Дело 357

Родился новый человек. Какое же это счастье для родителей, бабушек, дедушек, тетушек, дядей и всех прочих родных и близких. Маленький, но уже человек спит в новой кроватке. В его честь звучат тосты, поздравления, хмельные пожелания. Но ему нет никакого дела до всего, что происходит вокруг. Мама хочет, чтобы ее сын стал врачом, папа хочет, чтобы его сын был русским офицером. Гости желают счастья и выдвигают свои мысли по поводу: кто же все–таки он через пару десятков лет. Но это всего лишь догадки взрослых людей о новом человеке, который проснулся в темной соседней комнате от пьяного гула гостей и открыл глаза.

Прошло восемь лет

– Проснулся? Вставай сын, – приоткрыв дверь в детскую комнату, ласково сказала мама, – Вовка уже во дворе стоит в очереди за молоком. Ну, вставай, соня.
Саша открыл левый глаз и тут же его закрыл.
– Просыпайся, просыпайся. На столе стынет омлет, – похлопав сына по ноге, сказала мама и вышла из комнаты.
Летом и то не выспишься, – буркнув себе под нос, Саша ногой сбросил одеяло на пол и поплелся в ванную комнату. Вся кухня была залита солнечным светом. Омлет окончательно остыл. Не съев и половины, маленький Александр выпил стакан молока и побежал на улицу.
Мама Саши, Елена Викторовна, молодая симпатичная женщина с карими глазами воспитывала сына практически одна. Отец мальчика – Алексей Егорович – служил на флоте и приезжал очень редко. Елена Викторовна работала в четырех кварталах от дома в казначействе. Работы было много. Часто засиживалась допоздна. Но все оставшееся время целиком отдавала сыну.
Елена Викторовна вошла в гостиную, достала с полки книгу и, поджав под себя ноги, села в кресло. В комнате пахло свежим выстиранным бельем. Каждая вещь, каждый предмет лежал на своем месте. Чистая светлая комната. Все в квартире было готово к тому, что позвонят в дверь, и на пороге появится Алексей. Лена каждую секунду ждала возвращения мужа, который большую часть своей жизни проводил на атомной подводной лодке. Лишь ночью во снах он приходил домой и садился в свое любимое кресло пить зеленый чай с бергамотом. Ей так не хватало его тепла, открытой улыбки. Ни звонков, ни писем.
Лена открыла роман и тихо зашелестела страницами, ища загнутый уголок–закладку. Буквы дождем летели в ее глазах. Постепенно они становились все неразборчивее и постепенно стали совсем не видны. Елена перевела взгляд на окно. Темнота. Она встала и отодвинула штору. Огромная черная туча заволокла небо. Закручиваясь в спираль, перемешиваясь, словно вода в горной реке, она ныряла между домов, несясь над городом. Такое поражающее зрелище Лена видела только по телевизору, она даже приоткрыла от изумления рот. Сплошной стеной на поднятую бешеным ветром пыль обрушился дождь. Тысячи молний рассекали небо во всех плоскостях.
Неожиданно в стекло ударилась черная птица. Испуганно Лена вскрикнула и пошатнулась назад. Птица грудью и крыльями билась в окно, судорожно открывая клюв и высовывая язык. Глаза были белыми, как молоко. Ее тело было разбито. От ударов по перьям, разбавляясь с водой, стекала кровь. Выбитый пух подхватывался ветром и в круговороте уносился в разные стороны, влетая в открытую форточку. Еще один удар и сотни осколков стекла и капель воды обрушились на женщину. Искалеченная птица ворвалась в комнату. Ветер с дождем и угрожающим гулом, бросая ее о стены, вынес в коридор и, завертев, бросил в кухню. Черное тело, будто кусок газеты, вспыхнуло на горящей конфорке газовой плиты. Елена опешила от всего увиденного, в глазах по– прежнему билась в окне разбитая птица и ее мертвые зрачки. Сердце разрывалось. «Сашенька…!!», – мелькнуло в ее голове. Она распахнула дверь и, спотыкаясь о ступеньки, босиком бросилась вниз по лестнице. Женщина выбежала на улицу. Черный дождь бил по лицу. Вспышки молний пробивали темноту, освещая двор. Что–то тревожное сжимало материнское сердце. Поднимаемый порывами ветра жестяной лист на крыше бился в агонии, металлическим лязгом нарушая непрерывный гул стихии. В конце двора Лена разглядела приближающийся силуэт сына. Ветер сорвал с крыши огромный кусок железа, который, раскачиваясь смертоносным пером, полетел вниз. Считанные секунды отделяли маленького Сашу от гибели. Сквозь завесу дождя стремительно выскочил человек. Он в одном движении схватил мальчика и прыгнул к основанию дома. Споткнувшись, упал и укрыл собой ребенка. Лист железа, вспахав землю, грохнулся в метре от них. Человек приподнялся на руках и сел на корточки. По лицу мальчика текла кровь. Мужчина поднял его за плечи и посмотрел в испуганные детские глаза.
– Ты как? – спросил он, вытерев кровь.
– Нормально, – тихо ответил мальчик. Его губы тряслись от холода и страха. На лбу из раны сочилась кровь.
Испуганная мать подбежала к мальчику и обняла его.
– Все хорошо, – услышала она за спиной, – отведите его домой, и дайте горячего чая. Лена, прижимая сына, ощупала его ноги и спину. Она обернулась. Человека уже не было.
– Спасибо Вам, – крикнула женщина в неспокойную темноту в надежде, что ее услышат. Дождь всем телом навалился на крик и вколотил его в асфальт. Лена взяла мальчика на руки и, оглядываясь, пошла к дому.
Дождь стихал, где–то далеко за крышами домов отзывался гром. Отдельные лучи солнца разрезали тучи. Лена умыла сына и вытерла полотенцем. При ударе о камешек Саша рассек лоб. Ранка напоминала букву «Х». