аккуратно причесанный, на кепку выше среднего роста, ещё и до сих пор широкий в плечах, в зрелости он обладал неплохой фигурой. Только вот с годами те бугристые объемы на руках, плечах и ногах, которые так восхищают женщин, словно бы стали перетекать в брюшко, якобы придающее солидности. В одежде это было ещё не так заметно, а вот когда он разгуливал по своим «нумерам» в одних трусах, что летом очень любил и ни капли не стеснялся делать, это резко бросалось в глаза. Эдакий кабачок с тонкими прутиками вместо рук и ног.
У него было много обидных прозвищ, как у всех людей нелюбимых – Зомби, Мамай, Барин, начальник Черноморского флота, Алладин. Свою, грузинскую нацию ставил он гораздо выше приютившей его русской, давшей ему жилье, пенсию и работу. Называя себя грузинским патриотом, он старательно отделял себя от всего русского и во всём хорошем искал грузинское (только одного не мог Сашка в толк взять – что ему в родной Грузии-то не жилось?). У него и Берия, а уж тем паче Сталин были мудрыми и добрыми, и Петр Первый был грузином и даже по пьянке отказывался закусывать грибками, потому что еда эта – исконно русская. Правда поддавал он побольше иного русского сермяжного алкаша, но недостатком это не считал.
Вот и вчера пьянствовал он допоздна, из-за чего и случилась их с Сашкой ругань. Угомонился только в третьем часу, а в шесть подъем, уборка и завтрак, так что к девяти чувствовал себя сержант Сидоров разбито и раздергано…
Стукнула закрываемая дверь, ключ дважды скрежетнул, задвигая личину замка. Сашка поднялся со стула и встал на «тумбочку», привычно одернул китель, убрав  в бока морщины. Пришедшая к половине девятого утра дежурная Евдокия Лукьяновна (в марте на пенсию) ушла в служебный 2-й номер (не хочу его видеть). Тишина… Слышны тихие шаги, из заворота лестницы показывается Зомби – лицо схмурено, губы сжаты. Сашка вскидывает руку к виску (грубейшее нарушение устава!). Алладин проходит, словно не замечая; останавливается у зеркал, тщательно осматривает себя, как девушка в примерочной.
- Там у меня …
Поправляет ворот рубашки, голову не поворачивает в сторону Сашки ни на долю градуса.
- Воду в цветах поменяешь, - медленно, с ощущением собственной значимости и успешности.
- И это… Таблетки в фумигаторах тоже. Возьмешь у меня в столе, ну, знаешь (небрежно). Понял? (побыстрее).
- Так точно товарищ полковник, - не задержался со вчерашним ответом Сашка.
Последний кидок глазами уже вполоборота – и хлопает входная дверь.
- Уж таблетки поменять не может.
Сначала донесся голос, а потом появилась Евдокия Лукьяновна
- Да ничего он не может, - сказал Сашка, устраиваясь на стуле. Снял армейскую кепку, усталым движением руки положил её на стол – пусть голова отдохнет.
- Розетку ему переносили, говорю – дрель нужна, надо к стене шурупами прикрепить. А он – вы её «Суперклеем» приклейте к обоям. У него всё просто – 40 лет в армии, чё спрашивать.
Не живо говорил Сашка, на три четверти сидя, на четверть лёжа на стуле.
- Пил? – скорее утвердительно, уже предполагая ответ, спросила Евдокия Лукьяновна.
- Все выходные, - повел плечами Сашка, будто удивляясь вопросу.
- Каждые десять минут звонит – Сидоров, поднимись ко мне
- Зачем? - Евдокия Лукьяновна прислонилась плечом к стене, выкрашенной тусклой желтоватой краской. Смотрит с легкой, но грустной улыбкой (у самой муж крепко поддает).
- То сбегай в чайную, то в офицерскую столовую, то унеси посуду, то принеси чистые полотенца, то пойдем играть в бильярд, то  посмотри телевизор, то «ты – лучший дневальный», то «козел, иди отсюда».
- А с полотенцами-то он что делает, - с малой щепотью интереса и недоумения, почти вытравленного годами ошарашивающего, сбивающего (сбивчивого) поведения.
- Три раза вытер губы или руки – меняет. Только потом ещё стол протрет или в сковородку бросит. Мы со Светкой (кастелянша из третьей гостиницы) ему это белье отбираем-отбираем, а он в неделю 15-20 чистейших полотенец меняет. Ажно жалко, как он их убивает.
- Холень какой. А ведь раньше, когда ещё не был заведующим, жил в 45-м номере в такой грязи. Сам у себя никогда не убирал. Приехал в каком-то плаще дрянном, подпоясанный. И с бывшей заведующей, Майей Михайловной выпивал. А потом к командиру бегал, закладывал «Арон Барнабович, заведующая пьет в рабочее время, Арон Барнабович в гостиницах никакого порядка». Через то и поднялся. А уж как заведующим стал – так переехал в свой 41-й трехкомнатный, всё обставил, нарядов понакупил.
