Кушка

КУШКА, октябрь 1972.

 КУШКА, октябрь 1972.

 Самая южная точка Советского Союза. Туркменская ССР.
Совпало так, я закончил учебку ("Печи", Белоруссия), а на Кушке  заменяли БТР-ы на БМП.
Всё это боевые машины. Позже мы узнали, что туда направили ещё 150 человек из Кизыл-Арвата, это место также в Туркмении, ребята призыва на пол - года раньше нашего, тоже из Белоруссии, уже послужили в линейных войсках.
Как и мы — командиры БМП, операторы-наводчики и механики. Нас 150 человек после учебки, их 150. Всего 300 человек. 100 полных экипажей.
Нас ждали  42 градуса в тени и военная часть номер  … 894, гвардейский мотострелковый полк орденов Богдана Хмельницкого и Кутузова и ещё чего-то там, уж и не помню.  Место, первым в Туркмении признавшее советскую власть, о генерале-командире той части снимались фильмы, а сам он погиб от рук бандитов в поезде, место это было освоено впервые царскими казаками, в зданиях бывшими при них конюшнями, располагались наши казармы, на двух граничных сопках нашей части стояли два больших памятника — советскому солдату-освободителю на одной (высота шестнадцать метров), на другой крест размером с двухэтажный дом. Подобные кресты были поставлены царём, моим тёзкой, Романом каким-то, а может, сейчас только пришла мысль, Романовым, на крайних точках России, из четырёх в настоящее время сохранились два: один где-то на севере, другой наш, кушкинский. Это всё, что я знаю, только из рассказов ребят. Насколько всё соответствует истине – мне не известно.
Можно добавить ещё то, что узнал впоследствии. Памятник солдату делал парнишка – архитектор в те времена, когда служили по три года. По окончанию ему позволили демобилизоваться досрочно.
А вот с памятником – крестом оказывается всё не совсем так, как слышал во время службы.
«На одной из самых высоких сопок стоит 10-метровый каменный крест, обозначавший крайнюю южную точку Российской империи, установлен к 300-летию дома Романовых на пожертвования военнослужащих Кушкинского гарнизона; позднейшие упоминания о будто бы задуманных для трех других крайних точек империи аналогичных монументах сугубо легендарны» («Серхетабад», ВикипедиЯ).
-----------------
      Жарко. Нечем дышать, снаряжение давит плечи, бока, ноги в сапогах гудят, автомат уже давно надоел и я всё время меняю плечо, на котором он висит. Противогаз бьёт по бёдрам — не успел подогнать длину его ремня, во фляге осталось глотка два, пыль забивает горло. Хорошо ещё, что хоть умудрились сапёрные лопатки оставить в казарме. Мы двигаемся на стрельбище, а при сборах в казарме не была выделена команда о лопатках. Вот мы и решили — обманем отцов-командиров, ведь логика и жизнь не всегда совпадают. Потому как по логике то как раз и надо было брать с собой полное снаряжение — солдат ведь, и не прогулку же собирались. Ладно, идем. Синее чистое небо над головой. По сторонам жёлтые сопки. Командир второго взвода, он сегодня ведёт роту, останавливает нас:
- Ро-о-ота, сто-о-ой!! Ну что же бойцы, начнём учиться ратному делу. Сопку слева видите? Тридцать метров подняться и окопаться. Лёжа!  Что, лопатки не взяли? Это уж ваши проблемы. Чем хотите, тем и окапывайтесь. А хоть ложками, они у всех есть. Старшина, с холостыми на противоположную сопку. Заметите, что кто-то встал, выстрел в воздух, я потом в казарме с нарушителем разберусь. Да, да, ребятки, окапываться лёжа, как под обстрелом противника. Вперёд, марш!!!
И вот мы на месте. Я оглянулся по сторонам — как кто выходит из положения. Ага, один таки пробует ложкой. Другой — пряжкой ремня пытается взрезать верхний слой почвы — потом то земля мягче. А мне что же делать то? А попробую я крышкой ствольной коробки — это деталь автомата. Я потом её протру. Узковата, да всё же выход. А теперь руками. Вот только на колени встану – так удобнее. Что это, звук выстрела! А, старшина с сопки стреляет в воздух — заметил, зверь! Да-а-а, солдатская наука не проста.

  Наш первый выход на учение в качестве того, на кого учились — командиров боевых машин пехоты (БМП).
До сих пор, много лет уже прошло с тех пор, мне нравиться это произносить - БМП.
 Люки задраены - я смотрю на мир вокруг в тримплекс - оптический прибор для наблюдения за местностью, целями из боевой машины. Поле зрения малое, но ведь можно вращать башню машины.
 Мы двигаемся сроем ротной колоны, машина за машиной, на положенном расстоянии друг от друга. На головной машине мне виден шлём командира роты с белой полосой от очков – он специально так расположился, сидя в люке башни, чтобы верхняя часть его туловища оказалась снаружи, и ему хорошо наблюдать за полем боя и нам его более заметно. По рации мне доносятся команды, по которым перестраиваемся в колоне, маневрируем. Был момент, вся рота, все машины, не останавливаясь,  повернули на девяносто градусов и стали подниматься на сопку. Красивое зрелище! Даже в перископ-тримплекс это выглядело впечатляюще. Но вот мы прибыли на указанное место — поле боя.
И началось...
 Развернулись в линию и вперед.  Рация работает с перерывами, приказы комроты то слышу, то нет. Машины ревут, пыль столбом. Хорошо, что порядок со связью внутри, с механиком и оператором - стрелком, без перебоев. Я ничего толком не вижу и ориентируюсь о направлении движения по машине ротного, вижу на ней чёрный шарик головы его со светлой полосой, которую пыль не скрадывает. Мне следует находиться слева от него. Только не понятно, чего он всё время дёргается то влево - вправо, то вперёд - назад. А мне его догоняй, да ещё помню, что надо же держать дистанцию между машинами. Вот и рычу время от времени механику - водителю своему:
 - Влево, прямо, обороты!!! Обороты, Костя!!!
Это означает увеличить скорость движения.
Кручусь на своём сидении, пытаюсь найти ротного, чёрт бы его побрал, куда он пропал? Ага, нашёл его, только он почему - то справа и далеко очень от меня, ещё между нами две машины. Не пойдёт. Догнать, перегнать, обойти и вперёд. Вот так.
 Вечером в комнате учебного класса происходит разборка учений. Говорит ротный.
- Не знаю, чему вас учили, гвардейцы, а только так воевать нельзя. Бред какой - то. Только выехали из парка (место стоянок боевых машин), в колонне нашей первой роты оказалось три лишних машины второй роты. При подходе к стрельбищу две машины первого взвода вдруг выскочили с дороги и упи…ли куда-то. А в бою я вообще не понимаю как кто и куда двигался. Возле меня только две машины были, 601 и 617. (вторая – это моя). Вот ты объясни мне, он повернулся ко мне, что за манёвры ты совершал. То, смотрю, он слева, то справа, то гонит передо мной, то за мной пристроился. Дальше. На стрельбище. Что за идиот выехал с линии огня (линия, в которой стоят машины, ведущие стрельбу) и стал ездить перед окопами влево - вправо, туда-сюда, туда –сюда. Пока не воткнулся в дерево, и слава богу, там затихарился. Все остальные идиоты ведут огонь, хорошо хоть что не по нему.
Ладно, военные, будем учиться воевать. На сегодня хватит.
 
Ну, хватит, значит хватит, команда поступила, потому и я закруглюсь.


Губа (Гауптвахта).

Оставалось сделать пару шагов и я внутри. Улица, на которой стоял, тонула во мраке, фонари не горели. Снежная каша на земле слегка смягчала мрак. Лампы дневного света освещали объект, куда я направлялся. Напротив него высокий забор, ни впереди, ни за спиной, откуда шёл, нет никого. Значит можно двигаться вперёд. И я пошёл.
 За забором были свалены брёвна, для стройки. На них и находилась засада. Их не видно, а освещённое крыльцо давало прекрасную возможность видеть в подробностях кто, что, зачем и почему. Меня взяли при выходе. Передо мной проявился офицер и прозвучали роковые слова: Ну что, военный, пошли?!
Слева и справа меня поддержали под локти руки , помогая сойти с крыльца магазина. Освободили от сумки с грузом и последнее, что я увидел на месте событий, как моя сумка была передана протянувшимся из темноты рукам из-за забора. Я проводил её грустным взглядом. Мой поход в магазин за вином закончился, начиналось совсем другая тема.
В тот день я должен был вернуться из госпиталя, где отлежал две недели. Документы уже были у меня в кармане, но на Большом Совете моей палаты было большинством голосом принято решение отметить мой выход. Я уже получил одежду, в которой ложился в госпиталь. Было это в феврале, потому на мне были ватные штаны и телогрейка. И в магазин пошёл я.
Узкий коридорчик, у стены стоим мы - свежезадержанные: трое краснопогонников и один чёрнопогонник. Из разных частей, но один общий интерес свёл нас в одно место. Напротив стоят трое . Сегодня они в наряде на гауптвахте. Сегодня они «боги». А ребятки не простые. Все из тех, кто дослуживает свой срок службы после пребывания в дисциплинарном батальоне (срок пребывания в дисбате не учитывается в срок срочной службы). Они решили устроить нам «Показательное выступление», то есть познакомить с тем, приблизительно, что испытали сами.
-- Вопрос, к каждому, для кого брали вино? Так, отвечаешь первым ты!
Мне в грудь упёрся палец.
Я попытался отшатнуться, но некуда.
-- Себе!
На последней букве в мой подбородок полетел кулак. Голова от удара затылком врезалась в стену, я дернулся вперёд. И напоролся на новый удар. Сполз на пол. Поднялся, выпрямился.
-- Повторяю вопрос, кому брал вино?
--- Себе!
Удар, стена позади, вперёд, удар, по стеночке вниз, подъём.
А рядом та же сцена и только варианты ответов отличаются. Но не последующие действия. Ибо цель происходящего вовсе не ответы.

Сцена вторая, лица те же. Перед нашими глазами ложки. Алюминиевые.
-- Это – инструмент для уборки пола. Через час проверяем, и не дай вам бог, если полы не будут блестеть, как котовы яйца
На деревянные полы выливают ведро воды. Мы упали на доски и скребём, скребём их из последних сил. Правда не в тишине. Из одиночки доносятся вопли, которые то сменяются руганью, то песнями. Там тоже свеженький. Только он оказался более активным и потому ему досталась другая доля. В одиночке бетонный пол и стены. На пол и на активиста вылито по ведру воды. К тому времени, когда пришли за нами, песен стало слышно меньше. Ночи  тут холодные. Да пол мокрый в бетонном мешке – ночью он запоёт другие песни, хмель выйдет. К утру что и чем  он будет—трудно сказать что либо, кроме одного — это будет не то, что было с вечера.
Вдоль стены металлический уголок, в полутора метрах от него в пол вделана стойка. На этой конструкции прикреплены две доски. По-местному, это — нары. Место, на котором спят. Накрыться выдают бушлат. И всё. Отбой тоже не простой. Зажигается спичка и следует команда: Отбой!!! Спичка горит 15 секунд. За это время надо сбежать по ступенькам с улицы, вбежать в камеру, лечь и накрыться бушлатом. И ни движения. Это успеть сделать за время горения спички невозможно. То ли потому, что всё уже просчитано, то ли потому, что мухлюют—тушат спичку в последний момент. И потому подъём, на улицу и всё по новой.
Двор гауптвахты покрыт не сглаженным бетоном. На нём выполняется упражнение «по-пластунски, вперёд». Тех, кто ползёт медленно, подгоняют пинком под зад сапогом. Двор где-то 20 на десять. Ползаем по кругу. Я попал на губу в ватных брюках и телогрейке. По выходу с губы, на локтях и коленях были дыры от сего упражнения. Когда смотришь с расположения части, а она на сопках, и как раз наши казармы на той, под которой губа,  её крыши, двор видны.  Пол-здания – это помещение караула, а пол — губа. Двор той половины, где караул, зимой бел. Контрастом ему чернеющий двор губы. Потому как чист от снега, животами подметённый.
В первый день, после завтрака, меня и ещё одного парня—чёрнопогонника, вывели в соседнюю камеру. Там сидели двое ребят, друзья выводных, «старички». Нам предложили на выбор: или вы боретесь тут и сейчас, или нас бьют. Мы выбрали первое. Когда я, на автомате (всё таки несколько лет занятий вольной борьбой) , ушел от захвата головы, противник мой был выше меня, и перебросил его через себя, то был удостоен аплодисментами и приветственными выкриками. То, что при это парнишку я придерживал от сильного падения на пол, не заметили.
А было ли так? Скорее что нет. Память самого себя красит. Но точно помню, что уходы от захватов я делал без продолжения в нападение.
Через три дня – срок мне данный на сидение на губе, при очередном обыске, за не помню уж какие слова, мне было добавлено ещё трое суток.
В камеру зашёл старшина:
 – На работу на выезд, ты, ты, ты. Согласны?
Он ещё спрашивает. Конечно.

