Кошмар на улице Мира

ПРОЛОГ

– Слушай, Юрик, тебе не кажется, что мы похожи на двух идиотов? Лекции давно закончились, все разошлись, а мы с тобой тут какой-то фигней страдаем.
Так или почти так говорил студент Ринат Кайсаров своему сокурснику Юре Ермакову, с которым сейчас тет-а-тет гонял футбольный мяч на лестничной площадке педуниверситета. Странная это была игра, совершенно не соответствующая статусу студентов-четверокурсников: они уже битый час просто пинали мячик друг другу, не пропуская ни одного паса.
– Дуррак ты, Рринат, – как обычно картавя, отозвался Юрик, – ты экзамен сдать хочешь или нет? Ну и всё. Черт, чуть не сбился! Пятьсот тридцать два, пятьсот тридцать три…
– А чего это вы здесь делаете, а? – вдруг раздался знакомый голос. Это был Федя Крюков, еще один сокурсник Рината и один из его лучших друзей. Он подошел, как всегда, незаметно и теперь наблюдал за происходящим, недоуменно поправляя очки.
– Видишь ли, Федёк, Юрик говорит, что если за день до экзамена отбить ровно 555 мячей подряд, то сдашь на пять. Уже немножко осталось. 537, 538…
– И ты что, поверил? – хмыкнул Федор, – ой, не могу! Видели бы вы себя со стороны! Два толстяка, вспомнившие детство!
– Какой я тебе толстяк! – огрызнулся Ринат. Он очень не любил, когда его так называли, хотя толстым он в общем-то не был, просто довольно коренастым и упитанным малым. Эта упитанность иногда давала повод для шуток, и тогда он начинал в глубине души переживать. Но разве можно его сравнивать с Юриком!
– Отстань, Крюк, не мешай! – проворчал Юрка, – не дай бог, пропущу хоть один… 545, 546…
– Правильно, правильно, – продолжал ерничать Федя, – если своих мозгов нет, так, может быть, хоть мячик поможет. Хе-хе… Давай, давай.
Юрик погрозил Феде увесистым кулаком, и тот замолчал.
– 549, 550… – считал Юра.
Федор молчал, но на губах его змеилась ехидная улыбка.
– 551, 552…
«Слава богу, сейчас это закончится, и мы пойдем домой, – подумал Ринат, – а завтра увидим, правда это или нет».
– 553, 554…
Наконец Ринат в последний раз отправил мяч Юрику. И тут Федя сделал мелкую пакость. Он выставил ногу, и мяч, не долетев до цели, отскочил с площадки вниз на лестницу.
Дальше случилось нечто страшное. Юрок чисто инстинктивно рванулся за мячом, потерял равновесие и покатился кувырком по ступенькам. Докатившись до площадки, он как-то косо врезался головой в стенку. Что-то хрустнуло резко, как выстрел, и голова отломилась от жирного туловища. Она отскочила от стены так же, как только что мячик, и покатилась по следующей лестнице. Парализованный ужасом, Ринат смотрел, как она прыгает по ступенькам, точно какой-то жуткий колобок, оставляя кровавый след, что-то предсмертно бурча, тряся щеками и вращая глазами. Докатившись до края лестницы, голова свалилась в пролет.
Только после этого оцепенение Рината прошло, и он медленно обернулся к Федору. И тут его потрясло вторично, на этот раз выражение лица друга. Он стоял и все так же ехидно, криво ухмылялся, как будто только что продемонстрировал остроумный розыгрыш и теперь ожидал реакции.
– Ты… почему ты смеешься? – с трудом выговорил Ринат.
– А что мне, плакать, что ли? – издевательски усмехнулся Федя, – не я же с лестницы упал.
– Ты что, не понимаешь, – Ринат тяжело дышал и не находил слов, – из-за тебя только что погиб человек.
– Как это из-за меня? – искренне возмутился Федя, – я что, толкнул его, что ли? Он сам виноват. Ну ладно, хватит дурью маяться, пошли домой.
– Нет, это ты виноват! – Рината затрясло, – Ты… ты убил его! И ты за это ответишь!
С этими словами он схватил Федю за грудки и прижал к стене.
– Больной, проснитесь! – вдруг сказал Федя голосом Владика Малютина и начал трясти Рината за плечо. В тот же миг и сам Федя, и лестничная площадка куда-то исчезли.
Очнувшись, Ринат понял, что сидит в аудитории на лекции профессора Бодягина по экономгеографии. Владик Малютин, его друг и однокурсник, тряс его за плечо:
– Больной, не спать! Что это вы себе позволяете? Сейчас Бодягин увидит!
– Фу, черт! – Ринат встряхнул головой и огляделся. Федя сидел здесь же и добросовестно конспектировал.
– С тобой все в порядке? – спросил Владик, увидев испарину на лбу друга.
– Да, просто приснилась какая-то мерзость, – Ринат еще раз обвел взглядом аудиторию и не нашел среди студентов Юры Ермакова.
Вдруг дверь распахнулась, и вбежал Гена Фильченко – еще один сокурсник, живший вместе с Ермаковым в общежитии. Он тяжело дышал, глазенки испуганно бегали, и вообще он выглядел как-то суматошно.
– Ай`м глэд ту си ю, май дарлинг! – по обыкновению язвительно приветствовал Бодягин опоздавшего, – давно ли вы, молодой человек, взяли манеру врываться во время лекции? Раз уж опоздали, то хотя бы имейте совесть войти, как подобает!
– Вы что, ничего не знаете?! – Генка окинул всех отчаянным взглядом и выпалил: – Ермаков погиб!
Пораженный вздох прокатился по рядам. У профессора вытянулось лицо.
– Как… как это случилось? – заморгал он.
– В общаге… – начал сбивчиво объяснять Генка, – он опаздывал на лекцию, бежал по лестнице, споткнулся, упал и… и свернул шею… его отвезли в больницу, и я с ним… врачи сказали, что уже всё…
Послышались рыдания кого-то из девушек. Профессор Бодягин взглянул на студентов. Его мясистое лицо дрожало, в глазах стояли слезы.
– Ребята, – непослушным голосом проговорил он, – сегодняшняя лекция отменяется. Можете идти.
Студенты тихо встали, тихо сложили свои вещи и тихо направились к выходу. Девушки – всхлипывая и прижимая к лицам платки, парни – нахмурившись и опустив головы.
Только Ринат остался на месте. Он сидел с таким видом, будто его чем-то оглушили. Владику пришлось тронуть его за плечо, чтобы вывести из оцепенения.
Выйдя из аудитории, Федор, Владик и Ринат наткнулись на приятеля Валеру Симагина – известного университетского донжуана, старше их на курс.
– Слышал про Ермакова? – спросил его Владик.
– Да уж, – кивнул Валерка, – нелепая смерть. Был человек – и нет человека. Ринат, ты что, в шоке?
Тот стоял все с тем же ошарашенным видом. Валера положил руку ему на плечо:
– Старик, не надо зацикливаться на таких вещах. Я понимаю твое состояние, но жизнь-то продолжается.
– Пойдешь с нами в больницу? – вдруг спросил Ринат, видимо приняв какое-то решение.
– Не могу, некогда. К аспирантуре надо готовиться, – покачал головой Симагин.
Как бы в подтверждение его слов мимо прошла аспирантка Светлана Калинина – девушка огромного роста и объема, которую при всем желании нельзя было назвать красивой.
– Гоблин натуральный, – вполголоса ухмыльнулся Валерий, глянув ей вслед, – вот уж с кем ни за что бы в постель не лег.
– Но как она, должно быть, несчастна, – с жалостью в голосе пробормотал Федя.
– Ну, иди, осчастливь ее! – хихикнул Валерка, чем привел Федю в конфуз.
– Ладно, нам пора, – пожав Симагину руку, Ринат повлек за собой Владика с Федей.
– Чего это ты вдруг надумал в больницу идти? – спросил Владик, когда три друга вышли на залитую солнцем весеннюю улицу, – все равно ведь будут похороны, там с ним и попрощаемся.
– Я должен взглянуть на него сейчас. Это очень важно.
– Да зачем? В чем ты хочешь убедиться?
Ринат остановился и, очень серьезно глядя на своих друзей, тихо проговорил:
– Только что на лекции я видел во сне смерть Юрика.
Наступила пауза, нарушаемая только уличным шумом – шелестом молодой листвы, шагами прохожих и гулом автомобилей и троллейбусов.
– То есть как? – в один голос воскликнули Владик и Федор, – вещий сон, что ли?
– Не знаю, вещий или нет, но произошло это почти так же, как рассказал Генка. Упал с лестницы…
– Тоже, что ли, на лекцию опаздывал?
– Да нет, причина была другая…
– Какая?
– В общем, там не обошлось без Федора…
– Я так и знал, – сразу же заявил Владик в своей любимой назидательной манере, покачивая большой кудрявой головой, – ни одно темное дело у нас без Феди не обходится. То-то я смотрю, он помалкивает.
– Что ты можешь знать, осел! – неожиданно обозлился Федор. Это было на него непохоже, с его мягким и уступчивым характером, – «я так и знал»! – передразнил он, кривя губы, – как же ты меня достал!
– Да я пошутил, чего ты, – Владика смутила эта внезапная вспышка.
– Нашел время! – шипел Федя, все более распаляясь, – такими вещами не шутят! Шутник хренов! Не умеешь шутить – значит, нечего возникать! Сидел бы, копался в своих мхах и не высовывался! (Владик писал дипломную работу по мхам Волгоградской области).
– Да чего ты разорался! – рассердился, наконец, и Владик, – мхи еще приплел! Ты сам, кроме своих козявок, ничего знать не хочешь! (Федя писал аналогичную работу по перепончатокрылым) Скоро сам станешь похож на насекомое! Причем самое ядовитое из всех! Ах-ах, задели его, скажите пожалуйста, какие мы ранимые!
– Э-э, мужики, хватит скубаться, вы чего, – попытался образумить их Ринат, но они его не слушали, с ненавистью уставясь друг на друга. Впервые он видел их такими, и это его испугало.
– Не зли меня, – Федя даже зубы оскалил.
– А то что? Укусишь, что ли? Так у меня сыворотка есть противозмеиная. Ты глянь, ты глянь, ну прямо Крюгер какой-то!
Это были последние слова Владика. Федя нанес ему молниеносный удар в лоб. Ринат даже не заметил, как это произошло. Он увидел уже результат – глубокую вмятину во лбу Владика. Глаза последнего закатились, и он без звука повалился на землю.
Федор повернул к Ринату искаженное дикой злобой лицо, начавшее почему-то быстро приобретать кирпично-красный цвет.
– Что с тобой, Федя… – Ринат, холодея, наблюдал, как волосы осыпаются с Фединой головы, а кожа багровеет и как-то странно стягивается, точно от сильного ожога. На его свитере, только что сером, проступили красные и зеленые полосы, а на правой руке обозначилась перчатка с четырьмя длинными лезвиями.
– Какой, в задницу, Федя! – прорычал монстр в лицо потерявшему дар речи Ринату, – ты что, недоумок, не узнаешь меня? – откуда-то из воздуха он достал истрепанную и засаленную черную шляпу и водрузил на свой лысый череп.
Ринат хотел бежать, но ноги его словно приросли к асфальту. Попытался крикнуть, но не смог даже открыть рта. А вокруг все так же шумела листва, ездили машины и ходили прохожие, упорно не замечая происходящего.
– Веселье начинается! – хрипло захохотал Фредди Крюгер, занося над Ринатом свою смертоносную руку…

ГЛАВА I
Дверной звонок надрывался уже, наверное, третий или четвертый раз.
Ринат вскочил с дивана, натянул тренировочные штаны и открыл дверь. В квартиру с криком «Поз-драв-ля-ем!» ввалились с подарками Владик, его девушка Ирина, девушка Рината Эльвира и Федор – как всегда, без девушки, не везло ему с ними...
– Вы уж извините за мой вид, я спал. На работе намотался с этой кока-колой, будь она неладна.
– До такой степени, что забыл про свой день рождения?
...Через некоторое время все, нарядные и красивые, расселись за накрытым столом. Дымилось жаркое, плов, бастурма, бешбармак, пестрели салаты, гордо возлежала на большом блюде селедка под шубой. Искрились фужеры с шампанским и рюмки с водкой, а посреди всего этого великолепия высилась пластиковая бутылка кока-колы.
– Ну что, Федя, с тебя, как водится, первый тост, – потирая руки, заявил Влад. – Блесни красноречием!
– Ринат! – торжественно начал Федор, вставая со стопочкой в руке, – Студенческие годы позади, и мы встречаемся уже не так часто, как раньше. Ты живешь в Волжском, а я в Волгограде. Но сегодня у тебя день варенья, и я вижу, что тебя есть с чем поздравить. Ты уже кое-чего добился в этой жизни, у тебя очаровательная невеста, денежная работа – в общем, все, что надо. Так выпьем же за то, чтобы и впредь твоя жизнь была так же полна, как... как вот эта бутылка кока-колы!
– Ой, только ради бога, не надо лишний раз упоминать кока-колу, – застонал Ринат, – я уже видеть ее не могу.
– Ну ладно, не буду. С днем рождения, Ринат!
Зазвенели чокающиеся фужеры и рюмки, и потекло своим чередом обычное дружеское застолье.
– Влад, а что это у тебя за синяк на лбу? – вдруг спросила наблюдательная Эльвира, – Ира, что ли, побила?
– Да это я спешил, когда собирался, и об дверцу шкафа стукнулся.
– Странно... – протянул Ринат, – мне как раз перед вашим приходом снилось нечто подобное.
– И что же тебе снилось?
– Да вздор всякий, кошмары какие-то. Университет снился, будто мы все еще учимся...
– Тоже мне кошмары! – возмутился Владик, – Золотое было времечко! Потом с умилением вспоминать будем, вот увидите!
Застольная беседа сразу приняла излюбленное всеми направление: один за другим начали вспоминаться разные вузовские приколы, связанные с преподавателями, лекциями и полевыми практиками. То и дело слышалось: «А помнишь..? А помнишь, как..?», сопровождаемое взрывами смеха.
– Помнишь, как Краснобаев неграм про клешни объяснял?
– А как Варламов с теми же неграми по-французски шпрехал?
– А Колодина? «Сказал бы, Владик: не жди меня, Инна Георгиевна!»
– Нет, что ни говорите, а она добрейшей души человек, – Владик смахнул воображаемую непрошеную слезу, – как пеклась обо мне и моих мхах... Вот что, – воодушевился он, – предлагаю четвертый тост за преподавателей, которые нас взрастили...
– Вскормили, – хихикнул Федя, подмигивая еще более раздобревшему в последнее время Ринату, который сразу набычился.
– И вспоили, – заключил Владик, разливая «Смирновку» по рюмкам.
– Ну куда ты мне опять полную? – заныл Федя, – Я и так уже пьяный. А мне еще домой ехать.
– Ничего, ничего. До автобуса мы тебя доведем, а там уже дело техники. Ну, вздрогнули!
– Вы, конечно, можете вздрагивать, сколько хотите, а я хочу танцевать! – объявила Эльвира, отбрасывая «Космополитен», который они с Ирой только что листали, – Ринат, поставь что-нибудь веселенькое!
Ринат убрал звук у телевизора и впихнул в музыкальный центр сборку зарубежных хитов. Ирина, извиваясь кошкой, потащила из-за стола своего бойфренда.
– Ну-ка быстренько все вставайте! – расходилась Эльвира, изощряясь в сексуально-манящих телодвижениях под зажигательную музыку, – Федька, чего расселся?
Федор с трудом поднялся с дивана и, стараясь не терять координацию движений, присоединился к общему веселью.
– Правда, я на нее похожа? – не прекращая танцевать, Эльвира показала на экран телевизора, где, помахивая микрофоном, беззвучно открывала рот Кристина Орбакайте.
– Глупости какие! – пожал плечами Владик, – Да ты лучше в сто раз! Если б не Ира, я бы в тебя влюбился, ей-богу!
– Ну да, рассказывай! – хохотала Эльвира и уже неистово кружилась в танце, озаряемая таинственным светом ночной лампы.
– Э... Эля, ты самая красивая! – заплетающимся языком выговорил Федя и попытался обнять Эльвиру, но зацепил ногой стул и вместе с ним загремел на пол.
– Ну, Федек, я вижу, тебе и вправду хватит! – укоризненно засмеялся Ринат, помогая другу подняться.
«Черт... Напоили-таки, поганцы!» – думал Федор, тяжело опускаясь на диван, – «Как будто не знают, что мне нельзя много пить!»
– Эля, а ты знаешь, что сказала Орбакайте недавно в интервью журналу «7 Дней»? – сладко пропела Ирина, которая всегда была в курсе последних светских сплетен, – ее спросили что-то об отношении к смерти, и она сказала, что хотела бы умереть во время занятий любовью! Предпочитаю, говорит, сладкую смерть!
– Господи, экое извращение! – театрально запричитал Владик, но Эльвира с ним не согласилась.
– А что? По-моему, в этом что-то есть! – запрокинув голову и руки, она изобразила неземную страсть.
А Федора между тем уже неодолимо клонило в сон, как всегда после обильной выпивки. Какое-то время он еще различал движущиеся перед ним фигуры и воспринимал обрывки разговора, но в конце концов, не в силах более сопротивляться, откинул отяжелевшую голову на спинку дивана и окончательно погрузился в сон.

…– Федя! Федя!! Федя!!! Да Федя же!!!!
Эти резкие и неприятные окрики заставили Федора сверхъестественным усилием открыть глаза. По ним тут же резанул яркий свет – горела люстра под потолком. Ночник, телевизор, музыкальный центр – все это было уже выключено. Со стола было убрано («Когда это они успели?» – мелькнула мысль). Владик и Ира собирались домой.
– Федь, ты домой поедешь или ночевать останешься? – спросил именинник.
– Не... нет, домой поеду... Домой, – забормотал Федя, чувствуя, что голова его вот-вот лопнет.
– А то смотри, оставайся, места хватит. Как себя чувствуешь?
– Да вроде ничего, только голова... Будто трансформатор в нее засунули.
– На тебе таблетку. Поедешь все-таки?
– Да, да... поеду... надо домой.
Владик с Ириной проводили Федора до автобуса. Все трое шли молча. До самой остановки никто не обмолвился даже словом, как будто не они только что веселились на дне рождения. Все это веселье растаяло в черноте ночных улиц, которую не в силах были разбавить тусклые фонари. Осталась лишь головная боль и изжога.
Шипя и громыхая, подкатил «Икарус» *** -го маршрута. И в этот момент Федором вдруг овладело тревожное чувство. Неизвестно почему, но ему расхотелось садиться в этот автобус.
– Ну что, Федя, будь здоров, – нарушил молчание Владик, протягивая руку.
– Слушай, может, подождем следующего?
– Какого следующего? Это последний. А в чем дело?
– Чем-то он мне не нравится. Глупо, конечно... но у меня какое-то недоброе предчувствие…
– Да брось ты глупостями заниматься! Автобус как автобус, все на месте – колеса, фары... Просто ты выпил, плохо себя чувствуешь, вот и все. Сейчас приедешь домой, ляжешь баиньки, и все пройдет.
– А, ладно! – Федя махнул рукой, досадуя на самого себя за эту непонятную нерешительность, – чего это я, в самом деле!
– Пока, Федя! Не теряйся, звони, приезжай.
– Да-да, обязательно, – тоскливо кивал Федор уже из автобуса, – и вы ко мне приезжайте, на улицу Мира!..
Двери с шипением съехались, точно отрезав его от остального мира. Заревел мотор, железная коробка на колесах зловеще завибрировала и медленно тронулась.
Еще видны были за грязным окошком друзья. Они улыбались и махали руками, но лица их показались Федору совершенно чужими. Вместе с остановкой они поплыли назад и растворились во мраке.
Автобус, ритмично раскачиваясь, несся по темной дороге. Голова все не проходила. Федя хмуро смотрел на пролетающие за окном фонари и думал о том, как он приедет домой и ляжет спать. Больше ему ничего не хотелось. А чтобы добраться до дому, предстояло еще на Тракторном пересесть на скоростной трамвай и опять долго ехать.
Качка действовала усыпляюще. Голова Федора мало-помалу свесилась на грудь, и он впал в тяжелое забытье.
Очнувшись (будто кто толкнул), он обнаружил себя уже не в автобусе, а в трамвае. Это обстоятельство сначала показалось невероятным. «Ни фига себе!» – была первая мысль, – «когда это я пересел на трамвай?! Во сне, что ли, уже хожу? Ну да, говорят же, что у пьяных автопилот работает…»
Пассажиров было совсем мало. Они сходили на каждой остановке, пока наконец салон не опустел. Некоторое время Федор ехал в полном одиночестве. Но вот на очередной остановке в трамвай поднялся дюжий мордастый парень и деловито направился прямо к Федору. Трамвай дальше не поехал и дверей не закрыл.
Подойдя, здоровяк небрежно махнул удостоверением и процедил:
– Билетик?
– Нету, – пожал плечами Федя, всем своим видом выражая крайнее удивление.
– Нету? Тогда платим штраф или выходим.
– Позвольте, я что-то не понимаю. Что за контроль в двенадцатом часу ночи? Где я мог сейчас купить билет?
– Это твои проблемы, браток, – невозмутимо промычал контролер, глядя в упор своими маленькими, ничего не выражающими свиными глазками.
– Тамбовский волк тебе браток! – вырвалось у Федора, задетого этой грубой фамильярностью.
– Че-е-ево?! – угрожающе протянул мордоворот, – Твое счастье, блин, что я на работе, а то б я тебе устроил! Плати давай!
– Так, в чем тут дело у вас? – поинтересовался вышедший из кабины вагоновожатый.
– Да вот, зайцем едет, да еще грубит, – показал толстым пальцем на Федю контролер.
– Да ну? Ай-яй-яй, как нехорошо! – ехидно улыбаясь, зацокал языком вожатый. У него оказалась еще более мерзкая рожа, чем у контролера – длинная и худая, рот до ушей, крючковатый нос, узкие, убегающие под брови глаза – просто Мефистофель какой-то, – катаемся, значит?
– Ничего, щас мы его в отделение…
Мордоворот уже хотел взять Федю за плечо, но Мефистофель вдруг удержал его:
– Да ладно, чего ты привязался к человеку, в самом деле? Не видишь, человек хочет прокатиться. Давай предоставим ему такую возможность!
И он заговорщицки подмигнул контролеру. Тот что-то понял, радостно осклабился и сказал «Гы-ы!» После чего оба с хулиганским проворством выпрыгнули из трамвая.
Почуяв недоброе, Федя тоже хотел выйти, но двери резко захлопнулись перед самым его носом. Трамвай загудел, хотя кабина была пуста, дернулся пару раз и поехал. А Мефистофель и мордоворот, глумливо скалясь, махали руками вслед, как бы желая счастливого пути.
Федор понял одно – что попал в какую-то страшную западню и впереди его ждет нечто еще более страшное. «Спокойно», – сказал он себе, – «Надо выдернуть шнур и выдавить стекло». Рванул оконный шнур. Тот, словно живой, заизвивался змеей, вывернулся из рук и вернулся на прежнее место. Тогда Федя изо всей силы ударил в стекло кулаком. Локтем. Взявшись за верхний поручень, подпрыгнул и врезал обеими ногами. Стекло не разбивалось, а только мягко прогибалось под ударами, точно резиновое.
А трамвай набирал скорость. Даже если бы удалось разбить стекло, выпрыгнуть уже не представлялось возможным, так как означало верную смерть.
Федя метнулся в кабину, еще надеясь, что ему удастся как-то остановить этот взбесившийся трамвай. В глазах зарябило от множества непонятных кнопок и рычажков. Среди них бросилась в глаза одна – «Вызов диспетчера». Нажал. Динамик зашипел, но вместо голоса диспетчера из него совершенно неожиданно полилась детская песенка Владимира Шаинского:
"Голубой вагон бежит, качается,
Скорый поезд набирает путь..."
Это было уже слишком. Федя зажал уши руками, чтобы не слышать этого издевательства, и тут увидел рычаг экстренного торможения. Это был последний шанс, и он схватился за него, как за соломинку.
Но это возымело обратный эффект. Вместо того чтобы сбросить скорость, дьявольский трамвай развил еще большую. Всхлипнув, Федя в отчаянии забарабанил по всем кнопкам подряд. С каждым нажатием скорость трамвая только росла, став наконец сверхъестественной. Придорожные деревья слились в стремительно мчащуюся мимо бурую мохнатую стену. Федя, вжатый в спинку вожатского сиденья, в дикой тоске уставился вперед, в рассекаемую фарами темноту, из которой неудержимо неслись навстречу частокол шпал и две линии рельсов. Содрогаясь всем корпусом, трамвай летел по ним, грозя вот-вот с них сорваться куда-то в тартарары. И продолжала сверлить слух веселая песенка:
"Скатертью, скатертью дальний путь стелется
И упирается прямо в небосклон…"
Путь упирался в черную круглую дыру подземки, быстро растущую впереди.
"Каждому, каждому в лучшее верится,
Катится, катится голубой вагон!"
Последние слова песенки потонули в оглушительном грохоте, который заполнил все вокруг, когда трамвай влетел в туннель, точно в глотку какого-то чудовища. Казалось, весь мир теперь состоит из этой темной трубы и бешено мчащего по ней стального монстра, несущего своего пленника навстречу… чему?
В конце туннеля слабо вспыхнул какой-то свет. Вскоре он разделился на два огонька, которые стремительно приближались. Это были фары! Навстречу по тем же рельсам ехал другой трамвай!
Глаза Феди вылезли из орбит, а из груди вырвался дикий, безумный вопль – последний вопль обреченного существа.
В считанные секунды встречный трамвай заполнил собой расширившиеся зрачки Федора Крюкова. Страшный удар расколол вселенную…

Среди ночи Владик вдруг проснулся. Такого с ним обычно не бывало, и он с минуту лежал, пытаясь понять, что же его разбудило. Кажется, это был какой-то посторонний звук, который он услышал сквозь сон. Но кругом была тишина, за окном стояла обычная сентябрьская ночь. Рядом, разметав волосы по подушке, безмятежно посапывала Ирина. Горели в темноте красные цифры настольных электронных часов, показывая два часа тридцать минут.
И тут звук повторился. Это был тихий шелест бумаги, и доносился он из соседней комнаты. Владик подумал, что кошка залезла на журнальный столик. Но, оглядевшись привыкшими к темноте глазами, увидел, что она сидит здесь, под стулом.
А шелест между тем повторился. Это был явно осмысленный звук, который обычно рождается от перелистывания страниц. Получается, что в квартире находится кто-то чужой, который к тому же что-то читает! Но как он мог в таком случае войти?
Владик медленно спустил ноги с кровати, сунул их в мягкие тапочки, осторожно встал и неслышно начал подкрадываться к соседней комнате. Там горел приглушенный свет.
Первой мыслью Владика было вызвать милицию, но сначала он решил попытаться тихонько взглянуть на этого нахала, вторгшегося в дом посреди ночи.
Затаив дыхание и пытаясь успокоить все сильнее и сильнее бьющееся сердце (гипертония давала себя знать), Владик одним глазом заглянул в комнату.
То, что он увидел, превзошло все его ожидания. Рядом с журнальным столиком, под торшером, удобно расположился в кресле… Федя Крюков! Он сидел левым боком к Владику и спокойно листал «Основы психоанализа» Фрейда.
Прошло минуты три, в течение которых Владик пытался сообразить, что все это значит. Наконец, не найдя сколько-нибудь разумного объяснения, он шагнул в комнату и громко сказал:
– Сколько лет, сколько зим!