- Правильно, за солдатский счет можно и обставиться. Купили 3 новых телевизора – 2 себе поставил. Купили 30 мягких стульев, первое, знаете, что сказал, « Ну Саш, какие мне будем ставить?». Десять и поставил. А уж из офицерской столовой всё себе таскает – на рынок только за водкой и фруктами ездит, - с той же малой частичкой гнева, почти убитого каждодневным попиранием армейских и общелюдских законов.
На столе коротко звякнул белый телефон – вызов с коммутатора
- К гадалке не ходи – Наш. Забыл чё-то, - сказал Сашка, вставая и поднимая трубку:
- Дежурный второй гостиницы сержант Петров.
- Где Саликов, - без представления (он никогда не представлялся) выговорил Зомби, половину слова выговаривая где-то в глотке, другую – сжимая в зубах.
- На разводе, товарищ полковник.
- Б..дь,- процедил Алладин с сильной злобой, вскипавшей у него тот же миг, когда хоть травинка мешала осуществлению его замыслов. Бросил трубку.
- Артема? – спросила стоящая рядом со столом Евдокия Лукьяновна
Сашка утвердительно кивнул головой, взял с другого стола кепку, приготовляясь к каким-то действиям. И закрутился день в своей круговертной мельтешне. Легче было проволакивать срок своей службы за этими мелкими, необременительными делами – подмести перед гостиницей, сменить белье у кастелянши, вымыть 1-й, 2-й и 16-й номера, починить замок в 45-м (и Мамаю не скажи – А чой-то у вас всё ломается?), сбегать в офицерку, притащить кастрюлю харчо (мяса больше, чем в полумесячном солдатском котле), сходить на продсклад – принести варенья, сока и молока, слетать на подсобное хозяйство за зеленью…
Так подошло время и к обеду. Простились до понедельника все гражданские, их работа кончилась. Вернулся и Наш к обеду (слава Богу – не ждать его на тумбочке, наструнясь), привез из Мулина фруктов и шоколада, ну и водки литра три – подняли к нему на третий этаж (да и то правда, угащивал иногда, швыряя с барского стола, что сам не ел).
До обеда еще 20 минут – можно и посидеть, поговорить с Артемом. Артем Саликов был веселым пацаном и очень внимательным (заботливым?) человеком. Родом с Урала, любил он пошутить и посмеяться, хотя был и хилого здоровья, со впуклой грудью и внутрянными болячками. Только не попадать бы ему в нынешнюю армию – не было в нем твердости, стержня внутреннего. Через то и забивали его в роте, шпыняли всячески. Свет он увидал, только когда в гостиницу попал – все, а главное ночёвка отдельная. И чтобы остаться, жаловался он на все болезни и бежал за командиром чуть не на карачках – лишь бы оставил. И не мог простить и понять этого Сашка, а потому навсегда охмуряло их отношение то презрение, которое солдат Сидоров прогнать не мог, да и не пытался.
- На выходные снова запьет Наш, к гадалке не ходи – никто не приезжает, водкой затарился. Опять будет обожрамший ходить, слюнями хлюпать.
- Такая мразь, гнида подколодная, как земля такого носит, - только и оставалось Артему, что укрючливо ругаться. Сказать нет Алладину, когда тот заставлял стирать носки,  он не мог, и от того вся злоба уходила в затейливую ругань
- Как он Надежду уволил?! Такая же беженка, как и он. Только она русская, а он грузин. Была бы грузинка – могла бы и на работу не ходить. А тут – нашел повод.
- Да дело не в том, грузинка или русская, - ответил Сашка, осерьезнев, и продолжил:
- Для него главный человек – он Сам. Уволил он её за то, что она не вставала, когда он утром проходил, за то, что у нее свое мнение имелось.
- Дурак он и есть  дурак. Взял и уволил, командиру нап…л чего-нибудь.
- А как он вентканалы разломал. Вон Евдокия рассказывала, лет 5 назад Березовскому приказал заделать шахты, а то в гостинице холодно. Ну он и закидал палками да ветками, сверху еще бетоном залил. С тех пор крышу 3 раза переделывали, последний раз на 800 тысяч. А стены всё равно мокнут. Мужики со стройки приходили – говорят, это у вас вентканалы отпотевают – вот и стены сыреют. А как их теперь прочистишь, если они  бетоном залиты.
Артем махнул рукой, вставая: всего, мол, не переговоришь.
- Ладно, пойду я на обед, на обратном пути к Паше зайду, возьму буханку
- Иди, только командиру не попадись.
- А я задами пройду.
