Про джина и Эн

«Шекспир сказал, что влюбленные
обещают друг другу самое невозможное,
а не совершают даже того, что в их силах»
(из к/ф «Тот самый Мюнхгаузен»)

- Эн, ну неужели ты не видишь, что со мной происходит. Прошу тебя, открой глаза, посмотри на меня, я просто гибну от невысказанности. Я забросил все, я отказался от своих привычек, пожертвовал всем своим прошлым ради тебя. Ну, взгляни на меня.
Нет, так до нее не достучишся, но и молчать больше нет сил.
Джин оказался в квартире Эн. Но в квартире никого не было, должно быть, у Эн были уроки в школе. Джин переместился в школу.
Так оно и было, но появляться перед Эн во время урока, в присутствии ее товарищей джин не решался. Вряд ли бы Эн это одобрила. Он носился над ней, кружился, насыщался воздухом, которым она дышала, и не смел лишь прикоснуться.
В своей эмоциональной речи джин был прав, он поступился очень многими своими привычками, считая их недостойными общения с Эн, но он приобрел новые привычки, и теперь, несмотря на громадный соблазн, он не позволял себе воспользоваться своей громадной властью над миром и даже коснуться волоса Эн.
Джин молча провел рядом с Эн около часа, всюду следуя за ней.  Нет, нельзя утверждать, что джин не решился сказать Эн все задуманное, он просто не хотел отвлекать ее в школе, сбивать с мыслей об учебе, хоть у него и было пара возможностей, когда Эн была одна.
Через час он никому невидимым радужным фонтаном вылетел из здания школы, рассыпался каплями по окружающей школу молодой весенней листве, мельчайшими частицами пронесся через разделяющее его пространство и собрался в песчинку не больше электрона. Песчинка как молния прочертила земной шар моментальным зигзагом и, наколовшись на иглу, расплылась мелкой лужицей под камнем где-то на среднеземноморском побережье.
Теперь только вечером она вернется из школы, погуляет с друзьями, сделает уроки. И после этого появится он.
Звуками флейты он выманит ее на балкон, раздвинет его границы до бесконечности, окружит ее мягкими облаками, соберет перед ней все звезды видимые на небосклоне, протянет к ней все семь цветов радуги, и как легкое прозрачное перо понесет по этому необыкновенному пути.
Да, так он и сделает, может и слова будут не нужны. Все-таки как сложно выразить свои чувства в словах, говорить видимыми образами гораздо проще. Важно не перестараться, как до этого было с морем и извержением вулкана, с начала чуть не утопил, потом чуть не сжег. Вот уж точно Эн прошла с ним огонь и воду.
А теперь нужно не думать о задуманном представлении, а то вечером не будет вдохновения, и оно пройдет скомкано.
Лужица воды под камнем замерла и до вечера гоняла в себе 30 инфузорий- туфелек и 6 амеб обыкновенных и при этом чуть не опоздала.
-------------
Когда в комнате зазвучали первые звуки флейты, учебники были захлопнуты, постель расстелена, а Эн удалилась в ванную.
Первыми на флейту отреагировали родители Эн, но, естественно ничего не увидели, а лишь постояли у окна и погрешили на беспокойных соседей.
Джин в это время сидел на лампочке в коридоре и ждал появления Эн. Его забавляли предположения родителей  о происхождении звуков, но он не прерывал издаваемую флейтой мелодию, хоть Эн в ванной комнате ее не слышала. Джин, начав свою феерию, боялся ее прервать и тем самым нарушить всю атмосферу события,  хотя чрезмерное звучание флейты тоже выбивало его из колеи, и он даже стал немного досадовать на Эн, почему та так долго моется. Но еще больше он переживал, что Эн сразу после ванны, попав на небосклон, может простудиться.
Но вот момент настал, она вышла из ванной, звучание флейты сразу усилилось. Джин не хотел этого, это вышло интуитивно.