В городке нашем, Кушке, развелось много бродячих собак. Комендант дал приказ: навести порядок.
Машина. В кузове клетка. Старшина-кореец, обладает удивительным талантом: все уличные собаки иду к нему на его зов. Он их хватает и бросает в клетку.
Вспоминая сейчас дальнейшее, без прикрас скажу. Я рассказывал  о этих события в своей жизни не раз. Как-то относительно спокойно рассказывал. А вот сейчас противно сильнее, чем обычно, вспоминать это. Постарел?
Продолжаю. Мы едем на городскую свалку. Она находиться среди сопок. В голубом небе собралось множество орлов. Черные, коричневые, белые. Они медленно кружат в вышине. Почти неподвижны, иногда только слегка взмахивая крыльями. Те, что пониже, делают круг меньший, чем те, что выше. Вот и получается, что в небе висит огромная чаша, которая медленно вращается.
Старшина приоткрыл дверцу клетки, собачонка одна выпрыгнула, он взмахнул монтировкой. Не убил. Зацепил. Та вскочила на ноги и побежала стремительно вперёд, оглашая окружающие сопки визгом.
Это ужасно. А мы нужны были, чтоб закапывать. Не помню, что дальше было. Не помню.
Только на другой день я отказался ехать. Хотя за эту «работу» обещали скинуть сутки от срока.
Я не мог.

Полк мотострелковый, мой полк, уехал на учение. Меня забыли забрать с губы. Вот так я отсидел там ещё трое суток. Итого: девять суток.

 27.11.02 (двадцать девять лет прошло. А правлю текст – сейчас 2019-ый. Сорок шесть лет! Перед глазами так, как было. Всё вышесказанное происходило в 1973-ем, на Кушке служил октябрь 72 – май 74).

              Учения.
Ночь. День был тяжёлый. Набегались, лопатами намахались, сил не осталось никаких. К вечеру ещё на сопке оборудовали командный пункт, на вершине. Теперь можно и отдохнуть до утра. Где бы прилечь? А вот тут. Я отошёл от вершины. Спустился немного по склону и свалился на землю. Сумку противогаза под голову, автомат под бок. Всё. Сплю.
Проснулся я непонятно от чего, но что-то не так. Вокруг светло, но необычно, свет цвета другого, чем нормальный, дневной. Что такое? Как-то внезапно дошло, что проснулся из-за того, что непонятка со звуками вокруг. Небычайно тихо. Ночь в сопках, сопки-пустыня. Звуки имеются, непонятные, трудно подобрать слова их характеризующие, сознание привыкает и временами кажется, что звуков нет, отсутствуют.  При этом  сама тишина звонкая и уши давит. А тут что-то не то. Как будто всё замерло, затаило дыхание. Я поднял голову, встал, посмотрел в ту сторону, откуда свет шёл. И мне стало всё понятно, а затем мгновенный испуг и тут же облегчение
— Ф-ф-у-у, ну и повезло же!! Буквально в метре от места моей лёжки замерли, поднятые вверх, два огромных бульдозерных ковша, каждый по три метра длины и где-то два высоты. Это была машина сапёров, вызванная для строительных срочных работ. Такую технику вообще-то редко увидеть можно. А сейчас учения в масштабе дивизии, вот её и задействовали. Мне повезло, что водитель, он потом мне сам это рассказал, обратил внимание на маленький бугорок на склоне, по которому двигалась машина. Он бы проехал по тому месту без задержки — для этого гиганта такое — что слону дробинка. Его тормознуло то, что у бугорка рядом, под светом его прожекторов, в том месте, где было чёрное пятно—тень от бугорка, он заметил огонёк. А это непонятно. Вот и тормознул, чтоб разобраться.
Когда я упал на землю спать, решил прежде отстегнуть полевую рацию, что была у меня за спиной. А что бы меня было легче отыскать в ночной тьме, командирам, если понадоблюсь, вытянул вверх немного антенну, и прицепил к ней малый фонарик. Он входил в комплект радиостанции, для работы с ней ночью.
Ну и кто мне скажет, что меня спасло: какие-то высшие силы, случай, я сам себя, водила БАТА-так машина сапёрная звалась???

Армия. Моя армия. Как много в этом слове.
   
Снег на склоне сопок жидкий, подтаявший. От памятника солдату до подножия сопки тропинка, ведущая в магазин. Дорога за вином.
Как быстрее спуститься?
А как зимой с горки на лыжах!
 Только вместо лыж подошвы сапог. Высокое искусство при спуске таком сохранить равновесие. Внизу, конечно, кубарем, ибо набрана скорость и при выезде на финишную прямую надо делать широкие шаги и бежать, но всё одно скорость верхней части тела больше. Хотя и было всё-таки несколько спецов, кто мог устоять внизу и не упасть. Но всё ерунда, главное – магазин уже там рядом. 
Мы с друзьями получили новогодние посылки. Не в сухомятку же им радоваться.
Взяв вино, расположились на каких то ящиках в заснеженной лощине за магазином. Только налили, как:
- Ага, военные. Что делаем? Ясно!! Собирайтесь!
Лейтенант молодой зашёл за магазин по малой нужде. И что ты будешь делать? Нас увидал и теперь портит праздник. Силин, вот же фамилия соответствует облику, встал с ящика. Лейтенант смотрел на него, сидящего, сверху вниз. По мере вставания Силина, взгляд офицера поднимался и поднимался. Силин, не глядя, сгрёб с ящика жменю конфет:
- товарищ лейтенант, сегодня же Новый год! Да мы и не сильно, так вина взяли – чисто символически. Вот вам конфетки, с Новым годом вас! Мы пойдём к себе, хорошо?
- ладно. Собирайтесь и дуйте в расположение. И чтоб всё было тихо. Зайду, проверю потом.
Он повернулся и двинулся к дороге, мы тоже изобразили сборы. Потом посидели ещё с пол часа и пошли к сопке подниматься обратно в казармы.
В двенадцатом часу в казарме по всем углам сидели группы товарищей и поздравлялись. А в одной половине помещения спали те молодые служивые, кому важнее было отдохнуть, чем встречать Новый год. По их кроватям, по ним бегали с криками веселья и неведомо где добытыми цветными воздушными шариками  «старики», те, кому запах близкой гражданки перебивал все остальные.


Второй новый год на Кушке. Как назвать того, кто придумал проводить учение в эти дни? Литературно – язык не поворачивается.
Мы отрыли окопы в степи, впереди вдали поднимаются мишени. Ночь. На автоматах специальные ночные насадки, для стрельбы в темноте. На мушке и прицельной планке. Два светящихся – фосфорные (?) – кружка. Их совместив, в виде восьмёрки, надо подвести под далёкий огонёк мишени. И вдруг, всё вокруг залил свет осветительных ракет. Что за чёрт, что за идиот их пустил, стрелять же по цели  невозможно!!! А по окопам понеслось:
-- С новым годом! У-р-р-р-а-а-аааа……!!!!!

Учения. Московская комиссия проверяет. Несколько человек отправлено в поле устанавливать заряды для взрывов, имитирующих разрывы снарядов при обстреле. Я тоже нахожусь в машине. С вечера мы выехали из части. Одежда на нас мокрая насквозь – идут дожди, а сушиться некогда. Тёплые в сухом виде бушлаты, в мокром дают непередаваемые ощущения, которые трудно назвать приятными. Ещё хорошо, когда двигаемся. Вначале. А потом уж и сил никаких всё терпеть, но принимаешь. А куда деваться. Выгрузились возле одноэтажного здания. Сегодня ночуем здесь. В комнате, куда зашли, кровати. Без матрасов. Голые пружины. После ужина, ели в другой комнате, называемой громким словом столовая, спать. А хо-о-олодно! Сыро. То есть мокро. Всё мокро. Я лёг на кровать, сняв бушлат. Накрылся им, хоть и мокрый, а всё же…. Портянки студят ноги до боли. Передвинул бушлат вниз. Через минуту застыли плечи. Попробовал наискосок расположить моё «одеяльце».
У-у-у-у! Холод жжёт со всех сторон. Господи, скорее бы утро!
Утром нас загрузили в машины и стали развозить по местам . Высаживаемся по двое. Мой напарник Юра, парень с Украины. Вокруг нас степь. На горизонте сопки, там наблюдательный пункт и вот оттуда-то и будет комиссия и иностранные гости наблюдать за «ходом боя».
Первым делом роем окоп. Полный профиль – это значит, нам по грудь. Один для меня, а через сто метров для Юры. Мы пехота, дело наше такое, рыть да бегать. А теперь подготовка к взрывам. От окопа тянем вперёд на метров десять шнур, от него влево и вправо ответвления – «ёлочкой». На концах каждой ветви брусок тола, взрыватель. Делаем это не вставая, а по-пластунски. По рации передали такой приказ. У каждого из нас ведь рации. С утра то по степи мы ходили нормально, а потом, видно, на НП приехал кто – то проследить за подготовкой.
Юра ползёт от одной ветви к другой и периодически, оборачиваясь к окопу, где я сижу, кричит мне: не трогай машинку!! Дело в том, что провод в окопе подсоединён к электроприбору, которым и будут произведены взрывы. Юра не сообразил, я тоже, сделать подсоединение главного провода потом. Он боится «случайного» взрыва, а мне так его шипение забавно. Закончив работу в одном окопе, перебираемся в другой. До него ползти было так приятно, что и вспоминать не хочу. А там мы поменялись ролями и теперь я вне окопа, а Юра на рации в окопе. Теперь мне что-то не до смеха. Когда брусок тола перед носом и провод в руках, даже зная, что Юра не подсоединил провод к электропитанию, мне не по себе – а кто знает, что там ему в голову стукнет.
У-у-ф-ф!! Обошлось.
На ночь мы остаёмся в степи. По рации поймать ничего не удаётся, ни музыки, ни разговоров и мы ходим друг к другу в гости. Тут главное не промазать, когда идёшь к соседу, ночь же, степь кругом, а то как пойдёшь и будешь идти, идти, идти …
Юра показал мне, как сухой паёк превратить в горячую пищу. Насобирал каких-то маленьких веточек – в степи это проблема, но он нашёл – и развёл в углу окопа на дне костёрчик. А сверху, на более твёрдую веточку, воткнутую в стенку окопа,  подвесил на верёвочке банку с кашей. Класс!!!
Спать  расположились у моего окопчика. Под голову противогазы, в плащ-палатки укрутились, как могли, и отбой вооружённые силы.
Проснулся от холода. Светает. Над землёй туман. Посмотрел на Юрку. Он лежал на отвале выброшенной из окопа земли. Лежал на спине, а на груди что-то серебрилось. Подошёл поближе. Ну ничего себе – такого я ещё не видел. На его груди серебрилась льдом лужица воды, собравшейся там за ночь.
А днём я установил небольшую мачту с флажком – это для танков, чтоб не наехали на мои взрывы и на меня, во время наступления на «врага».
Танки прошли вздымая тучи пыли, рядом с ними взрывы, грохот, наши «метёлки» сработали хорошо. Всё было как в кино – будто взаправду.

Караульная служба - одна из  сторон армейской жизни.
Этот пост располагался на окраине Кушки. ГСМ—склад горюче-смазочных материалов дивизии. Серьёзный пост. Обычно караул имеет три смены: отдыхающая – те, кто спит, бодрствующая –находятся в помещении караула и несущая службу на постах. Каждая смена по два часа.
Я вышел покурить, было время пересменки. Мне сейчас идти спать. И увидел шедшую с поста смену. Меня удивил вид одного парнишки. Фамилия его была Карасик. Невысокого роста, коренастый. У него на плече болтался какой-то шланг. А рука левая была черная-черная. Что такое? Когда они подошли ближе, стало всё понятно. На плече у него висела змея. Гюрза - её укус смертелен. Голова змеи, свешиваясь с его плеча, доставала до груди, а по земле ещё полметра волочилось. На руке у Карася была чёрная резиновая перчатка.
Он рассказал, как было дело. Шёл по тропке поста и увидал её. Испугался, да, но службу нести надо. А стрелять как-то не решился. Штык-нож примкнут был к автомату. Карась, взяв автомат за самый кончик приклада, бросился к змее. Удачно получилось. Истыкал её ножом и убил. Надо сказать, что такое - редкий очень случай, ему повезло. Хотя и смелость нельзя отрицать.
 
