Устрица и роза

                Yves Marcher
                L'huître et la rose

                Ив Марше
                Устрица и роза

Ив Марше

УСТРИЦА И РОЗА
или
БЕЛАЯ КОШКА С РАЗНЫМИ ГЛАЗАМИ
Диалоги на пишущей машинке в одном действии

Действующие лица:
Мари (Роза)
Жанна (Устрица)

Автор, как возможный вариант объяснения всего нижепроисходящего, может предложить следующее. Все, что случается с героиней (Мари), слу-чается благодаря ее мыслям, мечтам и фантазиям. На самом ли деле или только ей все это представляется? Все ли наши мысли материальны и во-площаемы – судить постановщикам и, конечно, зрителю. Итак...

Квартира, небогато обставленная, однако, со вкусом, минималистично и рационально. Открывается входная дверь и входит Мари, чем-то очень рас-строенная, но не подающая вида, даже перед собой. Снимает плащ, акку-ратно вешает его на плечиках во встроенный шкаф, устало и не спеша про-ходит в комнату. Не переодеваясь в домашнее, начинает протирать пыль, поливает цветы. Ставит чайник на плиту, достает из бара вино и наполня-ет бокал. Задумчиво потягивает вино, готовит и наливает в чашку чай. Так же задумчиво пьет чай. С неожиданной злостью бросает чашку во входную дверь. По белой двери растекается коричневое пятно.
МАРИ. Сука! Ублюдок! Козел вонючий! Чтоб ты сдох, чтоб тебя конд-рашка хватила! Чтоб… (Осознает, что произносит несвойственные, непри-вычные для себя слова. Опускается на пол и начинает плакать.) Какого чер-та… Истеричка. Во горе, мужик оказался сволочью! Удивительно! Сенсация! Только в нашем цирке! Было бы удивительней, если б он сволочью не оказал-ся. Да, подруга, третий десяток скоро разменяешь, а мозгов – котенку поза-видуешь. (Задумчиво.) Любой котенок рядом с тобой – Ферма и Лобачевский в одном флаконе. Пьер и Мария  Кюри. (Еще более задумчиво и устало.) Ко-та, что ли, завести? Или кошку… Белую, и чтоб один глаз карий, а другой го-лубой. И чтоб мурлыкала, не переставая. Кошку... И бросить, наконец, мага-зинчик месье Анри... И засесть за пишущую машинку, и написать гениальный роман. Гениальный роман про белую кошку с разными глазами. (Незаметно для себя начинает строить несбыточные прожекты, постепенно втягива-ясь в эту игру и распаляясь.) И заработать огромную кучу денег. Купить не-большой особняк где-нибудь на окраине Парижа. И чтобы там была старая чернокожая кухарка Элен, единственная на белом свете, кто еще помнит ре-цепты настоящей африканской кухни. А кошку назову… Пушинкой. (Не-сколько раз ударяет по клавишам пишущей машинки. Дальнейшие реплики произносит, все чаще и чаще печатая. Где-то к середине пьесы на столике и около должно образоваться достаточно много напечатанных листов, ва-ляющихся в полном беспорядке.) Пу, для краткости. Чтобы получался такой звук, как делала Мерилин Монро в каком-то старом-старом фильме. «Пу!» Словно… Словно… Словно вкус только что целованной розы, посланный в подарок любимому человеку. Пу!.. (С неожиданной злостью.) Ду!!! Дура. Господи, мама все-таки оказалась права. Безнадежная, беспросветная, наив-ная дура. (Подходит к зеркалу.) Дура! Однозначно – дура. (Строит зеркалу рожицу.) Хорошо, хоть не уродина.
Ну почему мамы всегда оказываются правы? Вот это бесит больше всего! Куда потом с их этой самой правотой? «Я же тебя предупреждала, он тебе абсолютно не пара!.. Ох, дочка, погоди, наплачешься еще с ним... Тебе скоро тридцать, так и будешь маяться неприкаянной?..» Ну, вот да, вот не пара! А плакать больше не буду. Хватит.
Печатает «хватит» на машинке. Звонит телефон.
Алло!.. Кто я? Дура я беспросветная, вот кто! Ой... Мам, это я... С голосом что? Простудилась, наверное... Ага. Ничего не делаю. Чай пью... Одна... Ну, правда, правда... Какая разница, господибожемой. Делся. Мама... мама, по-слушай. Не хочешь ли послушать? Ало, мама... (Кладет трубку рядом с те-лефоном, идет в прихожую, достает из сумочки сигареты, закуривает, с наслаждением и не спеша выпуская дым в потолок. Делает несколько балет-ных па, не вынимая сигареты изо рта, раскланивается перед воображаемы-ми зрителями. Вздыхает, тушит сигарету в пепельнице, еще раз вздыхает, опять берет трубку, еще некоторое время молча слушает.) Да, слушаю. Че-го молчу? А что говорить? Ты как всегда права. Полностью. Диагноз оконча-тельный и пересмотру не подлежит... Хорошо, я подумаю. Обещаю... Обе-щаю, говорю!.. Постараюсь. Пока! (Кладет трубку.)