Услышав звуки флейты, Эн не потянулась за ними на балкон. Она забежала в свою комнату и захлопнула за собой дверь. Джин свалился с лампочки и ударился глиняной головой о гранитный выступ в полу, голова рассыпалась на черепки, и те разлетелись по коридору.
В таком состоянии он ожидал ее появления, последовать за ней он не решался. Конечно, ему не обязательно было находиться там, чтобы знать, что происходит в комнате Эн, но новые правила поведения диктовали ему обязанность не затрагивать интимную часть ее жизни. И каждую ночь, не удерживаясь от соблазна увидеть ее, джин тщательно следил, чтобы не застать ее во сне обнаженной или услышать, что она говорит, тем более он боялся коснуться ее снов. Предотвратить это было не просто, приближаясь, он изо всех сил щурил многие тысячи своих способностей увидеть и почувствовать ее.
Дверь ее комнаты открылась, и Эн вошла в гостиную полностью одетая, обутая, причесанная, с сумочкой.
В это же мгновенье флейта взвизгнула, свистнула, прогудела фаготом и заткнулась пробкой от термоса.
«Она идет гулять, она слышала музыку, проигнорировала ее и теперь идет гулять с друзьями»!
Плюнув на ставшую привычной корректность, джин облазал мозг всех ее друзей и знакомых, но никто не собирался с ней гулять, тогда он проник в мозг всего человечества, тот же результат.
Эн прошла на балкон и выжидающе оглянулась.
И тут его осенило, он гитарным аккордом поднялся над домом, в порыве счастья обнял все человечество, и в воздухе снова зазвучала флейта.
Этот звук он уже почти ненавидел. Эта неприязнь могла, конечно, помешать реализации задуманного представления, но джину не приходило в голову, чем можно было заменить флейту.
Итак, стены балкона мягко и плавно раздвинулись и растворились вдали, край облака собою аккуратно заменил пол, двор перед домом Эн налился черно-синей мглой. В ней запестрели со всех сторон плывущие звезды, они собирались в круглое облако, переливающееся всеми цветами, которыми наделила их природа. По мере того, как в звездное облако вливалось все больше звезд, над черной бездной все ярче стала высвечиваться радужная дорога, ведущая от ступней Эн к звездному облаку.
Джин замер над Эн, наблюдая за ее восхищенной реакцией, но тут его осенило, радуга над черным бескрайним пространством смотрелась слишком вычурно, слишком ярко, такой пустынный аскетический фон и семь ярчайший цветов, эта радуга могла разрушить всю картину. «Эх, всегда так, вместо того, чтобы подумать, используешь общепринятые штампы и ошибаешься. Надо срочно исправлять», - с досадой думал джин.
Свечение радуги чуть заметно поблекло. Чтобы Эн не обратила внимания на заминку, в черной бездне стали появляться экспериментальные элементы в виде звездных туманностей, летящих комет, метеоритного дождя. Джин стал дальше развивать свой план, и, подхватив ее так легко, как будто сам был пером, летящим по ветру, увлек к сплетению звезд.
Но Эн схватила его за руку (как это ей удалось не понятно, у него в тот момент и руки никакой не было) и сказала:
- Костик, пойдем, погуляем на море.
Они тут же оказались на балконе, в небе еще крутились какие-то невообразимые фигуры, но, видимо, уже без всякого контроля со стороны джина.
Они стояли на балконе, она держала его за запястье и говорила:
- Извини, не обижайся, пожалуйста, это все очень, очень красиво, я никогда ничего подобного не видела, ты превзошел самого себя, но давай сегодня просто прогуляемся.
Джин стоял, послушно доверив свое запястье ее ладони, немного обиженно опустив голову, и слушал Эн.
- И, пожалуйста, можно сегодня никаких цветочных полей, прекрасных тропических лагун и горных пейзажей, давай просто погуляем по морю.
- Да, конечно.