А через два часа наступило и моё время заступать на пост. Я начал своё движение с того, что посвистел небольшой собачке. Жила там одна. С ней веселей службу нести, хотя это и нарушение правил. Идём, смотрим по сторонам, слушаем мир. Она впереди. Как мудра природа. Собачка видать что-то не то съела, потому что остановилась, начала икать. Видно отравилась какой гадостью. Так что надо сделать? Стала нюхать траву, потом нашла, что искала, стала жевать. Затем вырвала, правильнее сказать – отрыгнула, ещё вернее – срыгнула – и побежала дальше уже весёлая, помахивая хвостиком. А? Сама себя вылечила.
 А потом…. Что-то увидала, остановилась и повернувшись, забежала за меня. Что там такое? Я сделал ещё несколько шагов. Боже мой (я атеист, но «в окопах не бывает неверующих»), этого мне только и не хватало. Возле тропки, подняв своё тело вверх из травы, на меня смотрела какая-то жёлтого цвета, красивая, но опасная, так я почувствовал испугавшись, змейка. Не особо большая, тельце диаметром с два пальца толщины. Мысли заметались. Что делать? Повернуть назад? А служба, а вот Карась то…. И, выдвинув вперед автомат, шагнул вперёд. Змея опустилась в траву и скользнула по склону вверх, в сторону. Ку-у-да? Стой!! Я даже сделал пару шагов за ней, но опомнился и продолжил своё движение по тропе.
На этом приключения на посту не закончились. От своего приятеля, что тоже был в этом карауле, получил предложение сходить в отдыхающую смену на территорию склада. Когда он нёс службу – стоял на вышке караульной. И рассмотрел среди бочек большую черепаху. А многие умельцы из панциря их делали пепельницы. На дембель, в отпуск. Вот и Юра захотел. И меня позвал, а вдруг черепах там будет больше, чем одна.
 Юра Поликарпов. Высокий, худой, в очках, вроде нескладный какой-то. А между прочим кандидат в мастера спорта по вольной борьбе. Его родители живут в Марах – городок в двенадцати часах езды поездом от Кушки. Сами они русские, но переехали в Туркмению потому, что врачи рекомендовали его отцу. Там что-то с лёгкими у него и воздух в Марах именно такой, что полезен. Кстати, «мара» переводиться как «мечта» . А по-моему, так о чём там мечтать? Маленький Городок!!!
Во-общем, пошли мы искать черепах. Смотрим среди бочек, Юрка нашел прут железный, длинный, траву им раздвигает. И вдруг … из-за бочек выскользнула здоровенная гюрза.
Опа-на. Получите. Юрка прутом р-р-а-з-з, и прижал ей. Я потом его спрашивал, зачем так сделал? А он объяснил тем, что в Марах есть питомник, если туда змею сдать, хорошие деньги можно взять. Фуражки бы на дембель купили. А тогда, тогда змея стала дергаться, шипеть, куда вы, мол, придурки, лезете, тут моя территория! Юра сильный, но не хватило его. Я смотрю, под палкой уже полметра змеи осталось, а она дергается, вверх тело поднимает, к Юрке тянется и до его очков сантиметров тридцать ей не хватает. Тут и он дрогнул. Как заорёт – палкой, палкой пошевели. Я понял, схватил палку, там валялось несколько, и у хвоста в траве пошевелил. Змея кинулась на палку, от неё щепки в стороны, Юрка бросил свою железяку и мы как рванули бегом оттуда. А навстречу уже наши бегут, увидели и с вышек и так, кто неподалёку был. Да-а-а, напугались мы …
Урожайным на «приключения» тот караул получился.

На этот раз я несу службу по охране бассейна. Генеральского. Ночью.
Денег на выпивку не было. Как всегда.  Почти. О том, как их «сделать», существовало немало рассказов. Ребята, отсидевшие в дисбате рассказывали различные истории. Один продал аулчанам, то бишь «колхозникам, деревенским жителям» двигатель с машины, грузовика. Подъехал, предложил. Те навалились толпой, разобрали, без всяких подъёмных механизмов, а вес, между прочим немалый, смогли достать и загрузить на свою телегу-арбу. На суде парень пытался оправдаться так: Ехал. Устал. Остановился. Заснул, проснулся – нет двигателя.
Бред! Не прошло. Посадили его.
У нас в части продавали гражданским плащ-палатки, штык-ножи. Антенны – куликовки с БМП.
Это металлические катушечки всё уменьшающиеся по размеру диаметра и нанизанные на провод, с одной стороны имеется замок. При его защёлкивании провод натягивается, катушки прижимаются друг к другу и вот, пожалуйста, перед вами прочный, гибкий прутик –антенна. (Кстати, этот принцип использован в фокусе циркового артиста КИО, когда по его желанию толстый канат, лежащий на арене, превращается в прямостоящий столб. ) Вот как раз о последних я знал, где они есть. Немного ниже бассейна, где нёс службу, был склад. А по рассказу одного парнишки, тот днём работал там, я знал окно, на котором решётка вынималась легко – пацан постарался. На всякий случай. Ведь он тогда ещё конкретно не знал, как да что, только наметки в голове были. Смотрел я смотрел с горочки на склад, на освещённые фонарями здания, а нужное то как раз в неосвещённой зоне. И решился. На преступление. И приступил к делу.
Зашёл в кусты и сложил там автомат, подсумок с магазинами, панаму – вместо пилоток, такова форма одежды была. Оставил только на поясном ремне штык-нож. И двинулся вперёд.
Луна спокойно смотрела на всё это. В ночной тиши были слышны шум ветра, редкий скрип деревьев, шуршащий звук песка под моими ногами, да сдерживаемое дыхание.
С моей стороны нет ограды. Легко преодолеваю невысокий заборчик.
У стены здания я замер, прислушался. Тихо! А вот и окно. Взялся за решётку и слегка потянул её на себя и чуть вверх. Она сразу оказалась у меня в руках. Поставил её на землю сбоку – чтоб потом не путалась под ногами. Так, теперь окно. Что имеем? Ага, форточка открыта, и она не маленькая – пролезу. Только осторожно, не грохнуть бы по стеклу. Голова и руки внутри, на подоконнике ничего нет, рядом ящики стоят – это удобно. Надо ж как повезло, что форточка большая, всё внимание сейчас ногам – они в сапогах, а это не спецодежда для такого дела. Ну вот, я внутри.
Сердце, как оно стучит и какое оно большое!!! Страшно! С поста, и на такое пошёл! Так, какие ящики можно открыть? Этот нет, этот тоже нет, вот, есть. Но тут детали для машин, а это …о, есть то, что хотел. Одна, другая, третья. И вдруг … услышал звуки шагов снаружи. Это охрана склада? Часовой обход делает? Вроде не должен, его место у входа на склад. Шаги приблизились. И тишина. Он остановился. Под окном! Всё! Это всё … какой-то скрежет по стеклу – пытается рассмотреть, что внутри. Я замер за ящиками, ни движения, дыхание остановилось. Опять шаги, теперь они удаляются, в быстром темпе!!! Он побежал … за подмогой?
Как я вылетел в форточку, как промчался вверх по горе, как забрал спрятанные в кустах автомат, подсумок – всё окутала чёрная пропасть ужаса в голове и груди.
Я очнулся на тропинке, по которой обходить должен свой пост – бассейн его величества Генерала. Ой – ёй – ёй!!! А антенны то у меня за пазухой. Ну и ну! В кусты их, вечный тайник всех времён и народов. Только выпрямился – из-за угла вышли разводящий и моя смена.
-- Почему не ждёшь нас у входа? Спишь, что ли? Ладно, военный, на пост шагом марш!
-- На вверенном мне посту усё у порядку! Пост сдал!
-- Пост принял!

