Confessio, love me do и запах чужих сигарет

Картинка: офисный стул, край стола, на котором пристроена старенькая клавиатура. Человек. Больше всего он похож на Роджера Рэдклифа, Хозяина из диснеевских Далматинцев, тоже – курит, пытается работать. Не хватает только собаки; на самом деле это важно: есть ли рядом хоть кто-то. Рядом с этим – никого нет. Впрочем, кроме описанного кадрированного изображения вообще ничего не видно. То ли свет в мире отключили, то ли там действительно – пустота.
Описанная картинка – не я. Скорее, это мой аватар. У меня нет офисного кресла (может быть, его до сих пор нет потому и для того, чтобы было о чем мечтать – конкретном и полезном, как это бывает у других). Я не курю и отношусь к женскому полу. Как ни странно, оба эти факта меня скорее огорчают, чем радуют, хотя объяснить, почему, - я не могу. Знаю только, что с радостью бы все поменяла.
Пытаюсь склеить разные дни, части одних суток или хотя бы нащупать между ними причинно-следственные связи. Но, похоже, их нет. Злость уже испарилась, интерес прошел; короче, - все уже закончилось. Осталась пыль усталости и полсмешинки, проглоченной года два назад. Это все мое достояние. У Декарта и то больше было, и я искренне завидую ему.
Я так привыкла описывать и считывать, что остальное превратилось в “вариации на тему”. Пока все хорошо, я, как исправный механизм, именно тем и занимаюсь, что описываю и считываю: устройство ввода-вывода. Если что-то меняется, я останавливаюсь. И тогда остается только дышать и думать.
Раньше мне казалось, что если предельно правдиво описать свое состояние, грамотно расставив нужное количество вопросительных знаков, что-то изменится: кто-нибудь прочитает, поймет (ведь я опишу все очень просто и достаточно эмоционально, но без истерик), и объяснит некоторые нестыковки в моей жизни, саму необходимость жить, постоянно что-то делать и верить, не размышляя. Но, видимо, я ошибалась, или не смогла сказать правду даже в пустоту. Тогда я решила, что, может быть, стоит немного приврать, заставляя дочитывать до конца страницы. Но другое существо – оно все равно поймет и, снова, объяснит… Кстати, что объяснит?
Человек-за-клавиатурой: Просто меня уже мутит ото всего этого!..
Бытие: Надо было меньше есть за ужином.
ЧЗК: Дело не в пищеварении.
Б: В чем?
ЧЗК: Другом. Наверное, я романтик, но мне казалось, что в жизни должно быть иногда что-то захватывающее, от чего пропадают слова, сон и, к слову, аппетит… Хотя можно и помягче, я сам, наверное, так долго не выдержу: просто – радоваться иногда.
Б: Согласно, давай пополам, пятьдесят на пятьдесят. Ну, черное-белое, помнишь?
ЧЗК: Помню. Только тут сплошной серый.
Б (дуется): Гонишь…
ЧЗК: Нет, правда. Вы, конечно, добры ко мне, но в гробу я видел эту доброту… Можно сказать?
Б (складывает руки на груди, готовится спать сидя):  Давай.
ЧЗК: Чтобы я стал по-настоящему хорошей машиной, из меня пришлось выкинуть половину запчастей. Взамен – льготы инвалидам  труда, т.е. Радости Жизни, вот только способность радоваться этому, оказывается, в комплект не входит. Все, что я прошу: покажите, объясните – КАК этим жить???
Б: Каждый день толпы любителей читают краткий курс происхождения Вселенной, тебе мало?
ЧЗК: Они всего лишь перечисляют модификации ниспосланного свыше, но, черт побери, я и сам могу найти десять отличий, вот только на хрена их искать, так до сих пор никто толком и не объяснил!
Б: Зануда…
ЧЗК: Урод, дебил, калека – я не против. Просто выньте из меня тогда и остальное: мешает, да и просто… больно.
Б: Терпи, казак!
ЧЗК: Зачем? Такой я – бесполезен. Можно я просто умру, а?
Б: А работать кто будет???
ЧЗК: Другие, те, кто понимает, умеет… кому-то же нравится!
Б: Только строго между нами… КОМУ это может понравиться? А потом, есть ведь чувство долга, ответственность, совесть… я не знаю, патриотизм там, еще что-то.
ЧЗК: Убей меня, пожалуйста.
Б: Эгоист, у тебя и так все есть, хватит вносить раскол в стройные ряды...
ЧЗК: Недавно мне сказали, что у меня нет одного – себя. И я впервые поверил…
Б: Идиот.
ЧЗК: Зануда, кретин, неврастеник – я помню, спасибо.
Б: И вообще, нужно учиться четко и кратко формулировать свои мысли!
ЧЗК: Хорошо. Тогда так: Наверное, я должен был быть счастливым человеком с высокой производительностью труда. Не получилось, брак: я просто устал. Меня не радует набор ярлыков на спине, хотя среди них уже начали попадаться какие-то сложные иностранные слова… Почини меня или сотри. Я не в радость себе и окружающим.