Поговорили... Поговорили.
...Итак, медам и месье, рабочий день Мари, для друзей – Розы окончен. И сидит эта самая Мари в своей тесной, пустой конуре на одиннадцатом этаже и смотрит из окна на огни вечернего Парижа. Где-нибудь за несколько тысяч миль в другой похожей дыре... ну, например, в России, тоже сидит молодая одинокая женщина и смотрит в свое окно. И что же она там видит, медам и месье? Вот в чем вопрос! Что она видит? О чем думает? Может быть, о мок-ром черном асфальте, блестящем под слегка мерцающими фонарями. Или о своем парне, которого она увидела сегодня на улице в обнимочку с другой... А может, о матери? О слепой и жестокой материнской любви? (Передергива-ет плечами.) О, эта любовь... Интересно, а кошка у русской девушки есть? Белая кошка с разными глазами. Карим и голубым. Если у нее есть кошка, девушке повезло. Во всяком случае, есть кому ночью пригреться под боком и промурлыкать что-нибудь ласковое. С кошкой на коленях по вечерам можно читать какой-нибудь сентиментальный роман. Можно готовить одинокий жалкий ужин, а белая бестия будет тереться у ног, интересуясь, не забыла ли хозяйка, что ее компаньонка тоже голодна. С кошкой, в конце концов, легче не вздрагивать от случайного телефонного звонка.
Допечатывает: «...звонка». Звонит телефон.
Алло! Нет, это не Жанна. Жанна здесь не живет... Что значит, «давно»? Она здесь никогда и не жила... Молодой человек... Молодой человек, я не шучу!.. Ночь? Какая ночь? Прошлая фантастическая ночь? Ничего не пони-маю. Послушайте, меня абсолютно не волнует Ваша прошлая фантастическая ночь с какой-то там Жанной. Нет, я, конечно, рада за вас и искренне сочувст-вую, что эта Ваша феерическая, незабываемая, бесподобная, улетная, чумо-вая ночь с Жанной сегодня, похоже, не повторится! Простите, но ничем по-мочь не могу!.. Что значит, почему?.. Потому что я не Жанна!
Бросает трубку. Садится на диван, поджав под себя ноги. Пытается со-образить, как отнестись к звонку.
Вот же... Жанна... Какое вульгарное имя. Небось, родители назвали не больше и не меньше, чем в честь Орлеанской Девы. И этот тоже, суслик сек-суальный... Хорош. «У нас была фантастическая ночь...»
Звонит телефон.
Алло! Нет, это не Жанна! Нет, абсолютно точно, не Жанна. Молодой че-ловек, я ничего не путаю. Все претензии к моей маме, могу дать ее телефон... Как зачем? Позвоните, поинтересуйтесь, почему моя бедная мамочка не на-звала меня Жанной. Может, во время беременности она читала о Марии Стюарт... (Долго слушает.) Знаете, давайте все-таки обменяемся телефона-ми... Какими? Я Вам – телефон моей дорогой маман, а Вы мне – телефон Ва-шего психиатра. Как это зачем? Я ему позвоню и скажу... Скажу, что он аб-солютно паршивый психиатр!.. Как, у Вас нет психиатра? Заведите, срочно заведите! Сдается мне, уже самое время. Всего хорошего!
Кладет трубку.
Вот интересно, кто она, эта самая Жанна? (Начинает печатать.) Какая-нибудь развратная чувственная особа. С ярким макияжем. С вишневым лаком на длинных, острых ногтях. Серьга в пупке. Нет, колечко в губе и маленькая сережка с дешевым камнем в ноздре. Ну, конечно, тату на плече. Куда ж без тату! Какая же ты чувственная и развратная, если у тебя нет самого заваляще-го тату?! (Воображение распаляется.) Еще она пьет абсент, курит травку и... и... и везде слоняется со своим черным ручным кроликом на плече. (Ставит точку. Победно и радостно.) Какая мерзость! Особенно этот ее черный кро-лик с красными глазами. Ненавижу ручных кроликов. И тех, кто носит кроли-ков на плече – тоже. Особа, способная шляться с этой тварью, вполне может умыкнуть чужого мужчину. «Фантастическая ночь»! Еще бы не фантастиче-ская! Просыпаешься на рассвете, а на тебя в упор глядят два красных глаза. Хичкоку не снилось! То ли дело – белая кошка с разными глазами... Один ка-рий, а другой – голубой...
