Заблудившиеся в сумерках посвящается всем воронам и воронам,

Екатерина ШВАРЦ

ЗАБЛУДИВШИЕСЯ В СУМЕРКАХ

Посвящается всем Воронам и Воронам,
а также тем, кто их считает.


 – Чую лишь ветер грядущего,
Знаю лишь ветер встреч.

Зинаида ГИПИУС

…Белочка. Бежит так легко по мохнатым веткам ели. И кто сказал, что она должна быть коричневого или рыжего цвета? Почему-то во всех детских книжках рыжий зверёк с орешком в лапках всегда символизировал её. Наверно – так проще, но только фальшь всегда ощущается, особенно в детстве. Смотришь на такую белочку –  и становится как-то обидно за себя.
…Орешек. Кусочек подброшенного арахиса, в меру поджаренного и подсоленного – всё как полагается согласно  рекламе – замирает на мгновение в воздухе и тяжело падает на асфальтовую дорожку.
Шорох первой осенней листвы за спиной – ворона замерла в нерешительности на лужайке, испытывая довольно сложную гамму чувств: вполне понятный гастрономический интерес к арахису и недоверие к моей персоне.
– Молодец, все правильно: осторожность превыше всего. Мы знакомы-то всего пару минут, а вдруг я этакая кошка? Жизнь всего одна – пусть и воронья, – зачем лишний раз рисковать.
Улыбаюсь своим мыслям. Но вот вердикт вынесен в мою пользу: да, без сомнения, я странное существо, но явно не из кошачьих, а значит, незачем такому лакомому кусочку пропадать даром.
Подпрыгивает как-то по-воробьиному, завладев вожделенным арахисом, устраняется на безопасное расстояние и наблюдает, наклонив голову и моргая большими круглыми коричневыми глазами, за моими пальцами, то и дело скрывающимися в пакетике с разрекламированным арахисом. Второй кусочек так же тяжело падает на дорожку. Казалось бы, всё должно быть проще, ведь мы уже знакомы, но нет: просто теперь уже две вороны. Новенькая под бдительно-назидательным взглядом товарки так же недоверчиво приближается ко мне и возвращается на свои позиции с заслуженным трофеем.
– Ладно, так и быть, я щедрая.
Третий кусочек – и третья кареглазая подружка семенит к нам. Ну надо же, а ведь ворон считают и в прямом смысле слова! Улыбаюсь, хочу рассмеяться, но нет – смех утопает в молочной дымке не по-сентябрьски бледного неба, а может, растворяется в сонной тишине санаторского парка на берегу залива. То, что парк санаторский, вспоминаю только сейчас и лишь потому, что из корпуса вышла санитарочка, такая же блёклая, как этот день, в своём молочно-белом халате, хотя, может, и кремово-желтом, под цвет молочной пенки в моей кружке во время завтрака. И вдруг особенно остро ощущаю всю нереальность этого момента. Там – смотрю в сторону процедурного корпуса – совсем другая реальность, нужно только проснуться, проснуться, проснуться… иду на сеанс следом за медсестрой.
…Просыпаюсь во сне. Бесцветное небо слепит глаза своею пустотой. Туман постепенно рассеивается, хотя почему он рассеивается – неясно: все тот же серый свет и ни дуновения ветерка, только едва заметное дыхание моря. Вдруг как-то внезапно приходит понимание. Туман рассеялся – значит, я так хочу. И действительно, это моё же пробуждение, так почему бы и нет? И может, я сижу не где-нибудь, а на берегу затерянного в Тихом океане острова, сзади меня замерли, не шелохнутся без ветра пальмы и, как полагается в таких случаях, прочая экзотическая растительность, и мне стоит только обернуться, чтобы увидеть их. Но… и этого можно не делать… Я уже чувствую липкую тропическую влажность в воздухе, ощущаю дыхание южного леса сзади меня и такого ленивого, будто сонного, прилива. Сонного… Туман полностью рассеялся, я могу пойти на прогулку по своему острову, но эта сонливость, кажется, разлита в воздухе.
Вдруг, разбивая эту сонливость, где-то сзади меня разливается, словно упругие круги по тихой воде, светлый, веселый смех. Я резко оборачиваюсь, всматриваюсь в заросли папоротника, но никого не вижу. Отвернувшись, обиженно обнимаю колени. Затихший смех раздаётся вновь. Ещё задорнее. Ещё ближе. Словно за спиной.
«Издевательство какое-то, – думаю про себя. – Здесь никого не должно быть. Принципиально не должно».
– Не спи! – весело советует голос.