Командир в/ч 74036 был человеком во многом уникальным. В 63 года он продолжал служить в русской армии, хотя шестью годами ранее из армии был уволен министр обороны Игорь Родионов. Выходило, что полковник Бебия, был хитрее и дальновиднее генерала армии Родионова. Представлял собой он некий гибрид советского офицера и новорусского грязнохватного дельца.  В части он дневал и ночевал, не знал ни выходных, ни праздников и не давал их ни срочникам, ни офицерам. В части порядок был образцовый – все бордюры покрашены, травка коротенькая (не подстрижена, а порвана руками – зачем нам газонокосилка), асфальт выметен.
Собственность государственную от своей собственной он не отделял, и отличья знать не хотел. Солдаты сторожили как дом Бебии, так и дачи его многочисленных друзей. Солдаты работали на коммерческих предприятиях, в коих, и немалых, имел командир свой интерес – на хлебокомбинатах, птицефабриках, молокозаводах. Деревообрабатывающий цех в части работал бесперебойно, исправно поставляя десятки кубометров половой доски и полусотни тысяч бесконтрольных денег. Сладко пили и ели заезжие контролирующие полковники и генералы, которые всегда жили в гостиницах у Бебии (а кому нужно и девочку подкладывали в койку). Москва кушала много, но значит, были и пенки, если продлял и продлял контракт с полковником Бебией генералитет Московского Военного округа.
Грузин Бебия, верный своей национальной и родственной спайке, перетащил всех своих друзей, родственников, родственников друзей и друзей родственников в поселок Мулино, доведя до того, что число офицеров, прапорщиков и контрактников кавказской национальности (а многие и по-русски плохо понимали) превысило число русских. Одним словом был он в части 74036 – Царь и Бог…
Через полчаса подменил Артем, подошел и Сашкин черед пообедать. Приковылял в столовую и Чика – с ротой он не маршировал: ноги болели. Как ни строг был командир, как ни требовал с офицеров, как ни боролся с дедовщиной – а всё она здравствовала, время от времени прорываясь гнойным свищом на внешне здоровом теле части. И никогда от нее не избавиться, в этом Сашка был уверен на 180%. Потому что выгода от неё - прежде всего комсоставу. Офицерами назвать тот сброд бескнижных, злых и полупьяных мужиков у него язык не поворачивался. Офицерами были для него дворяне XIX века – с их выправкой, ученостью и честью.
Неделю назад беда приключилась с Чикой, парнем по-деревенски простецким. Целый час жгли ему пятки два дембеля – из своего же подразделения. И хоть врезал им от души командир перед строем, да заставил поползать в луже, а лучше Чике от этого не стало. Под суд их не отдали – честь части и свое место дороже, а защитить солдата в роте может только солдат. Если сразу себя не поставил – никакой офицер не поможет.
Обед был обычным. Два ломтя хлеба, тарелка баланды, половник перловки с подливой из сала и шкур, горсть крупно нарубленных овощей, именуемых салатом. Сейчас он ел спокойно, потому что кроме наряда никого не было, а когда приходилось обедать с ротой – только и смотри, кто хлеб доламывает, кто кашу раскладывает: чтобы не тонкие куски попались, да вдоволь сытящей подливы было в каше.
Чуть поодаль прапорщик Залиев инструктировал наряд – и для каждого находил затрещину, а кому и не одну (да он ли один?). На такое посмотришь – всякий аппетит пропадет. Вынув кепку, Сашка вышел из столовой, тарелку убирать уже не по рангу – дед…
У Алладина было подозрительно тихо, молчал уже четыре с половиной часа. Уже и вечерний развод прошел, и ужин – а он всё молчал. Одно из двух – или запил, или спит. И то, и другое плохо, потому что ночью будет калабродить.
Все началось с короткого звонка по коммутатору:
- Сидоров, поднимись ко мне.
Войдя, Сашка увидел знакомую картину – сковорода с остатками мяса, жирное полотенце, наломанные куски лаваша. Зомби лениво поднялся, сыто рыгнул, еще раз обтер полотенцем жирные пальцы и губы. Промычал свое каждодневное:
- Как я нажрался… Забери и полотенца поменяй, - и барско повел кистью – аудиенция закончена.
Через десять минут второй звонок:
- Сидоров, сходи на подсобное хозяйство, за червями, на рыбалку пойдем.
:Ещё с час ловили рыбу, клевало хорошо. В пруду, кроме Зомби и заезжих генералов никто не ловил, а кормили карасей хлебом сытно – получше солдат.  Потом Алладину захотелось жареной рыбки, и еще полчаса её жарили на плитке. Когда пожарили, рыба ему уже надоела.
Потом сыграли две партии в бильярд – Сашка обе проиграл (выигрывать было опасно). Потом, часам к 11 вечера Мамай звал смотреть телевизор уже Саликова.