Б: Пусть другие чинят: у меня три галактики на очереди, а тут один единственный нытик!
Человек прекращает разговаривать сам с собой. Он очень похож на тряпичную куклу с соломенными волосами: на чучело, только худое и отсыревшее. В сотый раз задал все свои вопросы. Ему опять не ответили, ответив.
Мы – он и я – мы перестали учиться красивому вранью, потому что его тоже так никто и не услышал.
Я беру второй стул – обычный, деревянный, с жесткой спинкой – и сажусь рядом с ЧЗК. Смотрю на него, он – на клавиатуру.
- Я попыталась так жить: не думая. Пока у меня не было времени даже на сон и еду, а сроки и графики просто сходили с ума, я проклинала саму себя, но – работала. У меня была, по крайней мере, злость, которая может даже показаться приятной. Похоже на азарт.
- А потом?
- Потом работа закончилась, и мне сказали, что я могу перевести дыхание.
- …и?..
- Я сижу рядом с тобой и хочу быть тобой. Это все, но этого достаточно, правда?
- Мы не хотели больше врать.
- Я не вру: каждое слово – банальность. Разве ты не чувствуешь, как по нам бегло скользят взглядом, не более?
- Мне казалось, это свет: машины проезжают. Там ведь, наверное, ночь?
- Вечер.
- Ладно, забить…
Он посмотрел на меня, долго смотрел. Потом сказал:
- Я против твоих мыслей. Это раз. А два, - ты не можешь со мной разговаривать… в частности, в том числе, – разговаривать, хотя тут вообще все неправильно: я твое воплощение, тебя это не смущает?
- Нет, - (меня это не смущало  )
Поэтому мы просто лежали на полу и полночи (которая, как и в реальном мире, т.е. РМ, последовала за вечером) слушали музыку: в основном, - битлов (и было просто хо-ро-шо).
- Что ты собираешься делать дальше?
Он снова курил. Люблю смотреть, как люди курят: во-первых, это красиво, во-вторых, я им верю в эти моменты.
 - Не знаю. Я, и правда, устала: все равно, куда бежать. Значит, буду сидеть, загорать и плести венки. Кстати, надо будет подумать о новых солнечных очках: эти слишком акцентируют внимание на полноте щек, а я и так похожа на мышь-полевку.
- Все норма, по крайней мере, в профиль 
- Кажется, в РМ началась гроза…
- Похоже на то.
Он вздохнул, опустил голову на согнутые руки.
[Мир поворачивается на девяносто градусов, рядом с ЧЗК появляется К. Я стою рядом.]
Терпеть не могу, когда женщины красятся: сам процесс. Как будто протезы пристегивают. Но это позволяет потянуть время: если бы я красилась, он нашел бы мне зеркало, и я еще минут десять наблюдала бы за ним затылком и сведенными лопатками.
Но я не крашусь, и он просто спит.
- Ладно. Значит, пока.
Естественно, он не ответил.

Щелчок, дребезжание: сначала мутное и жалкое, потом – стерео, потом – острое (будильник); рядом валяются наушники. Компьютер я так и не выключила, и теперь из черных пароллоновых “ушей” сочатся многократно уменьшенные голоса. Полное несовпадение с моим состоянием: спать по два часа – вполне достаточно, но двое суток подряд тяжеловато. Эхом, словно от соседей, клавишные; по тем же самым каналам, путаясь и толкаясь, скрип качелей, классический виолончельный голос женщины с четвертого этажа, сипение дворничьей метлы (у этой туберкулезницы дыхание, как у кузнечных мехов, только через силу). Хотя самое-самое – гитарные переборы: настолько близко, что даже щекотно.
Как всегда, - заснула на полу, под головой - сбитый в комок плед. “…but tomorrow’ll be rain, so I follow the sun...” Спиной к оконному миру: остается только обалденный запах города. Не надо путать его с ароматами помоек и выхлопными газами. Безумный запах серого цвета: теплый камень и покрытая пылью загорелая кожа в соотношении один к одному. Как если бы в одной кружке завели стены домов Старого Эдинбурга, истлевающие прямо в воздухе рыжие пряди мадемуазель Самари и сбившийся по краям зеленой лужи тополиный пух. Закрываю глаза и улыбаюсь: возможно, вкус окажется несколько зацикленным, словно рефреном через полфразы – одно и то же, весь день; но если нужно приготовить завтрак на несколько человек (пять, шесть…), нет ничего лучше симметрических преобразований нескольких фрагментов. Получается нечто среднее между кружевами, коллажом и сладостями (безе, взбитые сливки, шоколадная крошка, тонкие вафли – что-то похожее). Такие вещи лучше вычеркивать: они забивают оперативную память, не принося пользы. И я вычеркиваю.