Федя даже не вздрогнул и не повернул головы, как будто не слышал этого иронического приветствия. Он все так же сидел, углубившись в чтение. Владику стало не по себе. Повисшие в воздухе слова ему самому вдруг показались глупыми и неуместными.
– Федя, ты как сюда попал? – снова нарушил он тишину, но уже не так уверенно. Этот вопрос также не вызвал с Фединой стороны никакой реакции. Он только перевернул следующую страницу.
– Ты что, не смог уехать? – совсем уже упавшим голосом пролепетал Владик, чувствуя внезапную слабость в ногах и тяжесть под диафрагмой. Лицо Федора было неестественно бледным и совершенно неподвижным, он даже не моргал.
– Но я же точно помню, что мы посадили тебя на автобус, – не зная, что еще сказать, выдавил из себя Владик.
– Вот именно, посадили! – вдруг громко сказал Федя, поворачиваясь к Владику. И у того перехватило дыхание.
Вся правая сторона лица Федора оказалась свезена, содрана до самой кости. Зияла пустая окровавленная глазница, сверкала под ней треснувшая скула, на месте щеки тускло поблескивали два ряда ощеренных желтоватых зубов. Местами на костях черепа виднелись остатки кожи, мышц и сухожилий, покрытые запекшейся кровью.
– Да уж, посадили, мать вашу так! – повторил он, укоризненно качая своим ужасным лицом, на котором косо сидели очки с разбитым правым стеклом, – И вот результат! Страшно, да? Ну, что молчишь? Скажи что-нибудь в свое оправдание!
Владику стало трудно стоять. Онемевшей рукой он нащупал позади себя диван и тихо сполз на него. «Неужели я схожу с ума?» – билась в его мозгу единственная мысль.
– Не беспокойся, не сходишь, – усмехнулся Федя, – просто я явился тебе во сне как человеку, виновному в моей смерти. Понял?
Владик молчал, судорожно сглатывая.
– Вижу, что не понял, – продолжал измываться монстр в кресле, покачивая закинутой на ногу ногой, – Ну, конечно, не ты один виноват. Главный виновник – тот несчастный алкаш, водитель автобуса. Но он уже сам себя наказал – от него осталось мокрое место. А вот вас буду наказывать я!
– За… за что? – еле вытолкнул из пересохшего горла Владик.
– Как это за что?! – возмутился мертвец, – А по чьей милости я оказался в этом чертовом автобусе? Ась? То-то же. А ведь все могло быть иначе. Если бы вы не напоили меня, – он начал загибать пальцы на руке в обратную сторону, и они с хрустом ломались, – я бы не заснул и ушел пораньше. Но если бы вы меня пораньше разбудили, – хрустнул следующий палец, – беда была бы еще поправима. Можно было попасть на другой автобус. Но вы, – затрещал еще один палец, – не оставили мне выбора. А шофер был пьян. Это стечение обстоятельств меня и погубило. Но я отомщу за свою смерть! Теперь я буду оживать в ваших снах и убивать вас одного за другим! А-ха-ха-ха-ха-ха!!!
Сатанинский хохот потряс всю комнату.
– Федя, опомнись! – преодолев ступор, с болью и отчаянием воскликнул Владик, – ведь мы же твои друзья!
– Были, – оборвав хохот, изрек Федор, – но того доброго и хорошего тюфяка Феди, которого вы знали, больше не существует. Сам посуди – зачем покойнику живые друзья? У вас есть только один способ вновь стать моими друзьями. Догадываешься, какой?
– Нет, ты не сделаешь этого, – Владик попытался призвать на помощь весь свой дар логического убеждения, – Ты ведь просто шутишь, правда? Ты же знаешь, что мы никогда не перестанем считать тебя своим другом, даже после твоей смерти. И тут не нужны какие-то, как ты говоришь, способы. Ты и так останешься жив в нашей памяти... Нам будет очень тебя не хватать… – тут Владик понял, что сказал лишнее.
– А мне-то как будет вас не хватать! – обрадованно подхватил Федя. – Вообрази, как я скучаю по вам на том свете! – его лицо вдруг начало менять свою форму, постепенно становясь плоским. – Поэтому я хочу забрать всех вас к себе! – лицо все более уплощалось, очки срастались с глазами, которые увеличивались и раздвигались в стороны. – Но ты пока можешь спать спокойно, твоя очередь еще не подошла, – глаза все росли и вытягивались вертикально, покрываясь какой-то мелкой сеткой и отползая назад, на место исчезнувших ушей, а посреди лба выскочили, как бородавки, три новых глаза, маленьких и круглых. – Первым будет виновник торжества, – нос разгладился в ровную площадку, из которой проклюнулись блестяще-черные рожки и начали, шевелясь, вытягиваться. – Если бы не его долбаный день рождения, ничего вообще не случилось бы, – подбородок исчез, верхняя челюсть разделилась на две острые зазубренные створки, из-под них вылезли две короткие загнутые антенны. Руки и ноги удлинялись, неестественно выламывались и обрастали длинной щетиной. Из боков, прорвав рубашку, вылезла еще одна пара рук, а за плечами с веерным треском развернулись прозрачные переливающиеся крылья. Еще несколько секунд – и на кресле перед полумертвым от страха Владиком сидел, растопырив шесть когтистых коленчатых лап и шевеля усами, огромный шершень.
– Мне пора! Пиши завещание! – проскрежетала мерзкая тварь, и крылья ее пришли в движение. В эту минуту в комнату вошла кошка Владика. При виде гигантского насекомого она выгнула спину и зашипела. А шершень взлетел, сверкнув желто-черным полосатым брюхом, и с оглушительным жужжанием спикировал прямо на несчастное животное. Потом тяжело поднялся в воздух с зажатой в лапах верещащей добычей. Полетели во все стороны разгоняемые воздушной волной газеты и журналы, от гудения крыльев у Владика заложило уши. На секунду страшилище зависло посреди комнаты и ринулось в окно, как снаряд. Зазвенело бьющееся стекло…
– А-а-а-а-а!!! – отчаянно закричал Владик... и проснулся.
Звенел будильник. Утренний свет радостно лился в окно, солнечные зайчики бегали по стенам. С улицы доносилось чириканье воробьев, собачий лай и детский смех. На кухне что-то напевала Ирина, и разговаривало радио.
«Господи! Приснится же такое!» – облегченно вздохнул Владик, сидя на кровати и вытирая холодный пот. Сердце все еще билось учащенно.
– Ты проснулся, милый? – нежно окликнула из кухни подруга, – Вставай скорей, котик, а то на работу опоздаешь!
Через несколько минут Владик, умытый и выбритый, с аппетитом уплетал на кухне яичницу, как-то особенно остро ощущая радость жизни.
– Какая ты у меня все-таки красивая! – ворковал он, разглядывая Иру, тоже одевшуюся на работу, – Стройная, гибкая, ну чисто лебедушка! – он погладил пальцем ее тонкую шею, – у тебя шея, как у Нефертити. Киска ты моя!
– Кстати, где твоя Муська? – заметила Ирина, – Что это она не вышла позавтракать, как всегда? Кис-кис-кис!
– Кис-кис-кис! Муська, Муська!– позвал и Владик. Кошка не отзывалась. – Спит, наверное, – пожал он плечами. – Да, надо бы позвонить Федьке, узнать, как он вчера доехал. Мало ли что…
«…А теперь – о происшествиях», – вещал голос дикторши из радиоприемника, – «По последним сводкам ГИБДД, сегодня ночью в Волгограде случилось крупное ДТП. Около двенадцати часов ночи автобус ***маршрута последнего за сутки рейса, проезжая через плотину Волжской ГЭС, выехал на встречную полосу и на полной скорости столкнулся с большегрузным автомобилем «КрАЗ». Медицинская экспертиза уже после смерти водителя установила среднюю степень алкогольного опьянения. Все девять пассажиров погибли…»
Владик и Ирина сидели, оцепенев и уставясь друг на друга застывшим взглядом.
– Боже мой, – прошептала наконец Ирина, прижимая к губам дрожащую руку, – Это же тот самый автобус, который… на котором…
– Совершенно верно, – Влад пронзительно смотрел куда-то сквозь Ирину, и в жутком этом взгляде читалось нечто большее, чем потрясение трагическим известием, – Значит, мой сон был вещим.

ГЛАВА II
Нарядный ярко-красный автофургон с размашистым логотипом Кока-колы на борту затормозил у ворот оптовой базы.
– Ну что, Ринат, отстрелялись? – подмигнул водитель.
– Да уж, – широко улыбнулся Ринат, устало откидываясь на спинку сиденья, – удачный денек выдался. Все подчистую развезли, до последнего ящика.
– Да ну, гонишь! – почему-то не поверил водила.
– Пойди сам посмотри, – усмехнулся Ринат. Проводив шофера глазами, он заложил руки за голову, расправив мощные плечи, и прикрыл глаза. Закончилась рабочая неделя, и впереди были долгожданные выходные, которые следовало провести с наивозможнейшим кайфом.
От этих приятных мыслей его оторвал вернувшийся к кабине водитель. Он странно смотрел на Рината и качал головой:
– Я ж говорил, гонишь! Зачем только, непонятно.
– Ты чего? – Ринат возмущенно выскочил из кабины, – что ты хочешь этим сказать?!
– Да то и хочу. Прикарманить, что ли, ящичек решил?
Ринат подбежал к раскрытым дверям фургона и… остолбенел. В глубине пустого кузова стояла целехонькая упаковка кока-колы.
– Что за мистика? – хлопая глазами, прошептал он, – Я же собственными руками выгрузил последний ящик…
Он впрыгнул в фургон и подошел к невесть откуда взявшейся упаковке. Мелькнула мысль, что кто-то пытается подстроить какую-нибудь гадость. Бессмысленно уставившись на эти идиотские пластмассовые бутылки с толстыми жизнерадостными Санта-Клаусами на этикетках, он пытался придумать, как теперь объяснит начальству наличие лишнего ящика, не отмеченного в ведомости.
И тут один из Санта-Клаусов подмигнул ему.
Ринат зажмурил глаза и опять открыл. Наваждение не исчезло. Румяный дедушка продолжал хитро подмигивать сквозь очки и становился все более похож на Федю Крюкова. А сама бутылка начала медленно расти, раздвигая своих соседок, пока не стала Ринату по пояс. Этикетка растаяла, а Санта-Клаус переместился внутрь бутылки и стал объемным. Это уже явно был Федя – крупный асимметричный нос, карие с чудинкой глаза – только пухлый, белобородый и в красном полушубке. Он весело улыбался, пускал пузыри и показывал красной варежкой наверх, на крышку бутылки. Ринат, точно зачарованный, отвернул ее, и голова Феди-Санта-Клауса высунулась из бутылки, растянув горлышко.
– Здорово, приятель! – захихикала голова, – Хочешь кока-колы? У меня ее много!
– Откуда ты взялся? – промямлил Ринат, растерянно улыбаясь – веселье Санта-Клауса было заразительно.
– Как откуда? – голова скорчила уморительную гримасу, – Разве ты в детстве не мечтал, чтобы к тебе хоть раз пришел настоящий дед Мороз? Ну вот я и решил тебя порадовать! С Новым годом!
– Так ведь еще осень… – Ринат оглянулся на проем дверей фургона и осекся. На улице шел снег. Большие лучистые снежинки сверкали всеми цветами радуги, отражая свет разноцветных фонариков. Откуда-то доносился тоненький перезвон колокольчиков в ритме песенки «Jingle bells». Отвернувшись от снега, Ринат вновь встретил добрый лукавый взгляд.
– Ну что, будешь кока-колу?
Отказываться было неудобно. Ринат протянул руку к одной из бутылок.
– Нет-нет, только из моей, дружок!
– А как? – пожал плечами Ринат, имея в виду, что бутылка заткнута самим предлагающим.
– А вот так! – резким взмахом рук скинув варежки, Федя вцепился Ринату в волосы и в мгновение ока втянул его голову за собой в бутылку.
Голова погрузилась в кока-колу. Стало нечем дышать. Ринат уперся руками в бутылку, но не смог вырваться. «Добрый дед Мороз» держал его, как в капкане. Чувствуя, что вот-вот захлебнется, Ринат задергался, отчаянно заколотил руками, заболтал ногами…
Оказывается, дышать мешала подушка, неизвестно как накрывшая лицо Рината. Отбросив ее и одеяло, он вскочил на постели, весь потный, трудно дыша.
«Черт, какая душная ночь! Кажется, я выпил лишнего».
На вчерашних поминках по Федору, устроенных дома у Владика, Ринат действительно выпил очень много, как будто пытаясь залить душевную пустоту, оставшуюся от потери друга. Эльвира плакала больше всех. Но самым странным было поведение хозяина – он с какой-то тревожной мнительностью уделял скрупулезнейшее внимание ритуалу поминок, боясь допустить малейшую неточность. «Иначе, – утверждал он – душа Феди не успокоится». Как доказательство неупокоя этой самой души Владик приводил почему-то факт пропажи своей кошки, хотя всем это казалось не заслуживающей внимания ерундой на фоне Фединой гибели. Да и сам Влад не мог достаточно ясно изложить свои странные опасения. Казалось, здравый смысл в нем борется с внезапно проснувшейся склонностью к мистике.
«Но почему так душно? – снова подумал Ринат, – Сушняк давит... Надо похмелиться».
Нетвердыми шагами он направился в кухню. Достав из холодильника бутылку пива, откупорил и с наслаждением опрокинул в рот, сжав зубами горлышко.
Но вместо пива он почувствовал приторный вкус кока-колы. И бутылка оказалась соответствующая – пластиковая, двухлитровая.
«Да что со мной?» – поразился Ринат и хотел уже оторваться от бутылки, но не успел. Потому что она меньше чем за секунду выросла до таких размеров, что выступающий кольцом ободок на горлышке застрял за зубами Рината, растянув его рот до предела. Бутылка, ставшая неподъемной, повалилась на пол, увлекая за собой прочно надетого на нее Рината.
– Хе-хе-хе! – послышался откуда-то сбоку гадкий смех, – Что, попил пивка?
Пританцовывая, Федя подошел к бутылке и забрался на нее верхом. Ничего общего с Санта-Клаусом в нем уже не было. На лице зияла страшная улыбка: слева – угол рта, справа – застывший оскал черепа.
– Ты уж небось думал, что проснулся, дурачок? – принялся он издеваться над Ринатом, распластанным на животе и тщетно пытающимся подняться на четвереньки, – зря ты все-таки не прислушался к словам Владика. Хотя все равно это не помогло бы. Нельзя ведь совсем не спать!
Ринат что-то замычал в ответ.
– Чего-чего? – приложив ладонь к уху, переспросил Федя, – А-а, понимаю, тебя мучает жажда! У тебя ведь сушняк-с. Бедненький! Сейчас я тебя напою!
С этими словами он встал на бутылку обеими ногами и слегка подпрыгнул. Пластмасса прогнулась, и струя колы хлынула в глотку Ринату. Федя подпрыгнул повыше и вогнал в него целый литр сразу.
– Ну что, родной, напился? – заботливо осведомился Федя и сам себе ответил: – Нет, похоже, что не напился. Надо добавить!
И он запрыгал, как чертик на пружинке, весело напевая:
– Веселье приносит и вкус бодрящий,
Праздника вкус всегда настоящий!
С каждым прыжком из бутылки била неудержимая струя шипучей жидкости и, не находя другого пути, проталкивалась внутрь беспомощного Рината. Он уже начал раздуваться. Несчастный чувствовал, как стремительно растущий желудок распирает его туловище во всех направлениях, как проклятая кола заполняет малейшие промежутки, поры и клеточки его тела. Она бурлила в легких, пузырилась в кишечнике, журчала в кровеносных сосудах и шумела в ушах. А садист все прыгал и прыгал, пока Ринат не стал похож на чудовищный дирижабль размером в полкухни, с нелепо торчащими в разные стороны руками и ногами и слившейся с телом головой.
– Ну, пожалуй, хватит, – довольно засмеялся Федя, подойдя к тому, во что превратился Ринат из красивого, крепкого, в меру упитанного парня, – Эк тебя развезло, брат! Куда там Юрику Ермакову!
Ринат смог издать только слабый булькающий стон.
– Что говоришь? Перекачал я тебя? Черт, сам вижу! Теперь тебе надо срочно похудеть. Хо-хо! Что может быть проще!
Злодей схватил вилку, размахнулся и ткнул в раздутый бок. И Ринат лопнул. Раздалось что-то похожее на взрыв, и мощный всплеск разнес во все стороны конечности, голову и внутренности.

В Волгоградском педуниверситете начиналась очередная конференция Русского географического общества. Народ стекался в большую аудиторию: профессора, доценты, преподаватели, аспиранты и прочие типы, как-то связанные с изучением родного края.
Кудрявый горбоносый молодой человек с внешностью провинциального сердцееда – большие с поволокой глаза и маленький чувственный рот между полными, гладко выбритыми щеками – скучающей походкой вошел в аудиторию, помахивая папкой для кандидатской диссертации.
За одним из столов он увидел Владика Малютина. Тот сидел в странной, несвойственной ему подавленной позе – съежившись и недвижно глядя в пространство перед собой. Валеру Симагина он заметил, только когда тот подошел вплотную и хлопнул его по плечу. Сильно вздрогнув, Владик вскинул глаза.
– А-а, это ты… привет.
– Здорово, Влад. Что это ты, как на собственных похоронах? Какие-нибудь проблемы? – поинтересовался Валерий, вглядываясь в похудевшее и осунувшееся лицо приятеля с выпирающими скулами и синими кругами под глазами. Таким Валера его еще не видел.
– Да так… ничего особенного. Устал просто, – попытался тот отговориться, потирая бледный лоб.
– Да ладно, я же вижу – что-то не так. Если бы не выражение лица, я бы подумал, что это Ирка из тебя все соки выжимает. Но судя по твоему мрачному взгляду, дело гораздо серьезнее. Вон и руки дрожат. Нет, конечно, если не хочешь говорить, я не заставляю.
Владик помолчал, потом махнул рукой.
– Понимаешь, – он прерывисто вздохнул, – просто я уже вторые сутки не сплю.
– Бессонница, что ли?
– Хуже. Ты, конечно, можешь посчитать меня ненормальным, но я не могу спать, потому что… боюсь не проснуться.
