Где твоё начало. ч. 2, гл. 6

Глава шестая
В кабинете начальника отдела, куда пригласили специалистов из лаборатории Зажогина, кон-структоров, представителей смежных отделов, тесно. Гришин собрал совещание по предстоящей но-вой разработке — разъяснить и поставить перед коллективом задачу, мобилизовать людей на интен-сивную и качественную работу. Когда он заметил среди пришедших и Симчина, в его глазах про-мелькнуло сомнение — не рано ли вводить молодого специалиста в среду ведущих.
Закончив регулятор термостата, Владимир некоторое время помогал Шошину, выполняя под-собную работу писаря всяких документов, что помогло освоить некоторые полезные канцелярские премудрости. И вот сейчас Николай Степанович решил подключить его к более серьезной и длитель-ной работе, для чего и пригласил на это совещание.
— Я собрал вас для того, чтоб довести до сведения — некоторые принимали участие в подгото-вительной работе и знают, — решение партии и правительства о модернизации в предстоящей пяти-летке Тайсинского машиностроительного завода и вытекающие из него задачи нашего института в целом и отдела, в частности, — неторопливо начал Гришин, когда все уселись и притихли.
Владимир сидел в углу, втиснувшись между сейфом и книжным шкафом. Впервые принимая участие в подобном мероприятии, он старался внимательно слушать начатое столь длинным вступле-нием сообщение начальника. Начиналось большое дело государственных масштабов, о которых пи-шут в газетах, дают сводки по радио, показывают по телевидению, а со временем, возможно, упомя-нут и в истории индустриального развития страны. Небольшой завод с маленьким поселком в глуши по плану модернизации должен был превратиться в оборудованный по последнему слову техники гигант промышленности. В него вольётся огромный поток электрической энергии, которой богата Сибирь, что удесятерит силы людей, пока ещё немногочисленных в тех отдаленных краях, а упра-виться поможет автоматика. И отныне он, Владимир Симчин, лично причастен к тому, что с пафо-сом называют свершениями пятилеток.
— Непосредственно нашей задачей во всем комплексе работ является обеспечение автоматиче-скими измерительными средствами систем контроля и управления технологическими процессами. Безусловно, надо использовать хорошо проявившие себя серийные приборы, но не обойдется без соз-дания серии новых, вписывающихся в общую концепцию...
Владимир старался вникнуть в существо дела, но время от времени невольно отвлекался, вспо-миная вчерашнее. Образ Нины вновь и вновь представал перед ним, затмевая всё остальное. Сейчас он решил, что зря ушел от неё, не сказав ничего. Впрочем, всё же лучше, что он промолчал. Зачем и о чём они могут говорить? Ругаться? Только этого недоставало!
Гришин говорил долго, приводил цифры, ссылался на расчёты, обоснования. Многое из того было непонятно Владимиру, к тому же, возможно, что часть из сказанного он прослушал, думая по-рой совсем о другом. Ко всему ужасное самочувствие после бессонной ночи и переживаний. Сдавило виски, звенело в ушах и окружающее проступало как из тумана, и голоса слышались как будто отку-да–то сверху.
— А не проще ли списать этот заводишко вместе со всем своим хламом, да на новом месте строить всё заново? — задал вопрос Сырцов, старый специалист, уже побывавший в Тайсинске в составе подготовительной комиссии. — А то ведь не завод, а одно название. Артель!
— Вот и надо было сказать это в комиссии! — живо откликнулся кто–то.
— Ну, там не очень слушали! — ответил, не поворачиваясь, Сырцов. — Все уже было предрешено заранее.
— Товарищи! — прервал возникающий спор Гришин, слегка постучав по столу карандашом. — Давно уже признана большая экономическая эффективность модернизации в сравнении с ново-стройками, которыми долго увлекались. С другой стороны, нам не нужны мелкие предприятия, не способные в полной мере использовать современное дорогостоящее и производительное оборудова-ние. Ко всему, там мы имеем костяк трудового коллектива, устоявшиеся хозяйственные связи. Эти факторы, а также и другие благоприятные условия, имеющиеся в Тайсинске, оказались определяю-щими при принятии столь важного решения.
— И секретарь обкома у них пробивной! — добавил Сырцов, заставив такой неофициальной информацией, бросающей тень на величие поставленной задачи, нахмуриться Гришина.
Владимир думал о том, что Нина сейчас находилась далеко отсюда и оставалась такой, как есть. И это её устраивало. Она отвергла его убеждения в необходимости самосовершенствования, проявила безразличие к нему самому, мечется от одного к другому, ищет неуловимый и неведомый призрак. Мучительно было сознавать это!
— Так что, товарищи, задача перед нами стоит сложная и ответственная, но, вместе с тем, и интересная, — продолжал начальник отдела. — Успешно справиться с ней мы сможем, если будем трудиться с полной отдачей. Это все мы должны усвоить четко и ясно!
Гришин закончил и ожидал вопросов.
— А будет ли какое–то дополнительное стимулирование за срочность и важность работ? — спросил, не поднимаясь Шошин. — Это ведь... немаловажно!
— А за что мы зарплату получаем? — спросил в ответ Гришин.
— Так ведь...
— Вот за эту работу и будем получать зарплату! — жестко добавил Гришин. — А не за то, что приходим на работу и неизвестно чем занимаемся в рабочее время! Я имею в виду не Вас лично, Лев Борисович.
— Задачи ясны! — прервал наступившее молчание Зажогин. — Но нам бы со старыми делами разделаться, прежде чем за новые браться. Кадров нехватка!
— Вам–то чего жаловаться! — повернулся к Николаю Степановичу и заговорил излишне гром-ко для маленького помещения руководитель конструкторов Яценко, совершенно лысый мужчина лет сорока. — А вот нам что делать? Руководство явно переоценивает наши возможности! В прошлом году у меня четверо ушло в другие службы, сейчас ещё трое с заявлениями ходят. Дураков нет! Никто не хочет нынче работать конструктором. Не спать и вынашивать по ночам идеи? Нести ответствен-ность за то, что сделал? Много знать? Кому всё это нужно, если за те же деньги можно где–то в пла-новом отделе, или ещё в другом теплом месте крепко спать и в перерывах указывать кому и что де-лать. Скоро в конструкторах останутся одни женщины, и то только потому, что никто никуда их не берёт!
— Ах, вы ещё и против женщин! — наигранно патетически воскликнул кто–то.
— Упаси бог! Только "за"! — скрестил на груди руки Яценко и испуганно оглянулся — нет ли женщин среди присутствующих; таковых не было. — Но, извините, — продолжил он, — чтоб быть толковым конструктором, надо с детства хотя бы отвертку в руках держать. В этом я совершенно уве-рен!
— Тише, товарищи! — остановил дискуссию Гришин. — Вопрос о кадрах совершенно ясен и перед руководством мы его всегда ставим. Вот один специалист, — он кивнул на Симчина, — уже поступил, ожидаем других. Но на большее рассчитывать не можем. Положение с рабочей силой в стране вы знаете. Везде висят объявления — требуются люди. Поэтому численность сотрудников исследовательских и проектных институтов временно заморожена.
— Развитие науки и техники решили заморозить?
— Скорее, напротив! — спокойно возразил Гришин. — Экстенсивный путь развития — прой-денный этап. Надо более эффективно использовать имеющиеся кадры. В частности, с помощью сис-темы автоматического проектирования, которая сейчас у нас внедряется, и, в первую очередь, будет работать на конструкторов, им в помощь.
— Так когда ещё введут её в строй!
— Первая очередь запланирована на второй квартал.
— Так, вроде бы, должна была быть к концу прошлого года?
— План скорректировали!
— Товарищи! — повысил голос Гришин. — Вопросы по существу есть?
Заседали уже около двух часов, устали и от дальнейших вопросов воздержались. Владимиру было особенно утомительно и трудно в душном кабинете.
— Тогда все! — объявил Гришин. — Начальников прошу еще задержаться.
Все разом поднялись, задвигали стульями, заговорили и стали неторопливо расходиться, оста-вив руководителей для решения ещё чего-то.
— Что с тобой сегодня? — озабоченно спросил Владимира Зажогин, обратив внимание на его рассеянность и помятый вид. — Уж не заболел ли?
