Переселение душ

- У тебя есть деньги?
- Ну, есть… а что?
- Я потратила все сегодня… Ты это… Дай немного, я схожу в аптеку, возьму Вере лекарство… А то сама она не купит. Она принципиально не покупает лекарств дороже тридцати рублей.
- Не покупает, потому что дура.
- Зачем ты так? Ведь это же твоя жена…
- Это – моя бывшая жена. И ты тоже - бывшая… Слушай, а чего это ты суетишься, а? Вера, лекарство… Никогда не верил в дружбу жен с любовницами.
- Не веришь? Да, тебе всегда была подозрительна наша дружба… Наверное, со стороны казалось, что я притворяюсь...
- Ты притворялась. Хоть иногда. Иногда тебе приходилось врать, я уверен. Иначе просто быть не могло.
- Да иногда мне было неловко. Но потом я ее... полюбила
- Веру?!  Ты в Веру влюбилась?
- Да не влюбилась!... я на Веру стала смотреть совсем по-другому.
- С чего это? Что случилось?
- Просто однажды я дошла до исступления. Так и должно было случиться. Я не могла больше жить без тебя. А жить вместе мы не могли. Мы не могли находиться рядом больше часа – я начинала тебя раздражать. Ты уставал от меня?
- М-м-м....
- Поэтому однажды я и захотела умереть. От сильной любви часто хочется умереть – чтобы не мучиться.
- Чтобы я на могилке твоей поплакал, пожалел тебя? Хороший план.
- Ну-у-у, нет! Я может, и заблуждалась на твой счет, когда считала тебя небожителем. Но о твоих слезах на моей могилке я не мечтала. Нет, ты все перепутал. Это дети, которых взрослые обидели, так думают: вот умру, тогда узнаете, пожалеете еще! А тот, кто любил-любил да и решил умереть, не сомневается, что его не вспомнят. Если есть сомнения, значит, есть еще надежда на счастье. Есть шанс, и ты будешь гнать мысли о смерти. Но если ты уверен, что о тебе не вспомнят.... Вот тогда-то люди и лезут в петлю, травятся, топятся, режут вены... Да, кстати, ты случайно угадал:  план у меня на самом деле был. Я собиралась провести реинкарнацию.
- Что?!
- Переселение душ.
- Не выебывайся, я знаю, что такое реинкарнация. Но... Куда ты собиралась переселиться? И, главное – как?
- Я собиралась переселиться в Веру.
- Ты хотела стать Верой?
- Я хотела стать ее ребенком.  Твоим ребенком. Твоим сыном – если повезет.
- Если повезет? .... Так ты думала, что моим сыном быть лучше?
- Конечно! Я была бы... То есть я БЫЛ бы.  Я был бы похож на тебя. Наверное,  я ходил бы как ты, у меня был бы твой взгляд, твои жесты, твой голос. Но это потом, а сначала ты носил бы меня на руках. А когда я подрос, я бы ходил с тобой в театр. Садился бы за кулисами на стул, и весь спектакль сидел бы тихо, как мышь, и смотрел бы на тебя. А вокруг бы все умилялись: «Смотрите, какой удивительный мальчик. Какой серьезный, как любит отца – расстаться с ним не может, на работу ходит!»
- А мальчик помнил бы, что на самом деле он – Дина, женщина, которая меня любит?
- Я не очень-то раздумывала над этим. Я просто хотела быть им, хотела подобраться к тебе поближе в другом теле, хотела, чтобы Вера меня родила. Для тебя.
- Но как?! Как бы ты это дело провернула-то, я не понимаю! Бред какой-то... Как бы ты смогла так ловко умереть, чтобы сразу же вернуться сюда и именно  в Веру?
- Тут ты прав, старый, я...
- Это что еще за хамство?
- Прости, прости, Коля, конечно, ты не старый, ты – вечно молодой.
- Что еще за подъебки, я спрашиваю?!
- Ладно, Лабунский не заводись. А то, знаешь, я тоже могу завестись с полоборота. Ничего хорошего из этого не выйдет!
- Все, забыли!
- Забыли, так забыли.
(Молчат).
- Ну?
- Что, ну?
- Дальше-то что было? Мне же интересно.
- А мне – нет!
- Чего ты, ну?
- «Чего ты, ну!»? Ты хоть понимаешь, о чем я тебе тут говорю?! Что я тебе открываю? Я ведь шкуру с себя снимаю. А это тебе - не трусы снять!... Обиделся он, видите ли,  старым я его назвала! Не слышит ведь нас никто, не слышит! А если бы и услышали, думаешь, кому бы они поверили? Тебе бы поверили!
- Кто?!
- Бабы!
- Да какие бабы?
- Те самые бабы, которым ты хочешь казаться молодым.
- Ха-ха! Бабы... ха. А ты кто? Ты же сама – такая же баба. Или ты мой сын Федя?
- Федя? Я думала, меня Иваном назовут...
- Хорошо. Родишься у меня – назову тебя Иваном. Только ты намекни, что он – это ты, ладно?
- Нет, Лабунский. Не буду я у тебя рождаться. Раздумала. Тогда еще раздумала.
- Страшно стало?
- Да.
- Смерти испугалась?
- Нет. Не смерти. Леля меня напугала.
- Л-леля? Какая Леля?
- Здравствуйте! Ты что же, не помнишь Лелю? Хорош...
- А-а-а.... Леля...... Ты что?! Конечно, помню.
- Я тоже ее помню. Помню, как я бродила около театра, думу свою думала - про смерть, про рождение, и вдруг увидела ее. Она прошла мимо, не заметила меня, хотя я на нее в упор смотрела.... Она была такая .... она чуть не плакала. Тоже, наверное, хотела с тобой быть, а не получалось. Я тогда еще подумала: как странно, вот любят две женщины одного мужчину, вот столкнулись они на улице, прошли рядом, а никак природой это не отмечено. Нет никаких световых эффектов, например. Не протянулась от меня к ней радуга, и электрическая искра между нами не проскочила....
- Когда это было?
- Э-э-э.... Черт, когда же это было-то, в каком году? Зима теплая была. В январе дождь шел, в феврале тоже  мокро было.
- А-а, да. Точно. Тогда уже не получалось у нас с Лелей, да....
- Той зимой еще Генка Никитин в психушку загремел, помнишь?
-  Да, помню. Странно, что только он. 
- Да... Увидела я Лелю, и как-то сразу ясно мне стало, что ничего из моей затеи не выйдет. И не потому, что трудно будет ловко попасть на тот свет, а потом ловко вернуться на этот, и сразу – точно в цель, в Веру... Нет. Я просто поняла, твой ребенок не может надеяться всегда видеть тебя.
- Я бы своего сына никогда не оставил. И не оставлю, если он у меня будет.
- Да.... Это хорошо. Ты - молодец. Ты молодец, а я – дура. Надо было родиться от тебя. Но я струсила, позорно, по-бабски струсила.
Представила себя в детской кроватке  - я стою, а ты играешь со мной. Или сказку читаешь, например. И тут входит Вера в своей старой шубе, и ты сразу бросаешь книжку, и говоришь: «А, хорошо, что ты вернулась. Мне, надо идти». Она удивляется: «Куда? На работу еще рано...» А ты нервничаешь, тебе не хочется объясняться, но ты злишься... А Вера спрашивает, ты к ней? И ты отвечаешь что-то сквозь зубы, но она настаивает, ты не выдерживаешь, начинаешь говорить... чтобы она не вмешивалась, чтобы она оставила тебя в покое, что тебе нужно идти.... и, и, и... ее не касается, куда тебе надо идти. Вера плачет, и кричит: «Я знаю, ты к ней пошел!». И я тоже поднимаю вой. Я ведь не просто все слышу - я все понимаю... И ты срываешься на крик: «Ну вот, чего ты добилась – ребенок плачет! Вот сама его теперь и успокаивай!» Срываешь куртку с вешалки и хлопаешь дверью.
А мы с Верой плачем. Только она – тихо воет, а я ору во все горло.
И тогда Вера вытирает слезы, сморкается и берет меня на руки. Задирает свою старую водолазку, лифчика на ней как обычно нет.... и сует мне грудь. Грудь набухла, а сосок.... старый такой.... Я ведь – поздний ребенок.... Но мне не нужна ее титька, мне нужен ты... А ты ушел. К другой! И она не смогла  удержать тебя! И я открываю ее рот и впиваюсь ей в грудь единственым зубом! И она плачет… Безголосо… И вот тогда-то я ее и полюбила.
- Замолчи… Все это фантазии, и ничего больше…