шестьдесят 2

На берегу реки, чьё имя прославляет мудреца, стоял слепец. Ушедших в бездну тьмы своих годов он сосчитал уже восьмой десяток, и признавался он, беззубно разговаривая с самим собой, животворящих сил, что были в нём заложены природой, осталось уж совсем немного - последняя крупица.
- Переведи меня, достопочтимый юноша, чрез этот шаткий мост. Хочу почувствовать иной я берег... - так говорил он, слыша быстрый чей-то шаг.
- Отстанься тут, нелепый старец, ведь для тебя что здесь, что там, повсюду  и всегда, лишь темнота. Останься, - и престарелый муж, забыв о старике, ушел по древнему мосту к своим заботам, философом он был, и размышлять, записывать ума творенья он мог на том, на низком, берегу, на этом... как-то не творилось.
- Переведите, милая особа...
- Останься, мне уж всё равно..
- Переведите...
- Что за никчемный старец?..
- Переведите!..
Тишина.
- Да помогите ж, люди!..
Настала ночь, и темнота, лишь темнота, его подруга (уж сколько длинных лет!) приветствовала, посмотрев в глаза, - нет никого... здесь никого... иди, иди же сам...
Старик пошел. Стучала палка, указуя путь, и робкий шаг его переносил вперед, туда, навстречу миру, где был он зряч, и где любил, где целовал, где веселился... Ведь он всего лишь возвращался на берег юности, что оживит, он был уверен, оживит воспоминаньем силу в увядающей душе.
Но на прощанье, расставаясь с прошлой жизнью, старик пробормотал:
- Я замолчу. Ни слова более я вам не подарю, ни звука.
Достигнув берега, он опустился на колени. Негромко что-то прошептал (никто не слышал). Усталость забывая, старик вздохнул, лег, и, безмятежный как дитя, уснул, согретый теплотой воспоминаний.
Лесной пожар, летящий в крыльях ветра, спалил той ночью всё вокруг, на берегу реки исчезло многое, оставшееся же приняло окраску горя. Сгорел и старец, обретший то, к чему стремился... Так можно было бы закончить короткий сей рассказ, так было б правильней, наверное, но...
Прошло немного дней, пришедший в радости приют старик был счастлив, не говорил ни с кем, ходил, задумывался, вспоминал... Никто не знал, зачем он здесь, и в этом было хрупкое спасенье, ведь он ошибся... Река была иной. Он не жил здесь. И если тайное становится однажды явным, то всем известное хоть кто-нибудь произнесет...
- Дедушка! Вам помочь? Вы хотите искупаться? Не надо, Москва-река сегодня холодная...
Детская рука прикоснулась к неразгибающимся старым пальцам. Исчезла. Слепой старик постоял немного, медленно опустился на песок, лег. Впервые в жизни ощутив, что нет ни мыслей, ни желаний, он закрыл глаза, дотоле упрямо смотревшие.
Негромко шумит река.