Звонок в дверь. Мари отворяет. На пороге – Жанна. Ее описание нисколь-ко не соответствует образу, выдуманному Мари. Вполне своеобычный «среднестатистический образ».
ЖАННА. Привет!
МАРИ. Привет.
ЖАННА. Мне никто не звонил?
МАРИ. Почему... (Начинает понимать.) Тебя...
ЖАННА. Меня Жанной зовут.
МАРИ. (Осматривает гостью со всех сторон.) Жанна... А где твой кро-лик?
ЖАННА. Какой кролик?
МАРИ. Черный кролик с красными глазами. Может, у тебя еще и тату ни-где нет?
ЖАННА. Тату? Нет. А зачем?
МАРИ. Но как же ты без тату?
ЖАННА. Ну, не знаю... пока обходилась.
МАРИ. Ой, прости, это я от неожиданности чушь всякую несу. Что ж ты на пороге стоишь... Жанна. Проходи.
ЖАННА. Можно?
МАРИ. Можно-можно. Проходи, не стесняйся. Кофе хочешь?
Жанна проходит в комнату, подходит к единственному, распахнутому окну с широким подоконником. Пока Мари возится на кухне, они с Жанной переговариваются чуть громче, чем вполголоса.
ЖАННА. Спасибо. Только покрепче и несладкий. (Осматривается, под-ходит к пишущей машинке, потом к окну.) Знакомый вид!
МАРИ. (Из кухни.) Ты что, жила здесь?
ЖАННА. Почему жила? Я и сейчас здесь живу. Этажом выше, на двена-дцатом. (Смотрит в окно, высовывается наружу, глядя вверх, на свой этаж.) Курить можно?
МАРИ. Пепельница возле дивана.
Жанна с сигаретой и пепельницей устраивается на подоконнике. Впо-следствии она облюбует это место и частенько будет туда забираться.
ЖАННА. Прекрасное зрелище!
МАРИ. (Вносит кофе.) Ну, и что в нем прекрасного?
ЖАННА. Птицы... летают. Слушай, а вдруг люди произошли совсем не от обезьян? А? От кошек? Если бы это кто-нибудь доказал, вот было бы здоро-во!
МАРИ. К сожалению, люди произошли от банальных хомячков. Во всяком случае, мужчины почти все. Или от сусликов. Увы, это уже доказано. Неод-нократно.
ЖАННА. Кем доказано?
МАРИ. Мной. Приговор окончательный. Мелкие, трусливые сущности, Они же всегда на стреме! Как бы чего не вышло. Чуть что – фюить, и в нору. Попрощайтесь с милым сусликом, его вы уже никогда не увидите. Ищите се-бе другого.
ЖАННА. А зачем тебе суслики? Найди настоящего...
МАРИ. ...Мужчину? Не в этом... заповеднике. У нас сей вид не водится. Ну, или просто не попадается на глаза.
ЖАННА. Да... Знаешь, а по твоей теории эволюции, большая часть жен-щин, тоже, произошла от чего-нибудь эдакого... моногамно-плодовитого.
МАРИ. Угу. От волнистых попугайчиков.
ЖАННА. Ну, ты даешь, мисс Дарвин!
МАРИ. Ой, вот воспитание... Меня зовут...
ЖАННА. ...Мари, знаю.
МАРИ. Слушай, все ты знаешь. И адрес, и телефон, и... Чего-то я не дого-няю.
ЖАННА. А кого тут догонять? Все просто и банально. Понимаешь, встре-чалась я с одним...
МАРИ. ...Сусликом.
ЖАННА. (Смеется.) Не-а, с хомячком... Нет, поначалу он вполне правдо-подобно прикидывался мужчиной. Ну... пропорции несколько не те, не Де-лон. Скорее, Депардье приплюснутый. Но... так, ничего себе... поначалу.
МАРИ. А потом...
ЖАННА. А потом, я все меньше оставалась Жанной, все больше –игрушкой для стареющего мальчика. Встречались мы обычно у него дома, ну... поначалу пару раз он сводил меня в дорогущий ресторан. А потом... ну чего зря тратиться, верно ведь? Вот...
МАРИ. Все равно не понимаю, откуда у него мой телефон.
ЖАННА. А... телефон. Мы с ним в кафешке познакомились. Я там офици-анткой работаю. Он в обед туда забегал чего-нибудь перехватить. А потом и по вечерам стал захаживать. Забирал меня, и куда-нибудь заваливались.
МАРИ. Да, слышали, в ресторан, в оперу, на вернисаж...