Дорога.
Стемнело. Гул мотора убаюкивал. Да и устали мы – с утра до позднего вечера не было ни минуты покоя. Дивизионные учения. До дембеля ещё полгода. Я уже служил в отдельном артдивизионе. Командир отделения связи. А сейчас сидел в кузове машины, напротив меня Алексей, мой ровесник, солдат из отделения. Наша машина последняя в колоне, к ней прицеплена пушка, как и к остальным машинам. Кузов затянут брезентом. У наших ног различное снаряжение. А мы уж так наловчились, за время службы, что можем спать почти в любом положении, ну как минимум дремать, что и делаем сейчас. Но чёрт меня возьми, достала меня катушка с проводом. Она лежит у заднего борта и всё время грохочет о бак, что рядом. Алексей уже прилёг на лавке, ему всё до лампочки. Ладно, я решил сам её укрепить. Встал и, придерживаясь о боковые стойки, прошёл к катушке. Взял её в руки, поднял и повернулся к кабине. В этот момент машину в очередной раз тряхнуло, кузов мотнуло из стороны в сторону, это вывело меня из равновесия, затем пол прыгнул вверх и вниз. Меня подбросило в воздух, катушка вылетела из рук, а я, подбив спиной брезент полога, вылетел из машины. Меня перевернуло и грохнуло на землю. И это ж как повезло, что дорога в этом месте песчаная оказалась и что меня кинуло чуть в сторону. Ибо, если б нет, то я упал бы спиной прямо на лафет пушки и это было бы очень неприятно, мягко говоря. Я вскочил на ноги и кинул взгляд на то,что вокруг меня. А вокруг тёмная пустыня, ни огонька. В ещё более чёрном небе тьма звёзд, а по дороге, ведущей вверх,по склону удаляется маленький красный огонёк моей машины. И тут меня охватил, о нет, обуял дикий страх остаться одному. Я заорал, как резанный, и рванул, разумеется, бегом за уменьшающимся огоньком. Догнал, обежал пушку, стал карабкаться на задний борт. Когда я уже был по пояс над верхним краем, Алесей приподнял со скамьи голову, уставился на меня и затем произнёс:
--- А ты куда слазишь?!


Отпуск.
Отпуск. По болезни. Уточнение немаловажное. Ибо вырваться в отпуск в армии – дело непростое. Его дают при хорошем отношении с начальством, за выдающееся поведение во время учений, если повезло, очень редко, очень, за срок службы. Я болел желтухой, Боткина, болезнь печени. После неё требуется соответствующее питание. Диета. Есть такое в медицинском предписании, после госпиталя. И где-то есть такое, что, в случае невозможности получить таковое в части, следует отправить человека, то есть солдата переболевшего, в отпуск. А среди троих моих «коллег» из госпиталя нашлись ребята грамотные, мы это обмозговали, покрутились и сделали таки это. Получили отпуск. Да какой!!! Не положенные солдатам обычные 10 суток плюс дорога, а двадцать плюс дорога. О как!!!
Готовились как на дембель, до которого и оставалось то с пол-года. Альбомы, форма, погоны со вставками, шинели.
Шинели мы обрезали, с положенных двадцати сантиметров от пола до почти колен.
Это ж как выглядит!! Но не по уставу, а потому нас ждали «приключения», они начались с первой станции, где остановился поезд. Мары. В переводе с туркменского – мечты.
Мы вышли покурить на перрон. И тут же к нам подвалил патруль. Лейтенант проверил документы и пообещав нам, что встретит в таких шинелях нас при возвращении в часть, то мы сперва познакомимся с их комендатурой и гауптвахтой, а потом уж отправимся дальше. И отпустил, пожелав хорошего отпуска.
Но вот мы приехали в Ашхабад. Тут пересадка. Поезд вечером, у нас целый день. Сергей, мой товарищ, предложил не торчать на перроне-вокзале, а съездить в учебку его родную – он тут учился первые полгода в армии, всё хорошо знает, а там ,может, ещё и друзей увидит, кто остался инструкторами. Ну что ж, поехали.
Мы шли по асфальтовой дорожке к казарме. На входе в часть нас пропустили спокойно, когда всё объяснили. Нам оставалось уже немного и мы вошли бы в здание. Не успели.
Из-за угла вышла небольшая толпа офицеров – человек десять. Подполковники и полковники, майоры и капитаны, лейтенанты и прапорщики. А на центральной дороге подъехали и остановились пять машин, впереди чёрная «волга». Мы с Сергеем переглянулись и замерли. От входа в казарму по воздуху понеслась команда «смир-р-рно!!!!». Вот влипли – видно, какая-то проверка. Не доходя до нас метров двадцать, группа остановилась. А надо сказать, что в это время вокруг, вблизи и вдалеке никого больше не было видно – все попрятались. Не зря говориться «не мозоль глаза начальству – руки намозолишь». Тут то не руки в опасности, а шея. Естественно, ведь больше вокруг никого нет, к нам от «их превосходительств» направился лейтенант.
- Кто такие?
При этом он внимательно нас осмотрел.
– Документы! Отпускные свидетельства?!
Он вернулся к начальникам, доложился, затем опять вернулся к нам.
-  Пол- часа вам времени, заменить шинели на уставные. Не успеете, мы уедем, а вы свои документы получите в комендатуре и там же проведёте свой отпуск.
-- Товарищ лейтенант, так у нас же отпуск по болезни!
--- Кру-у-гом, шагом марш отсюда, орлы!!

Мы вбежали в ближайшую казарму.
-- Дневальный, где старшина?
Там, в каптёрке! Постойте, мне доложить надо!
-- А, некогда!
 Старшиной оказался высоченный парень с густыми усами. Сергей прямо от двери начал говорить:
-- Выручай, друг! Едем в отпуск, хотели тут навестить друзей, я здесь учился, в третьей роте был. Напоролись на полканычей — проверка похоже, у нас полчаса, они документы забрали. Нам надо шинели наши на нормальные сменить, помоги.
-- А я помню тебя. Я тогда в первой роте был. Ладно, хватайте, вон на вешалке, что подойдёт.
Мы бросились в встроенному в стенку шкафу. Там рядами висели шинели. Через десять минут уже повернулись бежать на выход. На нас висели аккуратные, но обычные шинели первогодок.
-- Спасибо, друг. Если сможем, вернёмся за своими, ну а нет – тебе повезло, готовые дембельские, Э-э-х! Вперёд!
--Удачи вам!!