— Все в порядке! — сдержанно ответил тот, скрывая свои проблемы, и про себя подумал: “К чертовой матери эти сентенции! Давно пора забыть, а я всё только о ней и думаю... Зачем вернулся к ней Андрей? После такого? Неужели не понимает, что любить она его никогда не будет? Впрочем, почему все должно определяться любовью! Просто ей удобно с ним, потому что он воспринимает её такой, как она есть. Ничего не требует, всё прощает. Странный, однако, мужчина!"
Но не всё ли равно ему, постороннему теперь человеку, что у них там сейчас и что будет? Это их проблемы, а у него — свои. И связаны не с переживаниями, которые, безусловно, пройдут, а с тем, что в связи с этой романтической историей он здорово опустился и поглупел. " Каждый день, в кото-рый вы не пополнили своего образования хотя бы маленьким, но новым для вас куском знания... счи-тайте бесплодно и безвозвратно для себя погибшим" – вспомнил он. Если исходить из этого высказы-вания Станиславского, то он угробил немало своих дней. Ему скоро двадцать три года, а ведь ниче-го существенного не только не сделано, но пока и не предвидится! В таком возрасте математик Лоба-чевский уже был профессором. Хирург Пирогов стал доктором наук в двадцать два. Физик Флеров в двадцать семь был избран академиком... А что он, Владимир Симчин, представляет собой в двадцать три, если взглянуть со стороны? Начинающий инженер, не способный даже сформулировать науч-ную или техническую задачу, за которую можно было бы взяться для продвижения на выбранной стезе! Незаметно, за другими увлечениями, банальными приключениями, растрачивая психические силы и время, безвольно дрейфуя с течением обстоятельств, обрастая паутиной бытовых забот, он постепенно превращается в зауряднейшую посредственность! И если он не хочет окончательно стать таковым, надо незамедлительно принимать меры.
Так думал Владимир, возвращаясь с работы в общежитие. Несмотря на бессонную предшест-вующую ночь, спать сейчас не хотелось. Жажда познания окружающего мира, как–то внезапно явившаяся в отрочестве, озарившая многообразием увлечений юность, вновь вспыхнула в нем сейчас. Он взял лист бумаги и принялся лихорадочно планировать свою дальнейшую жизнь.
Чем он располагает по времени? Недельный фонд его составляет сто шестьдесят восемь часов, из которых треть уходит на сон. Многовато, конечно! На работу в институте приходится сорок один час; к сожалению, в ней много рутины, творчество ограниченно рамками плана, как и познание. Сле-довательно, удовлетворить свою потребность в развитии можно только в свободное время общей про-должительностью в... семьдесят один час.
Владимир вскочил. Время кажется нам бесконечным, пока не переведёшь его в цифры! Он сно-ва сел за расчет.
Много или мало того времени? Если ничего не делать, как некоторые, то уйма. Бывают даже такие, что скучают. А если четыре тренировки в неделю, то четыре вечера из семи — долой. Неиз-бежные затраты на личную гигиену, завтраки, обеды и ужины, передвижение и прочую мелочь — ещё половина времени прочь. Остается очень и очень мало! Ведь помимо специальной научной и технической литературы, иностранного языка следовало бы уделить должное политике и беллетри-стике, искусству. Чтоб быть по–настоящему культурным, всесторонне развитым человеком, надо по-стичь и гуманитарные науки, вместив все это в голове наряду с массой специальных знаний. Как тут не позавидовать гуманитариям — последнее им ни к чему.
 Но, как известно, знать всё — значит не знать ничего...
Владимир поднялся и, озадаченный, снова заходил по комнате. Что делать в таком цейтноте? Отказываться от чего–либо жаль. А вот если читать в трамвае, очередях, если ложиться спать хотя бы на полчаса позднее или раз в неделю вообще не спать, то получится неплохая прибавка времени. Действительно, почему бы и нет? Академик Глушков приучил себя работать по восемнадцать часов в сутки; будучи студентом, он однажды за десять дней сдал двадцать пять экзаменов.
— Ты дома? — толчком открыв дверь, вошёл Юрий. — Как–то даже непривычно — прихо-дишь, и кто–то здесь есть.