ЖАННА. Хм... Однажды я заболела. Слегла с ангиной почти на неделю. Вот... А он, бедолажка, испереживался весь, похудел и осунулся, будто это не я, а он в кровати столько провалялся. Увидел, обрадовался. Давай телефон говорит, и адрес, а то еще одной такой разлуки не перенесу. Гордо так, с па-фосом. Ну, че тут поделаешь? Диктую номер, а какой-то чертик на ухо шеп-чет: «Что ж ты делаешь, дура чебурахнутая?!» В общем, последнюю цифру я другую назвала. Насчет адреса вообще как-то замяла тему... На время. А по-том сообразила, что раз номера похожие, то и живем с тобой где-то рядом. Решила извиниться...
Звонит телефон.
МАРИ. Хомячок твой. Ответишь?
Жанна делает большие глаза и энергично машет головой. Мари снимает трубку, пока она разговаривает, Жанна рассматривает листки, валяющиеся у печатной машинки.
МАРИ. Алло! Это опять Вы. Нет, не появлялась. А должна? Послушайте, как Вас мама в детстве называла? Как?! (Беззвучно смеется.) Да нет, ничего, интересно просто. А хомячком не называла? А можно я Вас так буду назы-вать? Ну... «мой незнакомый телефонный хомячок». Вам не нравится? Ну по-чему же? Это же лучше, чем просто дебилом. Представляете, «мой незнако-мый телефонный дебил»! Ой, нет-нет. Знакомиться мы с Вами не будем. У Вас есть Жанна, у меня... ну это Вам и вовсе необязательно знать. Короче, лучше оставайтесь телефонным хомячком. Это звучит... загадочно и роман-тично. Прощайте! (Кладет трубку.)
ЖАННА. А ты злая.
МАРИ. Злая? Что за новости.
ЖАННА. Так нельзя. Он человек. Самый обыкновенный человек.
МАРИ. Как нельзя? Это ты его сейчас защищаешь? Он же тебя покупал. За пару вечеров в кабаке. За какие-нибудь милые безделушки. Были безде-лушки?
ЖАННА. Были безделушки.
МАРИ. (С удовлетворением отстукивает на машинке.) Были!
ЖАННА. Были!! И ресторан был! Только знаешь... все мы кого-нибудь по-купаем. (Отстукивает на машинке.) Все покупают.
МАРИ. Не все.
ЖАННА. Это ты о себе? Покупаешь. Пару минут назад ты пыталась ку-пить меня. Тоже, в общем-то, задешево. За злой телефонный разговор. Ну, ладно.
Долгая пауза. Обеим неловко.
МАРИ. (Ищет тему для разговора.) Представляешь, мамочка его называ-ла «мой пухленький Утя».
ЖАННА. Как?! Утя? Во, повезло!
МАРИ. Ну чего сразу «повезло»? Всех нас в детстве дразнили как-нибудь.
ЖАННА. Да не ему, мне повезло. Представляешь, целых две недели спала с Утей. Во как! Когда еще такое случится... Кстати, а тебя как дразнили в детстве?
МАРИ. В детстве – Розочкой. Да и теперь... Приклеилось как-то...
ЖАННА. Уважаю! Это даже не кличка...
МАРИ. Скорее прозвище. Все детство я провела в пышных розовых юбоч-ках с рюшечками-оборочками. Может, поэтому... Зато теперь ношу только джинсы и свитера.
ЖАННА. Хочешь, угадаю? Ты была единственным ребенком. В счастли-вой обеспеченной семье.
МАРИ. Нетрудно догадаться. (С иронией.) В счастливой... Счастья было – завались.. Групповая фотка в семейный журнал. Дохрена было счастья. Так много, что моя дорогая мамочка просто не знала, с кем еще поделиться. А особенно она любила делиться счастьем с молоденькими парнями... Может, отец оттого так рано и умер. Абсолютно счастливым.
ЖАННА. Все покупают...
МАРИ. Моя маман не покупала! Это они покупали ее за свою любовь! Любовь...
ЖАННА. (Иронически.) Конечно-конечно. (Задумчиво.) Странное слово – любовь... Кажись, я поняла. Ты ведь – жертва.
МАРИ. В смысле?
ЖАННА. (Утвердительно.) Жертва. Потенциальная рабыня. (Пишет на машинке.) Жер-тва. Точка. (К Мари.) Без всякого смысла. В этом и беда.
МАРИ. Тебе не кажется странным?
ЖАННА. Что именно?
МАРИ. Мы знакомы минут пятнадцать. А ты делаешь такие глубокие вы-воды. Просто выносишь приговор. Ты психоаналитик со стажем? Или, может, экстрасенс?