«Нет, это же мой сон, мой остров, значит, не должно быть никого постороннего, специально же перед процедурой ничего не читала…  Хотя… Всё правильно: если бы всё было в норме, мне бы эту процедуру просто не назначили», – как обычно успокаиваю сама себя. Главное – всегда всему суметь найти объяснение.
Опять смех. Задорный, по-детски наивный, тёплый, как летний дождь. Чувствую, как сама становлюсь под ним теплее и чуточку наивнее.
– Сон твой, а остров – нет.
– Как это?
– Просто он был раньше и есть сейчас.
Ответ так прост, что кажется гениальным. Мне сложно не согласиться с ним.
– А ты?
– А я была всегда, я постоянна, я – это «всегда» и если бы ты все же заснула, я бы не смогла тебя разбудить.
– Это почему же?
Меня окутывает смех – теперь уже глубокий, грудной, зрелый. Он наполняет все вокруг ощущением чьего-то присутствия. Я не вижу, но чувствую рядом с собой человека намного более реального, чем я сама.
– Я не могу ничего изменять, даже себя, ведь я – это «всегда», и я никогда ничего не изменю, ни здесь, ни везде.
– Значит…
Мои мысли текут мучительно медленно, а вокруг меня опять смех с уже знакомыми задорными нотками, повторяющимися, как эхо, словно кто-то говорит: «Думай, думай, думай».
«Словно… А может быть, не "думай"?»
Вдруг понимаю, что значение смеху я подбираю сама же, причем именно такое, какое меня сейчас устраивает.
– Молодец, правильно, – подбадривает голос.
– Значит…
– Да, да!!!
«Ну-ну, – усмехаюсь про себя. – Ты не можешь ничего изменить, можешь только подсказать. Оно и правильно: свой путь нужно проходить самому, иначе получится уже совсем не твой путь».
Встаю с колен, тяжело, но зато основательно. Иду к воде. В каждый шаг приходится вкладывать осознанные усилия, словно я иду не по земле, а нахожусь где-то на Марсе. Вода. Тропическое море, но почему-то обжигающе-холодное и с запахом кофе… Нет, просто просыпаюсь.
…Просыпаюсь. Время процедуры истекло. Чьё-то дыхание с запахом кофе. Живое, тёплое и, наверное, поэтому приятное. Кто-то в слепяще-белом от неонового света склонился надо мной, убирая многочисленные проводки. Только волосы иссиня-чёрные, а глаза карие. Ну точно моя ворона! Улыбаюсь пересохшими губами, даже смеюсь, несмотря на то, что голос не слушается. Молодой человек в белом замирает от удивления. Надо что-то сказать, как-то объяснить ситуацию, после такой процедуры смеются только особо безнадёжные пациенты, но моих сил хватает только на два слова:
– Счастливый!.. Спасибо…
Голову, почему-то страшно тяжёлую, неуклюже поворачиваю набок. За окном всё тот же туман, но теперь уже сумерки. Опять проваливаюсь в сон, но уже не такой глубокий.
Сумерки… вокруг меня сумерки… а может, во мне? Я иду по улицам города. Какого? – Не знаю.  Была ли я здесь раньше? – Не помню, но чувствую: это – вечный город. Я иду, шатаясь, словно в бреду, зажимая глубокий порез на левой руке, будто кто-то вскрыл мне вену. Кровь теплая, ускользающая. За мной остаётся яркий алый след в виде какой-то немыслимой кривой. Теперь понятно, откуда этот туман и холод: он – во мне, а на самом деле сейчас полдень, такой же яркий и тёплый, как моя кровь.
Идти дальше не могу. Прислоняюсь спиной к нагретому солнцем глиняному забору, но меня всё равно колотит от холода. Вдруг сквозь туман проступает что-то блестяще-черное. По забору вьётся виноградная лоза. Я срываю самую нижнюю гроздь, до которой еще могу дотянуться. Ем с непонятной мне жадностью. Сок, сладкий, липкий, тёплый, бежит по подбородку, рукам. Я срываю следующую гроздь, затем, уже стоя, продолжаю есть ещё и ещё. В какой-то момент останавливаюсь: моё внимание привлекает нечто иное. Из дома за забором выходит человек в белых одеждах. Это хозяин виноградника, и он идёт ко мне. Я опускаю глаза. Вот – докушались. Отпираться бесполезно: вся в винограде. Бежать? Что-то заставляет меня именно в этот момент поднять взгляд: он стоит напротив меня. Я смотрю в его по-вороньи карие глаза. Ещё мгновение назад боялась этого мгновения, а теперь чувствую, как исцеляющее спокойствие разливается во мне тёплой волной, вижу, как в его глазах вспыхивают лукавые звездочки, и улыбаюсь этому. Ощущаю прикосновение к больной руке – он перевязывает порез ослепительно-белой в солнечных лучах материей. Я уже полностью доверяю этому человеку, но смотрю на него с удивлением: а как же виноград? Пронесло?! Удивительно! Столько съела, а он ещё руку перевязывает! Нет, это просто… Вообще-то это удивление, оно как толчок, сильный такой.