Отделение.
   Я посмотрел на строй своего отделения – в данный период я, младший сержант, войсковая специальность: автоматчик, командир боевой машины пехоты и отделения – командир отделения связи взвода управления (на отделении связь, управление, разведка)  первой роты артдивизиона мотострелкового, орденов Богдана Хмельницкого и Кутузова, гвардейского полка
номер ……
 Ну и ну, такой состав у меня недавно и я не привык к нему ещё.
Мамедов. Узбек. Полный, крупное лицо, глаза слегка навыкате, кость широкая. Закончил киевсий педагогический. Русский язык. Говорит по-русски с сильным акцентом, зато пишет без единой, без единой ошибки.
Нигбатулин. Худощав, брат его на склад горючесмазочных материалов сумел попасть, а он ко мне. Глаза умные, нагловатостью внутри, не снаружи, тот ещё умник. Хозяйственник, не пропадёт такой нигде.
Курбаниязов. Челюсти как из камня, грудь колесом, нетороплив в движениях, спокоен, уверен в себе. Я думаю! С танковым траком, зажатым ногами запросто подтягивается, а без него несколько десятков раз в быстром темпе. Мастер спорта то ли по борьбе, то ли ещё по какому-то серьёзному виду спорта.
Салихов. Отец троих детей. А может четверых.
Последний ждёт освобождения от службы в ближайшее время, остальные служат по году – все после институтов – к нам попали для службы на последние свои полгода.
--- Слушайте сюда. Ротный приказал: к учениям все с полным снаряжением. А старшина приказал, после того, как сегодня сходим на обед, чтобы все были с ложками. Они входят в снаряжение бойца. Вопросы есть? – вопросов нет. Свободны.
Все разошлись, я повернулся и двинулся к небольшому зданию возле казармы – там наша каптёрка. Меня догнал Мамедов.
-- Я не буду воровать ложку.
-- приказ неясен?
Я подошёл к нему близко. Очень. Он не понял моего движения, а, может,был наполнен рассказами или просто страхом, потому не раздумывая , внезапно ударил меня в челюсть. Я такого не ожидал от него. Удар был не силён, по его габаритам, так мне повезло.
Не успел я ничего ни сказать, ни сделать, как рядом моментально возник Курбаниязов.
-- Сержант, я возьму две штуки. Хорошо?
Я ничего не ответил, а молча повернулся и ушёл. К учениям ложки были у всех.
А с Мамедовым у нас в дальнейшем сложились хорошие человеческие отношения.
И опять и снова, Караул.
 Cлужба караульная. Я – разводящий. То есть на посты вывожу смену. А, напомню, караул - два часа отдыха – спим; два бодрствование - в караульном помещении читаем, учим уставы (должны учить, но … ), шашки-шахматы; два часа служба на посту .
Я на посту в этот раз не стою, а только смену через каждые два часа вожу.
Есть в моём отделении военный- Топылдыев. Худой, как глиста, смугл до чёрноты, туркмен. Сегодня он в карауле тоже. За его спиной год службы. За моей без малого два.
В смену отдыхающую, его смену на тот момент, я ему сказал :
-- Вымой полы в караулке, потом можешь идти спать. Доложишь только перед тем.
Понял?
-- Да.
Я направился в комнату отдыха и прилёг. Хотел немного подремать. А когда надо будет доложить, Топ меня разбудит. Прошло сколько-то времени. Я сам открыл глаза и увидел на соседнем топчане Топылдыева. Хм! Спит, не доложил. Я толкнул его.
-- ты сделал, что я тебе говорил.
-- Да!
Ничего больше не сказав, я встал и вышел в комнату бодрстующей смены. За столом сидели трое наших ребят, читали книги, двое за малым столиком играли в шахматы.
Полы были сухые. Повернувшись, вернулся в полутёмное помещение, где топчаны стояли. Сильно толкнул Топа в бок. Тот вскочил, очумело со сна тараща глаза.
-- Марш делать то, что сказал. И не надо больше так. Сделаешь, доложи. вперёд.
Сам я опять прилёг и быстро задремал. Ещё прошло время. Снова открыл глаза и увидел всё тоже — на соседнем месте спящий на животе Топа. Я стал тихо беситься. Поднялся и выглянул в соседнюю комнату. Там всё тоже. Ребята занимаются, как и занимались, только добавилось еле сдерживаемое хихиканье. Тут я совсем взбесился. Подошёл к лежаку с Топылдыевым. Молча взял левой рукой за воротник гимнастёрку под затылком, правой ухватился за ремень со спины, пронёс его по воздуху до двери, пинком сапога распахнул ей и выбросил Топа наружу. Дверь закрыл и лёг на топчан в ожидании. Не заметил, как задремал.
Позже, в курилке, ребята рассказывали: «это было красиво – резко распахивается дверь и по воздуху летит Топылдыев».
Я открыл глаза, когда услышал, почуял шевеление воздуха. Рядом возник Топ. И лёг. Молча. Тоже молча я встал и выглянул в комнату, в которой уже висел в воздухе неприкрытый хохот. Полы были сухие. Я вернулся, взял солдата за шиворот и выволок его на улицу. Заволок за здание.
-- Топа, мне неприятно тебя бить, но не вижу другого выхода. Почему, скотина ты не сделал того, что велено.
Он молчал. Я ударил его, ещё несколько раз. При этом была только мысль – не ударить сильно. Я неудачно его поставил. Не у стены здания, а у ограждения за зданием. Ограждение невысокое, по пояс. А за ним склон сопки. Почти пропасть. Не хотел я, чтоб он туда улетел. И ведь что интересно. После этого он сделал всё, что было велено. Помыл полы, доложил.
 А я именно тогда понял впервые, что есть люди – народы может, которым пока силу не покажешь, бесполезно говорить что-либо. Вот такой был у меня урок.
============ ================= ==========
У меня есть ещё несколько рассказов о армейском периоде жизни.
«Печи» - первые полгода в учебном подразделении в Белоруссии (сам я из Минска).
Кому интересно, может прочесть их на литературных сайтах «Проза», «Литсовет», «Самиздат», «Фабула» …).
А здесь добавлю несколько рассказов, не связанных напрямую с Кушкой, но с событиями, происходящими во время службы в той же части, о которой ранее рассказал.
------------------
 