ЖАННА. А, это... Вот именно это мне странным и не кажется. Послушай, не надо быть психоаналитиком. Достаточно лет с пятнадцати окунуться в эту замечательную, бурную, сверкающую, шокирующую жизнь... Мать ее за но-гу. (Подходит к окну.) Посмотри...
МАРИ. (Смотрит в окно.) Ну? Что?
ЖАННА. Блин, да ты же пытаешься стать писателем! Да? Мечтаешь, не-бось, о гениальной книжке, от которой весь мир свихнется, усыплет тебя лав-ровыми листьями, перцем и кари и вознесет тебя туда, поближе к тем вот ми-лым облакам! Так ведь? Так какого же... ты размышляешь об этих самых об-лаках? Ты думаешь, миру это интересно?
МАРИ. Ну-ну. И что же интересно миру?
ЖАННА. (Внезапно остывая.) Не знаю. Мне интересно, бывают ли у ко-шек крылья. Почему у птиц крылья есть, а у кошек – нету.
МАРИ. Прекрасно. Вот и напиши трактат «Почему у кошек нет крыльев. Очерки о мировой несправедливости».
ЖАННА. Что ты знаешь о мировой несправедливости... Слушай, давай напьемся? А? Ты когда-нибудь напивалась вдрызг?
МАРИ. (Неуверенно.) Напивалась...
ЖАННА. ...Но не вдрызг! Это тебе не просто головка бо-бо по утрам! То есть, и похмелье, конечно, тоже... Но это не главное!
МАРИ. Что главное?
ЖАННА. Главное – когда отказывают ноги и вырастают крылья! Ладно, прости, действительно глупо... У тебя есть кто-нибудь?
МАРИ. Кто-нибудь? Мужчина, в смысле?
ЖАННА. Ну да, мужчина. Суслик, хомячок – кто-нибудь?
МАРИ. Был. До сегодняшнего утра.
ЖАННА. И что произошло сегодня утром?
МАРИ. Ну, оказалось, что он был не только у меня. Не привыкла делиться. Тем более с незнакомыми людьми.
ЖАННА. Я же говорю – жертва. Тебе нужен хозяин. Властелин! Но такой, чтобы он был только у тебя.
МАРИ. Какая-то странная логика.
ЖАННА. Ничего странного, мисс Дарвин! Ничего странного. Бьюсь о за-клад, что твой повелитель до сих пор не подозревает, что рабыня сбежала. И ты тоже не торопишь события. Не звонишь. Не придешь к нему и не выло-жишь все начисто. Дождешься, пока он сам объявится. И уж тогда... Обману-тая, бедная Мари молча укажет дрожащим пальчиком ему на дверь. А потом уткнется своей симпатичной мордашкой в пуховую подушку и проревет всю ночь. На следующее утро придет на работу с двумя клубничками вместо глаз и будет шморгать распухшим носиком, нарываясь на сочувствие. Да что го-ворить, на твоем месте, я для начала разыскала бы эту... (Следующее слово с пафосом.) ...Разлучницу! Макияж-то я ей точно обновила бы! Еще и зрение постаралась бы подлечить...
МАРИ. Глаза повыцарапывала бы, что ли?
ЖАННА. Ой, а что это у нас за ирония? И по-вы-ца-ра-пы-ва-ла бы, если б достала!
МАРИ. Знаешь, ведь эта, другая... Она не причем.
ЖАННА. Да? Ну... наверное, не причем. А это что-то меняет?
МАРИ. Это все меняет.
ЖАННА. Да ничего это не меняет! И знаешь, почему? Потому что ты – жертва, а я – нет.
МАРИ. Заладила. Жертва, жертва.
ЖАННА. Жертва, жертва, жертва! Жертва! Твоя мамочка была жертвой, и ты пошла по той же тропинке. Тебе же никто другую не показал!
МАРИ. Это ты мне ее сейчас показываешь?
ЖАННА. Показываю. Знаешь, у меня в детстве было мало времени для сантиментов. Еще два братишки и сестренка. А я – старшая. Вот так. И когда им было плохо, я дралась.
МАРИ. С кем дралась?
ЖАННА. Со всеми! С папочкой-алкашем и мамулей-проституткой. Вот уж кого жертвой не назовешь! Со всеми! С отморозками из местной банды, с консьержкой и ее хахалем, с училкой французского, с жандармами... С Гос-подом Богом. Дралась, понимаешь? А потом разбиралась, кому это было нужно, и нужно ли было вообще.
МАРИ. (Дотрагивается до плеча Жанны. Та чуть вздрагивает.) Ты... ты  только со мной не дерись, ладно?
ЖАННА. Эк меня разобрало. Прости.
Пауза.
МАРИ. А тебя как дразнили в детстве?
ЖАННА. Устрицей.