И он рассказал Валере обо всех последних событиях, начавшихся после вечеринки у Рината – с гибели Федора в автокатастрофе, совпавшей с его зловещим явлением во сне и пропажей кошки:
– Он сказал мне, что убьет нас всех, начиная с Рината. Я думал, что это просто дурной сон. Но третьего дня Рината нашли мертвым! При очень странных обстоятельствах. Рядом с ним валялась бутылка из-под кока-колы, и медэксперты установили, что он ей захлебнулся, находясь в нетрезвом состоянии. Для них все просто, ведь им наплевать. Но я чувствую, что между всем этим есть связь! Я говорил об этом с Ириной и Эльвирой, но они все еще не верят. Эля вообще не в состоянии что-либо воспринимать. Не знаю, что мне делать.
– Я думаю, тебе надо для начала просто успокоиться, – попытался утешить его Валерка, – Наверное, на тебя тяжело подействовали эти две неожиданные смерти. Это понятно, я сам потрясен.
«Да-а, совсем плохи дела у нашего Владика», – думал он между тем, – «тут нужен хороший доктор».
Но тут их беседа была прервана – началась конференция.
Один за другим докладчики зачитывали свои сообщения – об экспедициях по Волгоградской области, об открытиях районного масштаба, о новых методических разработках. Через час Валерий начал клевать носом – у него была бурная ночь. Зевнув несколько раз, он подпер голову руками и закрыл глаза.
Когда он их открыл, аудитория была уже совершенно пуста, а за окнами сгущались сумерки.
«Вот это я даю», – мысленно усмехнулся Валера, – «хотел чуть-чуть вздремнуть, а проспал всю конференцию и даже больше».
Он потянулся и вышел из полутемной аудитории в еще более темный коридор. Мертвая тишина во всем университете неприятно поразила его. Неестественно громко и противно скрипел паркет под ногами. Валера удивился, что раньше этого не замечал. Еще его удивило невесть откуда взявшееся тяжелое, тревожное чувство в душе. Безлюдность института казалась обманчивой. Как будто кто-то недобрый затаился в пустых коридорах и кабинетах, следит и выжидает удобного момента, чтобы внезапно выскочить.
«Кажется, я становлюсь слишком нервным», – с неудовольствием подумал Валерий, ловя себя на желании как можно быстрее покинуть университет.
Как раз когда он проходил мимо одного из кабинетов для практических занятий по анатомии, дверь его распахнулась, как от сквозняка. Бросив в кабинет беглый взгляд, Валерий увидел там... Федора! Он сидел за столом и перебирал какие-то муляжи. На секунду Валера застыл, но тут же все понял.
– Федёк, ты, что ли? – засмеялся он, с чувством огромного облегчения входя в кабинет, – Ну Влад, ну приколист! Прикинь, он сказал мне, что ты умер! И я повелся!
В полумраке кабинета он не сразу разглядел лицо Федора и протянул руку для пожатия. И тут же смех замер на его губах. Рука Феди оказалась холодна, как у трупа в морге. Валера взглянул в его лицо и вскрикнул.
– Да, Владик поступил нехорошо, – глухим загробным голосом проговорил Федя, – зря он тебе все рассказал. Теперь ты слишком много знаешь. Придется внести в мой план маленькую поправку.
Вырвав ладонь из ледяной клешни Федора, Валерий метнулся к двери. Но дверь совершенно самостоятельно захлопнулась, щелкнув замком. Валера в панике начал дергать ручку.
– Даже не пытайся, – послышался сзади голос, но уже не похожий на голос Федора.
Валера обернулся. Вместо Феди посреди кабинета стояла аспирантка Светлана Калинина – огромная, как вставшая на дыбы корова. Ее растрепанные волосы торчали во все стороны и извивались, как у Горгоны, а глаза горели в темноте.
– Приветик, Валерочка! – хихикнула она, – ты что, насиловать меня будешь?
– Нет-нет, что ты, и в мыслях не было! – пискнул Валера, похолодев от ужаса.
– Будешь-будешь, куда ты, кобель, денешься! – угрожающе забасила Светка, надвигаясь на Валеру, – Думаешь, я не знаю, как ты ко мне относишься? Думаешь, не знаю, что ты называешь меня гоблином?! Из-за таких, как ты, у меня нет парня! Но теперь я с тобой поквитаюсь!
Валера попытался увернуться, но руки Светки вытянулись, как щупальца спрута, она быстро сгребла его в охапку и прижала к своей жирной груди.
– Поцелуй меня, мой мальчик! – она игриво повалилась на спину, раскидывая столы и стулья и тиская задыхающегося, отчаянно барахтающегося Валеру.
– Спасите! Помогите! – надрывался «насильник».
– Да зачем тебе помогать! Ты сам справишься! – хохотала мерзкая ведьма, подбрасывая его в воздух, как котенка, – Наконец-то мы с тобой одни! Ты мой, только мой!
Судорожно отбиваясь, Валера подскакивал на ее рыхлом теле, как на студне, и пытался ускользнуть, но она легко ловила его, приговаривая: «Куда же ты, мой сладкий?»
– А теперь войди в меня! – страстно взвыла Светлана, зажав Валеру своими толстыми коленями. И он почувствовал, что его запихивают в огромную живую яму.
– Нет! Нет! – завопил он, хватаясь за колени из последних сил, – Я не хочу! Пусти!
Но его неумолимо засасывало, как в трясину. Тело его прогнулось и сложилось пополам, так что снаружи торчали только руки, голова и ноги. А ведьма продолжала своими ручищами проталкивать несчастного все глубже и глубже в себя.
– Нет! Не надо! Не хочу! Я не хочу! Я не…
Последний сдавленный крик Валеры захлебнулся, и он скрылся в бездне. Огромные колени Светланы сомкнулись, как мифические скалы Симплегады. Она поднялась и удовлетворенно похлопала себя по брюху. Облик ее начал быстро меняться. На руках и ногах проросли черные когти, а сами руки и ноги стали корявыми, как стволы вековых деревьев. Кожа позеленела, лицо раздалось вширь и превратилось в зверскую морду с губастой и клыкастой пастью, расплющенным носом, глубоко запавшими обезьяньими глазками и длинными заостренными ушами. Это была уже не Светлана, а громадный страшный гоблин. Он громко рыгнул, потом засунул руку по локоть себе в пасть и медленно вытянул из глотки дочиста обглоданный скелет. Это было все, что осталось от Валеры. Гоблин повесил скелет в шкаф для наглядных пособий, а сам ударился оземь и оборотился Федором.
– Ха-ха! – сказал Федя, – Приятно помочь родному университету. То-то все удивятся – совершенно новый скелет и совершенно бесплатно!
И, насвистывая веселую песенку, он покинул кабинет.

Владик заметил отсутствие Симагина, только когда конференция закончилась.
«Даже не попрощался, – безразлично подумал он, – ну и хрен с ним». И вышел из аудитории, собираясь ехать домой и пытаясь придумать еще какое-нибудь средство от сна.
Навстречу по коридору шла немолодая женщина в грубых очках и с проседью в густых черных волосах, подстриженных в каре.
– Здравствуйте, Инна Георгиевна!
– Владик, это ты?! – всплеснула руками Инна Георгиевна Колодина, и ее строгое на первый взгляд лицо озарилось доброй материнской улыбкой, – Бог ты мой, сколько лет, сколько зим!
На Владика сразу повеяло полузабытой атмосферой студенческих лет. Ностальгия по тем милым годам словно омыла и согрела его измученную душу. К тому же выяснилось, что Инне Георгиевне как раз тоже надо в Волжский по каким-то делам.
– Вот хорошо, что я тебя встретила, – радовалась она, – будет с кем поговорить в дороге. Возмужал-то как! Похудел вроде, или мне кажется?
– Ну, рассказывай, как твои дела? – принялась расспрашивать ботаничка, когда они уже уселись в 120-й автобус, – не женился еще?
– Нет, но невеста есть.
– Ну, молодец! А где работаешь?
– В институте экономики ассистентом и еще на заводе менеджером.
– Что ты говоришь! Как я рада за тебя! Я знала, что ты добьешься успеха в жизни. Еще когда ты писал дипломную по мхам, я видела твое трудолюбие, сообразительность и верила, что в будущем эти качества тебе обязательно помогут. Ну а как друзья твои поживают? Как там Федя, Ринат?
У Владика сразу заныло под сердцем. Но расстраивать Инну Георгиевну не хотелось.
– Да у них тоже все нормально, – улыбнулся он и поспешил перевести разговор на другую тему.
Мягкое сиденье укачивало, беседа с Инной Георгиевной расслабляла и успокаивала, и бороться со сном становилось все труднее. Владик с трудом подавлял зевоту, так что на глазах выступили слезы.
– Ты что, спать хочешь? – сочувственно спрашивала Инна Георгиевна.
– Да, честно говоря, не выспался что-то. Работы много, – оправдывался Владик.
– Ничего, ничего. Спи, если хочешь.
В какой-то момент Владику показалось, что он забылся. Но он тотчас вскинул голову, затряс ею и потер лицо, отгоняя дрему. Инна Георгиевна смотрела на него и молчала.
– Извините, – сказал Владик.
– Ничего, ничего, – повторила ботаничка, – я просто вспомнила одну вещь, – тут она загадочно улыбнулась и сказала: – У меня есть для тебя сюрприз.