И они гуляли по морю.
-------------
- А ты знаешь, откуда берутся джины, они вылупляются из бутылок, из белых девочки, а из зеленых мальчики. Ты заметила, что джины появляются только из белых и зеленых бутылок и не из каких других, это просто потому что у нас только два рода, мужской и женский.
- А разве бывают женщины – джины?
- Да, конечно, сколько угодно.
- Да?
- Ну, конечно, не столько угодно, иногда и не хватает.
- То есть?
- Ну, в том смысле, что если встретить женщину – джина, то тебе будет счастье, а если сесть между двумя женщинами – джинами, то можно загадать желание, а вот если женщина – джин перебегает тебе дорогу …
- Да!?
- Ну, в общем, нет, точнее не знаю, а почему бы и нет, а вдруг, нет, правда, такая флюктуация, нет точно, женщина – джин, подумать смешно!
- Ах ты, обманщик!
- Это ты обманщиков не видела, поверь, чтобы посадить джина в бутылку, нужно быть очень хорошим обманщиком.
- А так ты же сказал, что вы из них вылупляетесь.
- Сказать-то, сказал, а вот вылупиться из бутылки мне еще не удавалось ни разу. И что это за наваждение такое, мы всемогущи, мы можем все, но мы бессильны перед запечатанной бутылкой.
- Перед зеленой или белой?
- Да перед любой. А вот ты, например, знаешь, чем бутылка отличается от банки, горшка или флакона духов. И впрямь маленькая бутылка это почти как флакончик, ну так знаешь?
- Знаю, конечно.
- И я знаю, очень я это хорошо выучил, и то все равно не каждый раз поймешь, куда тебя несет в бутылку или кувшин.
- А вас туда затягивает, да?
- Да нет, сами лезем.
- Зачем,
- Ну, понимаешь, джины как люди, каждый со своим характерам, со своими слабостями. Как ты наверное догадываешся, самая распостраненная слабость среди джинов это алчность. Господи, да есть такие джины, ему только монетку золотую на дно бутылки положи, он сразу тут как тут, сидит рассматривает, и главное схватил бы и назад, так нет, он ее на зубок попробует, на свету рассмотрит, а потом еще 10 раз подумает, что вроде и вылезать пора. Его так самый неторопливый человек успеет запечатать, а охотники за джинами далеко не самые медленные. И обидно то, что лежала эта монетка у кого-нибудь под полом, так она его не интересовала, а вот только возникает риск, что бутылку, в которую переложили монетку, запечатают и монета станет для него недосягаемой, так сразу хвост распушил и марш в бутылку. Ну, скажи мне, откуда такие тупые джины берутся. Хотя иногда достается и не тупым, я слышал о таком случае, когда один человек втерся в доверие к джину и признался, что он из другого мира, и пригласил к себе в гости. К тому моменту они были уже веселые и джин принял приглашение. Вход в соседний мир лежал через горлышко бутылки, и человек как хозяин пропустил джина вперед. Только сам за ним не последовал, а бутылку за джином запечатал.
- А тебя как в бутылку заманили?
- Ну, во-первых откуда ты знаешь, что кому-то удалось меня заманить, а во-вторых стыдно вспоминать, признаться эти люди сыграли не на самых благородных моих чувствах.
- Ой, что-то мне холодно стало.
- Так, я сейчас быстро.
- Нет, только не надо колдовать.
- Это не колдовство, я во всем руководствуюсь законами природы, как и вы все.
- Ну тогда не надо законов природы, ты можешь меня обнять?
На плечи Эн упала пуховая шаль.
- А ты можешь это сделать как человек, а не как шерстяной платок?
Он осторожно обнял ее за талию, пальцы у него дрожали.
- Костя, а можно я тебе задам один очень личный вопрос, если хочешь можешь на него неотвечать. А ты когда-нибудь любил?