МАРИ. Устрицей? По-моему, совсем непохоже.
ЖАННА. Когда я была совсем маленькой, пищала, если до меня дотраги-вались. Тоненько и противно.
МАРИ. А теперь?
ЖАННА. Что – теперь?
МАРИ. Пищишь?
ЖАННА. Ору! Вот так: А-а-а-а-а-а-а-а!!!!!
МАРИ. (Улыбается.) Вот так устрица. Представляешь, приносят тебе в ресторане устрицу, ты трогаешь ее вилкой, а она...
ЖАННА. А-А-А-А-А-А-А-А!!!!!!
Хохочут.
МАРИ. Туго тебе пришлось?
ЖАННА. В смысле – по жизни? Ничего, не жалуюсь. Хотя... могло быть и полегче... Да, ладно. Так наотрез отказываешься напиться вдрызг?
МАРИ. Наотрез!
ЖАННА. Ну, хоть бутылка вина в этом логове найдется? А то, давай, при-несу. У меня деньги есть.
МАРИ. Не надо никуда идти. Подожди немного.
Мари уходит на кухню. Жанна сгребает напечатанные листки, забира-ется с ногами на подоконник, так что штора не закрывает лишь ее ступни от зрителей,  и читает. Входит Мари с бутылкой вина и бокалами.
МАРИ. Жанна. Жанна! (Бросается к окну, отдергивает штору.) Жанна! Ты что молчишь? Я испугалась.
ЖАННА. (Спрыгивает с подоконника.) Спокойно! Всем по местам стоять. Экипаж в полном составе!
МАРИ. Ну, нельзя же так.
ЖАННА. Ты заметила, что у меня тоже разные глаза? Вот, посмотри, по-смотри! Один зеленый, а другой серый.
МАРИ. (Достаточно долго, молча, изучает глаза Жанны.) Разные.
ЖАННА. Слушай, когда у тебя появится кошка, назови ее Жанной. В па-мять обо мне.
МАРИ. Почему в память?
ЖАННА. Ну, ладно, ладно, в честь меня. Так правильно?
МАРИ. Так – правильно.
ЖАННА. Назовешь?
МАРИ. Не знаю. Эта самая кошка, она ведь давно уже живет здесь... Ну, пока... вот так живет. (Нервничает.) Не знаю, как объяснить!
ЖАННА. Да не надо ничего объяснять. Все понятно. Пушинка?
МАРИ. (Со вздохом.) Пушинка.
ЖАННА. (Берет бокал.) Ну, тогда – за здоровье Пушинки и ее хозяйки! Пу!!
МАРИ. Пу!!
Чокаются.
МАРИ. Ты не обиделась?
ЖАННА. Вот еще! Ты – классная! Вот только – жертва.
МАРИ. Опять двадцать пять!
Звонок в дверь.
ЖАННА. Твой милый.
МАРИ. Издеваешься, да?
ЖАННА. Сейчас ты откроешь дверь, а за ней – букетик фиалок и честная, влюбленная физиономия. Иди, открывай, жертва.
Опять звонят, долго и нетерпеливо.
МАРИ. Не пойду.
ЖАННА. Надо!
МАРИ. Не пойду!!!
ЖАННА. Ладно, сама.
Жанна идет в прихожую, открывает дверь. Слышен звук громкой поще-чины. Дверь закрывается. Возвращается с букетиком фиалок, отдает их Мари.
ЖАННА. Вот...
Пауза. Мари вертит в руках букетик, не зная, что с ним делать. Звонок в дверь.
ЖАННА. Откроешь? (Делает движение к двери.) Ладно, сама.
МАРИ. Погоди.
Мари идет в прихожую, открывает дверь. Еще одна звонкая пощечина. Возвращается без фиалок. Подходит к Жанне и ей отвешивает пощечину. Мгновенно получает от Жанны ответную. Опускается на пол и закрывает лицо руками. Сидит неподвижно.
МАРИ. Ненавижу!
ЖАННА. Кого, можно узнать?
МАРИ. Его. Тебя. Твоего телефонного хомячка. Всех. Ненавижу.
ЖАННА. (Гладит Мари по плечу.) Я же говорила: ты – злая. Злая малень-кая рабыня. Не плачь.
МАРИ. Не плачу.
ЖАННА. Да не реви ты! Все будет хорошо. (Садится рядом, продолжая поглаживать по плечу.) Выпей вина.
Мари отрицательно машет головой.
ЖАННА. Тогда я принесу тебе воды. Сейчас. (Уходит на кухню.)
Звонит телефон. Мари снимает трубку.
МАРИ. (Устало и разочарованно.) А... это Вы, телефонный хомячок. Да... вот видите, Вы уже узнаете меня по голосу... Жанна? (После некоторых раз-думий.) Здесь Ваша Жанна, жива и здорова. Хотите видеть? Приезжайте и увидите. Будет Вам счастье... Адрес... Знаете? По телефону? Но... А, друг в полиции... Да Вы опасный человек!
Во время разговора Жанна входит в комнату. Мари, разговаривая по те-лефону, ее не замечает. Жанна возвращается и входит опять, когда разго-вор закончен.
МАРИ. Простите? Мы действительно не были знакомы. Познакомились полчаса назад. Пока! (Кладет трубку.)
ЖАННА. (Подает стакан с водой.) Кто-то звонил?
МАРИ. Так... один знакомый. Еще одна несчастная любовь.
ЖАННА. Любовь... любовь. (Наливает себе вино. Чокается с невидимым собеседником.) За любовь, милый! Ты жаждешь любви? Ты проснулся для любви?! Спи, котик, спи. Будет тебе любовь.
Мари с легким испугом наблюдает за Жанной.
ЖАННА. (Опомнившись.) Да не смотри ты такими страшными глазами! Ты что, никогда с собой не разговариваешь?
МАРИ. Прилюдно еще не приходилось.
ЖАННА. А кого стесняться? Здесь все свои. Ты, я... Пушинка. Твоя белая кошка с разными глазами... Даже пухленький Утя подсматривает из-за што-ры. Утя, не подсматривай! Это просто неприлично! А кто это в кухне прикла-дывает лед к щеке? А, Мари? Кто это?
...Теперь, дамы и господа, попрошу вас взглянуть на стену у меня за спи-ной. Что мы видим? Портрет счастливых, улыбающихся родителей Розочки, пардон, Мари. Но если мы с вами приглядимся повнимательней, то на их слегка напряженных лицах мы заметим тень тревоги за будущее их славной малютки. Кем она станет в этой непростой жизни? Какие невзгоды ожидают их сладкое чадо? А, господа? Вот в чем вопрос, просто таки выгравирован-ный на их лицах. Будет ли Мари любить, и будет ли любима? Не придется ли ей слишком часто хлестать по щекам ее неверных любовников? А подруги... Вы знаете, господа, знакомства нынче надо заводить с опаской. Если, конеч-но, знакомства не заводят вас сами. Как это и случилось в... две тысячи ка-ком-то там году с Мари, в квартире-музее которой нам с вами выпала честь находится. О, мадам, Вы хотели бы узнать поподробней об этой душещипа-тельной истории? Об этом кошмаре, внезапно обрушившемся на нашу герои-ню? Ну что ж, мадам, будьте мужественны! Однажды, теплым сентябрьским вечером в квартире Мари раздался телефонный звонок. Ничто не предвещало беды. Незнакомый мужчина, судя по одышке – полноватый и немолодой, а по манере разговора – еще и весьма недалекий, интересовался некоей Жан-ной... Дальше, господа, опустим подробный пересказ их разговора. Это не очень интересно. Интересно другое. В тот же вечер, не успела телефонная трубка окончательно растерять тепло губ Мари, в этой самой квартире появи-лась... Ни за что не угадаете! О, месье так проницателен! Комиссар Мегрэ – Ваш родственник? Да! Здесь появилась Жанна. Да, мадам, та самая. Молодая, вульгарная особа, выпавшая из родительского гнезда в весьма нежном воз-расте, хлебнувшая в этой жизни немало всякого... по большей части, дерьма. О, пардон, пардон, мадам! Конечно, это ее не оправдывает. Ни ее самое, ни ее весьма легкомысленные поступки. Да, резоны у нее были. Этот самый... пухленький Утя, на поверку оказался обыкновенным вампирчиком и домаш-ним тираном. Но! Господа присяжные, разве так поступает взрослая ответст-венная девушка? Вместо того чтобы сказать Уте что-нибудь вроде: «Прощай, милый, наша встреча оказалась роковой ошибкой», она... дает ему свой теле-фон, изменив, правда в последний момент одну цифру! И потом приходит к хозяйке этой цифры в гости, якобы просить прощения!
... Но мы забыли от главном герое нашей беседы. Мари! Мари – вот наша тема, а не какая-то там потаскушка из придорожной забегаловки...
МАРИ. Хватит!
ЖАННА. «Хватит! – однажды воскликнула Мари. – Хватит раболепство-вать! Прощайте, суслики и хомячки, здравствуй, новая, свободная,  пьянящая жизнь! С этого момента никто не посмеет меня предать. Теперь – моя оче-редь!..»