Он повернулся к встроенному шкафу, сильно качнулся вместе с открываемой дверцей; стало ясно, что он где–то слегка поднабрался. Даже сел на кровать и свесил голову. Похоже, сил его хвати-ло для того, чтоб добраться домой, но сейчас он стал быстро сдавать. Владимир подошел помочь ему раздеться.
— Ох! Похоже мы, того... Стой! У меня ещё бутылка в кармане есть! — встал он, покачиваясь, и полез в боковой карман расстегнутого пиджака. — Точно! — Качаясь, он подошел к столу и поста-вил бутылку так, что едва не разбил. — Вовка, сегодня мы пьем! Точно!
— В честь чего же? — спросил Владимир, снимая с него пальто и шапку.
— Что вместе! — упрямо качнул головой Юрий. — Снова собрались вместе!
— Может, оставим на завтра? — попробовал уклониться Владимир. — Тем более, что Слава ещё не пришёл.
— Нет! — с пьяным упрямством возразил Юрий, пытаясь открыть бутылку. — Сейчас! А он скоро придет! Знаю! Куда денется...
Открыв вино, расплескивая, наполнил стаканы:
— Давай, Вовка! За тебя! — И медленно, преодолевая отвращение организма, выпил, опорож-нив свой стакан. — Фу!
Владимир подержал свой стакан и, видя, что Юрий его не контролирует, отставил в сторону. Может, и стоило выпить для расслабления, но сейчас это ему было ни к чему. Юра ещё что–то хотел сказать, но не получилось, и он откинулся к стенке. Владимир раздел его и уложил под одеяло.
После чего лёг и сам. И снова не мог уснуть в эту ночь.

;

Слава Багонский обычно прямо с работы отправлялся на занятия в вечерний институт, где учился на третьем курсе, и в общежитии появлялся лишь после одиннадцати часов вечера, притих-ший и поникший от усталости. В свободные от учёбы дни он приходил пораньше, ложился, не разде-ваясь, на неразвернутую постель и брался за иллюстрированные журналы; до сессии было ещё дале-ко. Крючковатый нос его торчал над страницами, заслонявшими нижнюю часть лица, и в какой–то момент во рту появлялась сигарета. Однако он не спешил выходить с ней и, если удавалось, как сей-час, незаметно прикурить, то можно было ещё полежать, глотая дым. Уловив неприятный запах, Юрий и Владимир спохватывались и силой выставляли курильщика в коридор, что проделали и сей-час.
— Ну и народ! — стоя за дверью, апеллировал Слава к проходящим мимо. — Покурить не дают. Сменить надо комнату!
Он глубоко затянулся, присел и пустил дым в комнату через замочную скважину, после чего быстро побежал за угол.
Повозившись с журналами и перекурив, Слава, как всегда в такие дни, принялся тщательно бриться трескучей электробритвой, глядясь в маленькое круглое зеркальце. Затем надел белую ру-башку с неизменным полосатым галстуком, натянул серый пуловер, тщательно расчесал жидкие светлые волосы, оросил порозовевшее лицо и шею изрядной порцией дешёвого одеколона. Отправля-ясь на свидание, бросил друзьям на прощание:
— Салют!
В дни встреч с некой Миланой он возвращался в общежитие совсем поздно.
При таком режиме утренний подъем Славы — он отправлялся на работу в цех значительно раньше товарищей по комнате — всегда проходил в тяжких мучениях и борьбе со сном. И сегодня упорно звенел будильник, пока не вышел завод пружины, а Слава, как всегда, ещё не шевелился, буд-то ничего не слышал. Однако в мозгу его что–то отложилось и отсчитало крохи оставшегося времени, выбрав которое, он с тяжёлым вздохом повернулся на другой бок, полежав ещё тихо, одолеваемый сном, и лишь затем, ворча и чертыхаясь, сел, качаясь, на край кровати, в темноте нашарил брюки, брошенные на спинку стула, и обувь.