Учения. Летний лагерь.
Стук колёс? На стыках рельсов, что ли? Поскрипывание досок вагона, (теплушки?). Да, было. Мелькающие мимо полустанки, дороги, поля.
Мы ехали на учения в летний лагерь под Ашхабадом. На широкие и глубокие нары брошены шинели, вещмешки. Что хорошо – так это тушёнка в сухпайке. Очень, ну просто таки очень мне она нравилась. Должен заметить, что и каша тоже нравилась. Почему то ребятам эти «блюда» были не по душе. Что удивительно, так даже и тушёнка. Я иногда с ними менялся на кашу. И лопал так, что, как говориться, аж за ушами треск.
Но жарко. К тому же вши достают. У нас в части периодически устраивали «прожарки», то есть всю одежду пропекали в спецмашинах – «душегубках». Строили в казарме и по команде все вместе устраивали сами себе осмотр одежды, швов в ней, уголков разных. Искали зверюг этих зверских. Но помогало это ненадолго. Кушка, сорок градусов в тени, пыль, грязь, пот.
 Как-то я в первые месяцы приезда туда, уже имея этих чудовищ, устроил себе знакомство с ними. Знакомство, да, ведь до того только в книжках о них читал. Так вот, как то, стоя на посту в карауле, зная, что до смены ещё где-то с час, присел на камешек. Разулся. Расстегнулся. Знаю, что они на мне, а как их увидеть. Ну там, где больше всего чешется. В интимном месте. Скажем так. Нашёл! Стал рассматривать. Такой ма-а-а-аленький ромбик с точкой внутри, со многими ножками-ресничками. Последние не очень-то видны. Только уж у особы крупных особей.
 Я завёл разговор о этих «зверях» потому, что дальнейшие события с ними связаны напрямую.
Так вот, на одной из остановок, лейтенант наш вызвал добровольцев на охрану техники, стоящей на открытых платформах. Почему-то сразу это не было сделано, вот решили исправить ошибку. Я успел и оказался среди «сторожей». Ведь лучше ехать на свежем воздухе, да не в тесноте, да более свободно чувствовать себя. Вчетвером мы обосновались в одной из легковых машин. Двое заступили на пост – на соседних платформах покуривают. Я же решил устроить себе День Избавления от вшей. Благо и бензин под рукой. А слышал, что они в нём дохнут.
 Мы как раз стояли. Эшелон загнали в какой-то пустой уголок станции. Неподалёку заборы, домики. Ещё эшелоны. И ни души гражданского населения.
Я набрал ведро бензина из канистры. Простирнул гимнастёрку, брюки, портянки. Развесил их сохнуть на канатах крепежа машин. Остался в трусах и сапогах. Пацаны посмеиваются, мол, напрасный труд. Но вот они и сами принялись делать то же самое.
Но мне проделанного оказалось мало. Любить, так королеву, воровать, так миллион. А я себе ещё и душ устрою. Метрах в десяти от нашей платформы стояли будочка, типа сортир, без букв «М» и «Ж», но и так понятного назначения. К ней и направился я, спрыгнув на землю и прихватив с собой ведро бензина, оставшегося после стирки. Ничего, что он уже темный от грязи. Главное, он – смерть врага.
А я потом помоюсь простой водой с мылом. Благо, вон и водяная колонка рядом.
Гремя сапогами по рельсам, перепрыгнул оставшееся расстояние до своей цели и зашёл внутрь. Снял и повесил на гвоздик трусы. Стал на относительно чистое место и снял сапоги. Отодвинул их в сторону, чтоб не замочить. Поднял, двумя руками держа за бока, ведро вверх. Я знал, что по любому успею на место вернуться, если начнётся движение, ведь всё рядом. Но и затягивать процедуру тоже не хотел. Потому первоначальную мысль о том, чтобы просто набирая в ладони жидкость, протереть тело, отодвинул в сторону. Решил сделать так, как в кино показывают процесс обливания холодной водой.
Только главное, как тогда думал, глаза сберечь. Потому, зажмурившись, чуть прогнувшись назад, опрокинул ведро бензина себе на грудь.
Вы знаете, что было дальше? Нет, вы не знаете, иначе не смогли бы спокойно слушать мой рассказ.
Бензин потёк по груди, спине.
Первые мгновения того, как он движется по моему телу, хорошо помню.
Вот у меня защипало под мышками. Терпимо. Но всё менее и менее. А он уже попал на живот, вот на моё интересное (кому? Ну, кому-то интересное!) место. Вот он начал течь по ногам. Одновременно добравшись до моего, как говориться, «хозяйства».
Всё происходило быстро, очень быстро. На моих глазах – я ж смотрел – мой член посинел, вплоть до фиолетового цвета (кто б не так?). Размер его стал да вот с мизинец. Он скрутился как-то набок, покрылся морщинами, весь. Появилась боль, она нарастала … А дальше….
Дальше слова пацанов, когда они рассказывали о случившемся остальным, в перерывах хохота.
«мы смотрели ему вслед. Да и по сторонам. Мало ли. Он зашёл в туалет. Прошла минута, две.
Изнутри, набирая силу, раздался рёв, крик, стон, вопль. Всё в одном.
Затем, крыша будочки стала взлетать вверх, стены затряслись. Распахивается дверь, и оттуда вылетает наш друг. И мгновенно оказывается у колонки с водой. Где и происходит последующая водная процедура омовения тела.
Учтите только, что на свободу из строения юноша вылетел без сапог. И без трусов. Похоже на то, что ему не до того, знаете ли, было».
Под колонкой я немного ожил. Некоторые части тела моего изменили цвет на живой, и я смог дышать.
Но плескался минут тридцать. Когда поезд без гудка двинул эшелон, я успел, захватив сапоги, трусы и ведро проклятое, а кто ж виноват, конечно оно, запрыгнуть на платформу.
------------------
 
В то учение приключилась у меня ещё одна встреча. Довольно таки часто в те времена случались неприятности с желудком. Пища то всяко разная. Расстраивается желудок и тогда начиналось то, что всегда начинается в таких случаях. Бегаешь и бегаешь в туалет. А в этом заведении процесс сей происходит под всем известные звуки – без натуралистических подробностей не обойтись, так что уж простите великодушно те, кто читает и слушает сей рассказ.
Из-за звуков этих и родилось название, вернее, определение разговорное тех, кто болен этим огорчением животиков – пулемётчик. Актуальное определение в армии.
Как то шли строем, ну а разговоры в передвижении, хоть и не положено, случаются. Один из взвода, рядовой Курбеков, что то пробормотал, жалуясь на боли в животе, другой ему ответил, назвав, для шутки, пулемётчиком. Подразумевая – хворобу упомянутую выше. А тот не врубился и ответил – я не пулемётчик, я – гранатомётчик!
С тех, ясное дело, его не раз так и называли, желая подшутить.
Но рассказ мой о встрече в медицинской палатке, куда я попал, опять по вышеупомянутой болезни. Пришёл туда за каким-либо лекарством от неё. Там, пока ждал, когда освободится доктор и примет меня, разговорился с одной санитаркой. Она была из вольнонаёмных, старушка уже. Не знаю уж, как и откуда, но старушек в медчастях в армии встречать приходилось не раз. То одна приходила в палату, где лежал с желтухой (это не имя, не кличка, это болезнь печени), чтоб постричь желающих. Так на её визиты собирались толпы. Очень уж она виртуозно разговаривала ….матом.
А в этот раз старушка в разговоре рассказала мне следующую историю.
Работала я в госпитале. Сдружилась с одной медсестрой. Та всё переживала за неразделённое чувство. Нравился ей один лейтенант из пехоты, а он на неё – ноль внимания. Так что придумала – когда тот пришёл как-то за таблеточкой от головной боли – подсунула ему пургена таблетку (эта таблетка слабит желудок). Зачем? Чтоб желудком помаялся и к ней ещё раз пришёл. У неё вообще с этими таблетками бзик. Представляешь, я как-то её попросила что ни будь от кашля. Так она мне жменьку пургена дала. Я его, этого пургена, дома и оприходовала. Потом как началось….ой-ёй-ёй!!! Вначале я ещё бегала в туалет. А потом плюнула, поставила ведро у кровати и уж тут  успевала по надобности и подругу ту успевала помянуть, а как, сам понимаешь. Подруга называется. Шутница. Вот уж она у меня получила, когда я малость пришла в себя. Да, ты не думай, что я раз старая, то ничего не могу. Рука у меня тяжёлая и сейчас.
===================
1974 – 2019, Минск – Печи – Кушка – Минск – Хайфа.