МАРИ. (Кричит.) Хватит юродствовать! Послушай, кем ты себя вообра-жаешь? Что вообще происходит? А? Ну, посмотри, посмотри на меня! Что я тебе такого сделала? Может быть, на прошлое Рождество я кинула в твое ок-но камнем? Нет? Ну, наверное, я отбила у тебя жениха? Тоже нет?! Тогда что? Что?! По какому праву ты явилась сюда и смеешь меня наставлять на путь истинный? Ты кто? Нет, ты посмотри, посмотри на меня! Кто ты? Новый Мессия? Бодхисаттва в драной джинсне? Кто ты? Что тебе от меня надо?
ЖАННА. (Помолчав.) Ничего мне от тебя не надо. Успокойся. Я не Мес-сия. Я – никто. Никто. Устрица, которая пищит, когда ее трогают.
МАРИ. Устрица... Пойду в душ. Прости, все – нервы. Нервы. Я недолго. Прости.
Уходит в душ. Слышно, как включается вода. Жанна бродит по комнате, разглядывает безделушки, фотографии на стенах, подходит к раскрытому окну, смотрит вниз, на улицу, подходит к пишущей машинке. Рассеянно пе-ребирает валяющиеся в беспорядке листки, вставляет чистый лист в ма-шинку, что-то недолго печатает. Вынимает листок из машинки, закурива-ет, с пепельницей и листком усаживается на подоконник, почти полностью спрятавшись за шторой. Зритель видит только носы кроссовок, струйку дыма, вырывающуюся из-за шторы.
Звонят в дверь.
МАРИ. (Кричит из ванной.) Жанна, открой, пожалуйста! Слышишь, Жан-на?
В дверь продолжают звонить. Жанна сидит на подоконнике.
МАРИ. Тебе трудно, да?! Открой, пожалуйста!
Наконец звонить перестают. Проходит еще немного времени и из ванной выходит Мари. Халатик; волосы укутаны полотенцем, на ногах тапочки без задников. Открывает входную дверь и почти сразу ее захлопывает.
МАРИ. Никого. Не дождался. (Проходит в комнату.) Жанна!
Никакого ответа. Мари пожимает плечами. Садится на диван, некото-рое время сидит неподвижно, блаженствуя после душа. Замечает сумочку Жанны, лежащую около дивана.
Жанна? Жанна?! Жанна!!!
Бросается в прихожую, убеждается, что куртка гостьи на вешалке. За-глядывает в кухню, во все уголки, где по ее мнению может спрятаться Жан-на.
(Бормочет.) Жанна! Ну, хватит уже, пошутили и хватит. Не пугай меня. Не пугай, пожалуйста. Ну, где ты? Я сдаюсь, ты выиграла, выходи.
Оглядывается в растерянности, ищет, где еще может скрываться Жан-на. Подходит к шторе, отдергивает ее. Подоконник пуст. На нем лежит лишь лист бумаги, придавленный пепельницей.
(Читает.) Почему у кошек вырастают крылья. Трактат. Крылья выраста-ют у кошек по двум взаимоисключающим причинам: от любви и от преда-тельства. Когда это происходит одновременно, случается чудо. Подпись. Жанна (Устрица).
Мари опускается на пол, скомкав листок в руке. Очень долго сидит, ока-менев. Потом начинает раскачиваться из стороны в сторону, взгляд все время направлен в одну точку. Потом, также покачиваясь, начинает изда-вать один тонкий протяжный звук, нечто среднее между воем и писком. Продолжая скулить, подходит к распахнутому окну, но так и не находит сил посмотреть вниз, хотя очень этого хочет. Кто-то скребется в дверь. Мари не сразу слышит это, услышав, бежит в прихожую.
Жанна! Жанна!
Открывает входную дверь Мы не видим, кто стоит за дверью – только спина Мари. Сидит на корточках. Говорит сквозь слезы.
Господи... Ты... Ты – Пушинка? Пушинка, иди сюда! Кис-кис. Ну, что же ты, Пушинка? (Пауза.) Жанна, Жанна, маленькая моя, иди ко мне. Кис-кис-кис...
Затемнение. После достаточно большой паузы, когда зрители сообра-зят, что это – финал, но еще не начнут аплодировать, в темноте раздает-ся телефонный звонок, включается свет. Мари стоит с блюдцем в одной ру-ке и пакетом молока в другой. Не спеша, снимает трубку.
МАРИ. Алло! (Раздраженно.) Какие водосточные трубы? Девушка, я не ремонтирую водосточные трубы! Обратитесь... Вам было трудно спускаться? (Пауза.) Жанна? Жанна! Жанна!!! Что? Магазин? Какой магазин? Напиться? Да, хочу! Конечно, вдрызг! В самый что ни на есть! Только, пожалуйста, при-ходи скорее!

Конец.

окт.-ноя. 2004