- О, да. Я могу похвастаться самым широким спектром чувств к женщине, я ее любил и как восторженный юноша, и как опытный пресыщенный любовник, и даже как женоненавистник. И они ко мне испытывали любые чувства, какие только могло создать мое воображение.
- Так ты что сам делал так, что они тебя любили?!
- Да.
- Ну, знаешь, но разве так можно, разве это любовь, это отвратительно.
- По крайней мере, они испытывали ко мне тоже, что могло возникнуть у них естественным путем.
- Все равно это мерзко, ты забрался к ним в душу своими руками, переключил в них что-то, ведь любовь теряет тогда всякий смысл.
- Эн, ну не все ли равно в чем причина этих чувств, ведь сама любовь возникает случайно, сколько раз было, что женщина влюблялась в какого-нибудь мерзавца, хоть ее руки добивался самый достойный. Любовь это случай, ты не можешь влюбиться по собственному желанию. Так что с того, что я исполнил роль случая. Им со мной было хорошо.
- Все равно, все равно, все равно, это мерзко, ты может быть и меня можешь заставить себя любить,
- Да в любой момент.
- Ну нет, я тебе этого не позволю, только попробуй, я тебя уничтожу!
- Да и пробовать не буду, не надо мне это.
- Это почему?
- Ну, видишь ли я ведь не только у других могу вызывать любые чувства, я это делаю и с собой. Я могу почувствовать, все, что захочу. Все время, что я себя помню, я экспериментировал со своими чувствами, заставлял себя почувствовать нечто необыкновенное. При малейшем желании я вызывал в себе самое искреннее и трогательное любовное томление, я мог почувствовать себя самым счастливым или самым несчастным человеком в мире. И каждое это чувство звучало во мне совершенно естественно, я даже иногда забывал, что сам его вызвал в себе. Но от любого эмоционального всплеска постепенно отрезвляешься, и через какое-то время я понимал, что все это придумано мной. Я начинал тосковать, переживать, но уже не знал истинное ли это чувство, или оно создано мною в себе подсознательно. Понимаешь, я всемогущ, но я не могу понять, что я чувствую. В результате всех этих экспериментов я уничтожил свои чувства, я человек без чувств.
- Ой как же ты так? Ты наверное очень несчастный?
- Я не знаю. Я не знаю, что я чувствую по отношению к этой проблеме.
- Ужасно.
- Не то слово.
- Что же теперь делать?
Джин отвернулся, посмотрел на море, затем повернулся к Эн.
- Видишь ли, Эн (глубокий вдох), я хоть и джин, но тоже человек, совсем чуть-чуть, но тем не менее. И как это неудивительно (еще глубже вдох) я тоже могу чувствовать (пауза).
- Но ты же сказал…
- Да, да, конечно, но не что не вечно, вот. Эн, я действительно неспособен уже давно ничего искренне чувствовать, но я … , э-э, тоже меняюсь, со мной тоже что-то происходит помимо воли.
- Неужели.
- Да, да, да, так вот, мы знаем друг друга уже продолжительное время и мне кажется, что я что-то к тебе чувствую. Понимаешь, я думаю, что это произошло во мне само, что это не из-за моего желания. Ты извини, но с тех пор как мы знаем друг друга, у меня о чем-то подобном и мысли не возникало, просто проводили вместе время, и все, больше мне от тебя ничего не нужно было. Но просто недавно я что-то почувствовал. Ты понимаешь? Почувствовал, а не захотел почувствовать, просто откуда-то из меня появилось это чувство. Я не хочу сказать, что это любовь, но это искреннее чувство по отношению к тебе.
Они долго молча стояли на берегу моря, джин хоть и обещал воздержаться от применения своих способностей, но, разволновавшись, он и не замечал, как гонял волну прибоя, то, отбрасывая ее на несколько километров, то, затопляя ею весь берег. В такие минуты они стояли на маленьком песчаном островке среди черной воды, перемалывающей в себе паутину морских водорослей.