Глаза закрывались, да и незачем было смотреть, в темноте мало что видно. Он оделся, затолкал ноги в расстёгнутые сапоги, сунул в рот сигарету и пошёл умываться. Делал он всё довольно шумно — сопел, двигал стулом так, что слышно было, наверно, и на нижнем этаже, хлопал дверью, ничуть не заботясь о спокойствии спящих соседей и своих друзей, полагая, что ничем не помешает им бес-пробудно дрыхнуть в столь ранний час. Покурив и умывшись, он вернулся и надел пиджак, сгрёб с тумбочки и рассовал по карманам всякую мелочь, нахлобучив шапку, набросил шарф, накинул ку-цую шубку и вышел, на ходу поправляя одежду.
Удалившаяся в укромное место дежурная, тетя Клава, ещё спала, что с ней бывало почти всегда в ранний час, поэтому Слава сам открыл входную дверь общежития, сняв увесистую задвижку, и оказался на улице. Ветер и холод заставили его поднять воротник, съежиться и уткнуться носом в пушистый шарф. Согнувшись и отворачиваясь от ветра, он поспешно засеменил к трамвайной оста-новке, срезая углы.
На остановке было пусто; по–видимому, трамвай только что ушёл и придётся ждать следующе-го. Странно только, что вообще не было заметно какого–либо движения. Прячась от пронизывающего ветра, Слава стал спиной к рекламному щиту, ещё закурил. И тут только обратил внимание, что ули-ца необычно темна и пустынна, даже для самого раннего утра, и в домах окна нигде почти и не све-тились. Что такое? Он поднял и оголил руку поверх запястья, повернул к свету от фонаря часы, долго всматривался в них недоуменно, потряс и приложил к уху; почему–то вместо привычных шести ча-сов они показывали только пять.
Окончательно проснувшись, проморгавшись и оглядевшись по сторонам, Слава, наконец, при-шёл к выводу, что или будильник испортился, или над ним так зло подшутили товарищи, чем грози-лись накануне. Перевели, черти, будильник, не иначе!
Он бегом устремился назад к общежитию. Здесь его встретила заспанная и обеспокоенная тол-стая тетя Клава.
— Хто тут ходыть серед ночи? — подозрительно и недовольно оглядывая его, спросила она. — Дверь ты открыв?
— Да! Думал на работу пора. Будильник подвёл!
— Ой, хлопци, горе с вами! — заворчала тётка, шумно закрывая на засов дверь за ним. — Пыть меньше надо, от шо я скажу !
— Сейчас я им устрою подъём! — пробормотал Слава, устремляясь к лестнице. — Они у меня запляшут!
— Носыть их тут, окаянных, по ночам! — не затихала тётка внизу. — От белой гарячки!
;

Определившись с использованием своего времени, Владимир посидел в библиотеке над катало-гами, выписал литературу для изучения и прочтения. Получился довольно внушительный список самых разнообразных книг по электронике и автоматике, вычислительной технике и теории инфор-мации, системотехнике и моделированию, оптимизации... После специальной литературы последова-ли книги по глобальным вопросам современности, философии, список известных советских и зару-бежных литераторов, газеты и журналы для чтения или просмотра; некоторые из них на английском языке. Прикинув объём всего намеченного, простым арифметическим действием он определил необ-ходимые затраты времени. И с разочарованием установил, что для реализации всей программы пона-добится не менее двадцати лет. Много, безнадежно много! Почти равносильно краху его великих замыслов. Сейчас, когда он уже потерпел один крах в личных делах, такой результат был бы весьма огорчителен.
Владимир вспомнил, что не первый стал в тупик подобным образом; нечто похожее, как он чи-тал, когда–то произошло с ученым–энциклопедистом Шмидтом, известным полярным исследовате-лем. Неизвестно только какой был тем найден выход. Получалось так, что, имея массу систематизи-рованных сведений, рекомендаций, руководств по разным мелочам нашего быта, от приготовления вкусной пищи из ничего до развития силы и мышц в домашних условиях, человечество оставляло рассеянным и утрачивало ценнейший опыт по совершенствованию своего основного достоинства и орудия труда — ума. И каждый должен был искать для себя все заново.
Жаль, но выше своих возможностей не прыгнешь! Владимир с сожалением начал вычёркивать то, без чего пока можно было обойтись.