Толчок. Просыпаюсь от удивления. Даже двойного: а толчок-то тут причем? Осматриваюсь: на потолке мелькают лампы… Совсем плохо? Нет, просто Счастливого уже нет. Вместо него – две практикантки. Премило общаясь, они заодно и меня везут, открывая все двери в коридоре ручками моей каталки, но вот беда: порог в моей палате несколько выше уровня пола. Нет, лучше в коридоре бы оставили – все равно разбудили! Просто невыносимо!!! Завернувшись в одеяло, демонстративно сажусь на каталке. Студентки, наконец, откладывают обсуждение глобальных проблем мировой медицины на другой раз. Удовлетворив своё оскорбленное самолюбие, спрыгиваю на пол и в сопровождении их удивлённых взглядов вхожу в палату. Но это, увы, не конец – они входят следом. Однако я только в выигрыше: пользуясь своим положением, стою к ним спиной, задумчиво глядя в окно и даже не прислушиваясь к их словам, хотя на этот раз они обращаются ко мне:
– Ваши знакомые с утра приходили, оставили халат и тапочки.
И правда: краешком глаза замечаю узелок на стуле.
– Они очень хотели вас увидеть, поэтому мы сказали им зайти после процедуры.
«Какие мы заботливые! Лучше на день рождения подарки хорошие подарите, а сейчас бы просто никого не видеть…»
– Звонили ваши родители, просили передать, что придут ближе к вечеру.
А казалось, что хуже уже некуда! И санаторий вроде за городом.
Студентки все ещё стоят у порога. Видно, ждут заслуженного «спасибо» на прощание. Ага, как бы не так. В ответ самодовольно улыбаюсь, глядя сквозь жалюзи. Всё тоже бесцветное небо… хотя нет, сегодня чуть ярче. И как там мои вороны?
…Мои вороны уже ждут меня, расположившись на облюбованной нами скамеечке. Как говорят в таких случаях, место нагрели. Останавливаюсь перед скамейкой – асфальт ещё помнит брошенный утром арахис, но я не решаюсь сесть. Вороны смотрят на меня внимательно, преданно, даже чутко, потому что чувствуют. Большие карие глаза словно заглядывают в мою душу, а я вижу в них своё отражение – бледную девушку с печальной улыбкой. Откуда эта печаль? Только что друзья приходили. Может, от понимания, что разговаривала с ними через силу, улыбалась для виду, а от свидания с родителями просто отказалась. Почему не раздражение или обида, а эта светлая грусть? В душе, словно сумерки, спустились спокойствие и отстраненность от всего, и я ощутила вдруг непреодолимое желание, чтобы это длилось как можно дольше. И это не свойственное мне качество – отстраненность, граничащая с безразличием, – пугает, но лишь настолько, чтобы вызвать лёгкую грусть о чём-то безвозвратно ушедшем. Ещё раз улыбаюсь воронам и ухожу. Чувствую их взгляды – и оборачиваюсь. Почему-то именно с воронами я так искренна.
…Ухожу. Незаметно для себя иду к пляжу, на редкость одинокому и пустынному. Сажусь на песок, обнимаю колени. Море тихое, спокойное, сонное, как во сне, только небо подёрнулось первыми сумерками. С этого места виден весь залив. Где-то вдалеке, в серой дымке затерялся город. Где-то далеко родители, друзья знакомые. Где-то, но не здесь. Здесь – лёгкость. Пьянящая, сладкая. Осознание этого приходит внезапно. Отстранённость, спокойствие – это просто лёгкость, как во сне. Кто меня разбудит? Кто не даст заснуть?
Легкий шорох песка невдалеке. Я почему-то не оборачиваюсь, будто что-то знаю заранее. Шаги совсем близко, но я упорно смотрю вдаль, жду чего-то. Кто-то в белом садится рядом. Боковым зрением замечаю, что его халат уже просто наброшен поверх обычной одежды и теперь отливает голубизной.
– Счастливая, – говорит Счастливый, смотря куда-то вдаль.
Я едва заметно улыбаюсь. Чувствую, он встаёт, оставляет одежду рядом, идет к воде – плавать.
Я опускаю голову на руки. Наблюдаю сквозь полуприкрытые ресницы, как он плавает. Его одежда лежит рядом. Всё так легко и просто.
Счастливый? – Да.
Счастливая? – Возможно.
Почему? – Потому что легка.
Сумерки совсем сгустились, а в них ведь так легко заблудиться.

31.10.04.