– Хм… Какой же?
– Я надеюсь, ты еще не забросил свое увлечение мхами?
– Н-нет…
– В таком случае это должно тебя заинтересовать, – она приблизила свое лицо и таинственным полушепотом спросила: – Хочешь сделать открытие?
У Владика забилось сердце. Он молча кивнул.
– Ну так вот. Недавно я гуляла в лесу недалеко от Ахтубы. Мы сейчас как раз будем проезжать мимо. Я собирала грибы, – она придвинула лицо еще ближе и прошептала в самое ухо Владика, – и совершенно случайно наткнулась на неизвестный науке вид мха.
– Не может быть, – засомневался Владик, – насколько я знаю, все мхи давно изучены и описаны. Ну, разве что в тропиках еще можно встретить что-нибудь новое, и то вряд ли.
– Я тоже так думала. Но дома я пролистала все определители, все справочники и все энциклопедии. Ничего даже похожего на этот мох я не нашла. И я поняла, что нахожусь на пороге великого открытия. Я уж было хотела сама заявить об этом. Но потом вспомнила о тебе. Я уже стара, мне от жизни много не надо. Но ты – ты молод, полон энергии и здорового честолюбия. У тебя впереди лучшие годы. И я решила дать тебе возможность прославиться, сделать себе имя в научном мире. Я хочу уступить право этого открытия тебе.
Глаза Владика загорелись.
– Ну и... где же он, этот мох? – сдерживая волнение, спросил он.
– Если у тебя есть время, я могу показать, где он растет.
– Конечно, покажите!
– В таком случае нам сейчас выходить.
Через несколько минут они уже брели по тихому сентябрьскому лесу. Накануне прошел дождь, и местами в траве поблескивали хрустальные лужицы, покрытые первыми палыми листьями. Было свежо, и легкий туман держался между деревьями, радовавшими глаз своей только-только начавшей желтеть листвой. Где-то вдали печально куковала кукушка.
– Господи, хорошо-то как! – Владик с наслаждением вдыхал запахи сырой земли и травы, – давненько на природе не был. Как-то все не до этого.
И он задумчиво продекламировал:
– С дерева упал желтый лист.
Слеза осени.
Люблю японскую поэзию…
– Уже скоро, – сказала Инна Георгиевна.
Они вышли на живописную полянку. Посреди нее весело журчал ручей, а рядом лежал трухлявый ствол поваленного дерева.
– Здесь, – торжественно показала на бревно ботаничка. Владик подошел ближе и забыл обо всем. Весь ствол и земля возле него были покрыты пушистым зеленым ковром. Приглядевшись, Влад понял, что такой мох действительно видит впервые в жизни. Он был прекрасен. Крохотные ажурные елочки весело топорщились ярко-рыжими спорангиями причудливой формы.
– Какая прелесть! – восхищенно прищелкнул языком Владик, – Ну что ж, с меня шампанское, Инна Георгиевна!
Ответа не последовало. Владик оглянулся. Инны Георгиевны нигде не было.
– Ну и ладно, – ничуть не смутившись, засмеялся Владик, – Теперь уж не жди меня, Инна Георгиевна!
Он присел на корточки и дрожащими от волнения руками вынул из кармана складной ножик.
– Я назову его своим именем, – шептал он, – или нет, лучше именем Иры. Я сделаю на нем состояние…
Но только он приготовился срезать пучок мха, как произошло что-то странное. Мох начал расти и как бы раздвигаться во все стороны. Не прошло и минуты, как маленькие забавные «елочки» достигли высоты настоящих елок, причем и расстояние между ними увеличилось пропорционально, и мягкая ровная почва под ногами стала грубой и бугристой.
– Эй, в чем дело? – Владик недоуменно огляделся. Над ним нависала огромная морщинистая скала, поросшая такими же «елками». Владик с трудом сообразил, что это тот самый ствол поваленного дерева. Маленькая лужица возле правой ноги превратилась в тихое озеро. Ручей, который только что ласково журчал рядом, стал шумящей поодаль бурной рекой.
Владик вскочил на ноги и не смог увидеть полянку. Видеть мешала трава в рост человека. Местами над ней вздымались, как качающиеся минареты, пирамидальные соцветия каких-то растений высотой с деревья. Сами же деревья с трудом угадывались в туманных столбообразных тенях, маячивших, как горы, где-то на горизонте и уходящих в необозримую высь.
– Я что, уменьшился? – ошалело пробормотал Владик. Ответом ему было только кукование невидимой кукушки. Оно стало тонов на пять ниже и звучало как отдаленный небесный гул. Мимо промчался муравей величиной с маленькую собачку.
Владик заглянул в озеро, на свое отражение. Он ничуть не изменился, просто сделался не больше жука.
- Кукушка, кукушка, - прошептал Владик, как бы подчиняясь общему абсурду происходящего, - сколько мне жить осталось?
И тотчас наступила вселенская тишина. Сразу вслед за этим гладкая, как зеркало, поверхность озерка пошла кругами от берегов к центру. Круги возникали через равные промежутки времени и становились все заметнее. Вскоре Владик ощутил ритмичное содрогание земли. Это были чьи-то тяжелые шаги, и они быстро приближались.
Из тумана появились гигантские ноги, с шумом и треском приминающие траву и соцветия. Колоссальный ботинок опустился рядом с Владиком и остановился. Задрав голову, Влад пытался разглядеть, кто это. И тут великан начал наклоняться. Откуда-то с неба прямо на Владика опускалось огромное очкастое лицо с ободранной до кости правой стороной. Вскрикнув, он кинулся со всех ног под поваленный ствол. Но громадная рука настигла его, подцепила двумя пальцами за шиворот и вознесла на головокружительную высоту. Выпученный вращающийся глаз из-за стекла уставился на Владика.
– Ух, ты! – ударил в уши громоподобный голос, – Неизвестное науке насекомое! Отличный экземпляр для моей коллекции! Я назову его «владис лилипутис»!
Владик понял, что пришел его черед. Перспектива стать экспонатом коллекции привела его в исступление. Он заорал во все горло (для Федора этот крик был, наверное, не громче мушиного жужжания) и изо всех сил вонзил нож в держащий его палец. Нож сломался, оставив на толстом узорчатом рельефе кожи лишь небольшую царапину.
– Ах ты тварь такая! Еще кусается! – обиделся Федя. Стиснув до удушья бока Владика, он двумя другими пальцами взял его руку с ножом и оторвал. После чего уложил его, дергающегося от боли, в энтомологическую коробку и достал булавку в два человеческих роста.
– У-ха-ха! Теперь я прославлюсь в научном мире! – грохотал он, поднося к несчастному сверкающую, как копье, булавку. Тот сделал последнюю беспомощную попытку вырваться. В следующую секунду острие воткнулось в его спину, прошло сквозь сердце и намертво пригвоздило ко дну энтомологической коробки.

ГЛАВА III
Патологоанатом установил у Владика сердечный приступ, но ни Ирина, ни Эльвира не поверили этому. Не мог молодой парень, даже с гипертонией, умереть от этого!
– Он был прав, – покачала головой Эльвира, когда они, выйдя из клиники, сидели на обшарпанной скамейке в хмуром, сыром осеннем парке.
– О чем ты? – Ирина с трудом вышла из оцепенения.
– Владик был прав. Это проделки Федора. Иногда приходится поверить в то, что кажется наиболее невероятным.
– И что теперь?
– Теперь наша очередь.
– Ну и пусть. Мне плевать.
– Ира, так нельзя. Нужно бороться. Или хотя бы попытаться отомстить.
– Как?
– Смотрела «Кошмар на улице Вязов», как там девчонка вытащила этого Фредди из своего сна в реальный мир? Я думаю, с Федей возможно сделать то же самое. Значит, будем спать по очереди, и стеречь друг друга.
На том и порешили. Ирина перебралась в дом к Эльвире и проспала там первую ночь. Подруга сидела рядом, не сводя с нее глаз, не выпуская из рук телефон (чтобы сразу вызвать милицию) и кухонный секач для разделки мяса (на случай, если милиция задержится). Но эта ночь прошла спокойно.
Следующее «дежурство» было за Ириной. Теперь она пасла спящую Эльвиру и сама боролась со сном – организм еще не успел перестроиться и привыкнуть к такому режиму. К тому же она все еще не верила, что действительно может что-то произойти.
«Когда же закончится эта ночь?» – стрелки будильника показывали всего два часа и практически не двигались. Чтобы отвлечься, Ира взяла книгу и погрузилась в чтение.
...Когда она оторвалась от книги, часы показывали уже восемь тридцать утра. «Как быстро! Черт, я же опаздываю на работу!» Растолкала Эльвиру и побежала в школу, где вела математику у средних классов. Повезло – в кабинет вошла как раз со звонком.
Тем не менее, что-то было не так. Прежде всего, непривычная тишина в классе, который славился своей бойкостью и неуправляемостью. Тишина была тяжелая, недобрая, не такая, как если бы дети в приступе сознательности решили порадовать учительницу примерным поведением, а такая, точно они сговорились о чем-то, что будет, пожалуй, еще похуже, чем непослушание.