К полуночи наступило затишье. Ребята гадали – неужели всё, и каждые 10 минут выходили посмотреть, не погас ли свет у Хозяина.
В первом часу телефон опять ожил:
- Сидоров, а ну быстро поднимись ко мне, - уже не пьяно и плавно, но зло и быстро выжал Алладин
Поднявшись, Сашка начал докладывать:
- Товарищ полковн…
- А кто здесь по коридору ходил? – подозрительно спросил Зомби
- Никого, товарищ полковник
- Как никого, я же слышал
- Никак нет, товарищ полковник. Мимо нас никто не проходил (и ведь, правда, никто не проходил, да и кому он нужен)
- Вы мне не п…те, -
Всё повышая голос и грязня слова, заводился Алладин.
- Вы там спите, вместо того, чтобы меня сторожить.
- Товарищ полковник, никто не проходил.
- Заткнись! – уже начал орать Алладин, наливаясь кровью.
- Я боевой офицер, мне ничего не кажется (в жизни нигде не воевал). У меня знаешь, сколько врагов (а вот это правда). У Арона орденов нет, а у меня целых два. Вы мне не врите, я всё слышу. Это вас Панчоян подослал.
- Никак нет, - по-вчерашнему отвечал Сашка
- Я вас выгоню на х.. На х.. вы мне такие нужны.
      . Сашка молчал.
- Пошел вон отсюда, скотина.
Сашка развернулся на каблуках и твердо пошел вдаль по коридору. Привычка к ругани была столь сильной, что не волновался он нисколько. Лёг бы сейчас – заснул через 2 минуты.
Покурили с Артемом в туалете, поговорили.
- Давай по очереди отбиваться, прямо в одежде. Я первый, до двух.
Заснуть не получилось.
Алладин опять сменил настроение – голос из трубки был деловито-твердым.
- Саликов пусть  идет  в первую гостиницу. К пяти утра будет командующий, чтобы все открыл. У тебя подъем в четыре утра – отзвонишься. Решетки перед входами поменяйте и еще раз подметите перед первой гостиницей и генеральской столовой. Все, выполняйте.
Артем засомневался, когда пошли менять входные решетки:
- опять Наш чего-то напутал. Как в тот раз – вертолеты летят, готовьте первую гостиницу. А это Шалагин газонокосилкой траву подстригал на «зеленке». Так и сегодня – замкнуло у него. В пять утра какой командующий - он седьмой сон видит, а из Москвы еще и доехать надо, пусть и на вертолете долететь. И номер не накрыт – ни фруктов, ни вина, ни сока. Глючит Мамай не по-детски.
- Тёма, наше дело маленькое. Скажут вилами, значит вилами. Крайними все равно мы останемся.
- Это точно.
На беду или на радость, но в ту ночь к пяти утра на ногах не стояли ни Артем, ни Алладин. Первый от многодневного недосыпа, второй от нерасчетной дозы водки…
   Командующий с командиром вышли из машин одновременно.
- Ну, давай, показывай, что на этот раз приготовил, -
 Забасил утробистый, полнокровный генерал-полковник Ефремов, протягивая длань к золоченой ручке входной двери. .По правде сказать, Бебию он недолюбливал, но все не знал на кого сменить. Командующий потянул за ручку, подергал сильнее – она не поддавалась. Генерал переводил недоуменный взгляд с ручки себе на ладони, пока, наконец, не навёл его на командира. Бебия покраснел до цвета спелого помидора.
- Ты что, совсем из ума выжил, товарищ полковник.
Заорал командующий, взведясь как пружина бойка 
-   Я тебя для чего тут держу!? Не знаешь, что у тебя под  носом творится. Ты у меня завтра же вылетишь отсюда.
Бушевал Ефремов так, что все вокруг понимали – это не просто угроза, так оно и будет.
Сашка убирал перед второй гостиницей и все слышал. Он понимал, что гнев, пройдя все ступени армейской иерархии, падет на него, а тем более на Саликова. И все-таки в душе радовался:
-    Ну и пусть, зато разворошат это осиное гнездо. Зато солдаты служить нормально будут, а не дачи сторожить да муку таскать. А я уж до дембеля доживу – пусть и в котельную засунут.
Зазвенел сотовый в кармане у командира, начав с полифонии. Звонок упрощался и  выродился в обычный телефонный зуммер, который  с упрямством победитового сверла, ввинчивался в голову…
Сашка оторвал голову от кровати. Звенел белый телефон, подняв трубку он услышал ожидаемое:
- Спите там шакалы вонючие!
- Никак нет товарищ полковник.
- А чё к телефону не подходите?
- Был в 16-м номере
- Ты мне эти шутки брось. Я тебя насквозь  вижу. А ну поднимись ко мне.
Поправив китель и посмотрев на часы (полчетвертого утра) Сашка твердо зашагал вверх по лестнице…