– К доске пойдет… – бормотала Ирина, одним глазом уткнувшись в журнал, а другим незаметно обводя каменные лица учеников, – Так… к доске пойдет… – «Странные они какие-то сегодня, – размышляла она между тем, – ишь, уставились, как удавы на кролика. Может, у меня прическа не в порядке или платье? Хотя от этих бандитов и так всего можно ожидать...» – Пойдет к доске… и поработает у доски... Ну кто хочет? Ну, иди, Сидоров.
– Не хочу, – ответил Сидоров, хмуро, исподлобья глядя на учительницу.
– Ну-ну, что за глупости, – ласково усмехнулась Ирина, стараясь скрыть растущее беспокойство, – Нет слова «не хочу», есть слово «надо».
Сидоров нехотя поплелся к доске решать дробное уравнение с квадратными корнями. Сразу было видно, что дома он не готовился.
– Неправильно, – сказала Ирина, когда решение было закончено.
– Да пошла ты!
– Что?! – Ирина Витальевна вскинула голову… и обомлела. От доски на нее с ненавистью смотрел не Сидоров, а Федя Крюков! Только помолодевший аккурат до седьмого класса.
– Да что же это… – она оглянулась на класс. Весь он состоял из множества Федь Крюковых. Одинаковые очкастые мальчики сидели за партами и злорадно улыбались.
Она вскочила и бросилась к двери. Но двое хулиганов опередили ее и перекрыли выход. Остальные тоже встали со своих мест и окружили Ирину, все теснее смыкая кольцо.
– Ну что, училка поганая, сейчас мы отыграемся за все наши мучения, – ухмылялись они, – только придумаем, что бы с тобой такого сделать…
– А чего тут думать? – загоготал тот, который только что был Сидоровым. – На квадратный корень ее разложить! В уравнение подставить!!
Лес рук уже тянулся к учительнице. Защищаясь, она схватила указку и с размаху воткнула ее в глаз ближайшего Феди. Он завизжал и тут же распался на двоих новых.
Толпа навалилась на Ирину. Ее схватили за руки и за ноги и, раскачав как следует, бросили в доску. Ирина приклеилась к ней, как муха к липучей бумаге. Она истерически голосила и силилась оторваться, но бесполезно. А тем временем один Федя нарисовал над ней знак корня, другой – под ней дробный знаменатель, третий умножил все это на еще одну дробь, четвертый отнял корень третьей степени, и так каждый добавил свою операцию. А последний начертал знак равенства…
Распластанная по доске фигура Ирины Витальевны взорвалась, перенеслась в конец уравнения и собралась заново. Но то, что получилось, вызвало у всего «класса» припадок гомерического хохота. Такого не смог бы изобразить даже обкуренный Сальвадор Дали. Глаза, уши, рот, плечи, колени и прочие органы – все это вывернулось наизнанку и перемешалось самым диким и несовместимым с жизнью образом. Цветущая молодая женщина превратилась в нелепый и бесформенный ком одежды, волос, костей, жил и внутренностей. На доске судорожно трепыхался монстр с печенью вместо мозга, пальцами вместо зубов, глазами вместо почек и кишками вместо конечностей. Наконец в последний раз клацнули челюсти где-то в области малого таза, и все стихло.

Стоит ли говорить, что Эльвира упала в обморок, проснувшись и увидев в своей комнате искочевряженные останки Ирины. Придя в себя, она поняла, что у нее нет никакого алиби. Вызвав милицию, она автоматически превратится в подозреваемого. В противном случае придется удариться в бега и превратить свою жизнь – сколько ее там осталось – в окончательный ад.
Немного подумав, она решила, что лучше все-таки отдаться на милость закона – во всяком случае, она будет под круглосуточным присмотром. И тогда, может быть, сумеет довести свой план до конца.
Попав в отделение, Эльвира не стала вдаваться в объяснения, а первым делом потребовала, чтобы за ней наблюдали во время сна.
– На хрена? – поинтересовался следователь.
– Если хотите поймать настоящего убийцу – сделайте, как я прошу.
Следователь сначала крутил пальцем у виска, но то ли на него подействовала ее уверенность, то ли просто понравилась эта хорошенькая восточная девушка, но в конце концов он, снисходительно усмехнувшись, распорядился организовать возле камеры ночное дежурство.
В камере было грязно и чем-то воняло. Ложась на жесткую кушетку, Эльвира подумала, что действительно будет здесь в безопасности уже потому, что заснуть в таких условиях ей вряд ли удастся. Она лежала и думала о том, что жизнь ее стала пуста, бессмысленна и никому не нужна, и впереди ее не ждет ничего хорошего. Любимый человек, друзья – их больше нет. Сколько она сама еще протянет в этой безумной игре с бывшим другом, превратившимся в монстра из снов, маньяка-убийцу?
Наступила ночь…
...Очнулась Эльвира в мягкой постели.
Оглядевшись, она поняла, что находится в какой-то больничной палате, довольно пышно убранной. В просторные окна бил солнечный свет. А рядом с кроватью сидели… Ирина и Владик. Они обнимали друг друга и приветно улыбались Эльвире. При виде ее растерянной физиономии они и вовсе не выдержали – прыснули и расхохотались.
– Так вы… живы? – хлопала глазами Эльвира, тоже невольно начиная улыбаться.
– Вопрос, конечно, интересный! – обиделась Ирина, – Тебя это чем-то не устраивает?
– Да нет, просто… как же тогда понять все, что было?
– А что было-то?
– Ну, – Эльвире стало неловко, – вы вроде как того… померли.
Ира и Владик переглянулись.
– Я же говорил, что в летаргии тоже возможны сновидения, – покачал своей кудрявой головой Владик, обращаясь к Ире, – и Федя подтверждал. А ты не верила.
– Федя?! – ахнула Эльвира, – и он живой? Да объясните же мне, наконец, в чем дело? Как я сюда попала? Может, вы мне опять снитесь?
– Да, Эля, мы тебе снимся! – Ира так ущипнула подругу, что та подскочила, – Ладно, не будем тебя мучить. Слушай!..
И Эльвира узнала, что пять лет назад она по неизвестным причинам как раз перед летней сессией заснула летаргическим сном. Гибель Феди в автокатастрофе, смерть Рината, Владика, Ирины – ничего этого не было. Оставалось только удивляться, какими реалистичными и правдоподобными могут быть летаргические сновидения!
Все это время медики искали способы вывести ее из этого состояния. Но самое удивительное, что помог им в этом в конце концов не кто иной, как Федор. «Да-да, он ведь стал большим ученым по своим перепончатокрылым, – наперебой хвалили его Ира и Владик, – и на основе яда шершня изобрел какой-то препарат, которым врачи тебя и разбудили. За это он получил Нобелевскую премию. А сегодня тебя выписывают».
– А Ринат? Где он, почему не встречает меня? – спросила Эльвира.
Друзья сразу стушевались.
– Он не дождался твоего пробуждения, – вздохнула Ирина, – женился на другой.
– Предатель! – Эльвира почувствовала, как острая обида сдавила ей сердце.
– Правильно, – согласилась Ира, – и я бы на твоем месте не стала о нем жалеть. Видишь, он сам доказал, что недостоин этого. Да, кстати, а мы ведь поженились, – поспешила она отвлечь подружку. И та только сейчас заметила обручальные кольца на пальцах Ирины и Владика.
Все формальности по выписке были улажены на удивление быстро, и когда они вышли из здания клиники, Эльвира увидела во дворе Федора. Но как он изменился! Элегантный подтянутый мужчина в костюме цвета сливочного мороженого стоял возле шикарной «Ламборджини-Диабло» и улыбался Эльвире.
– Привет! – очень просто и светло сказал он, когда она, завороженная, подошла к нему, – ну что, поехали отмечать твое пробуждение?
И Эльвира сразу забыла о Ринате. Все худшее и страшное осталось в прошлом. Ей стало стыдно за свои омерзительные сны, где Федор представал таким плохим, в то время как на деле она была обязана ему своим чудесным пробуждением. Она чувствовала себя заново родившейся. Такая легкость была в душе и теле, что хотелось петь, смеяться и летать.
Весь день прошел как во сне. Компания гуляла по городу, бегала на речку, кутила в ресторанах, а под вечер Федор привез Эльвиру к себе домой. К тому времени у нее уже кружилась голова, сердце сладко замирало, и она с трепетом ждала чего-то. Чего именно – она поняла, когда ее спаситель при свечах разлил по бокалам шампанское и сказал:
– Наконец-то я могу признаться тебе в том, что скрывал все время, пока ты гуляла с моим другом. Я просто не хотел мешать вашему счастью. Но теперь мне кажется, что это счастье суждено именно нам с тобой. Я люблю тебя, Эльвира…
Он смотрел на нее и ждал, что она ответит. А она просто тонула в его глазах (как это она раньше не замечала, какие у него необыкновенно притягательные глаза!) и млела от страсти. Возможно, отчасти и спячка так на нее подействовала – пробудившаяся чувственность искала выхода с удесятеренной силой.
Дальнейшее – объятия, поцелуи, ласки – она воспринимала уже как само собой разумеющееся...

1999

(Произведение не окончено. Я хотел написать безумную эротическую сцену, в которой Эльвира чуть не умерла от непрекращающегося оргазма, но в последний миг нашла в себе силы проснуться и вытащить Федю в реальный мир, а дальше... выяснилось бы, что на самом деле все вышеописанное приснилось Феде на дне рождения Рината или что-нибудь в этом роде... Увы, вдохновение прошло, и я вряд ли вернусь к этой вещи).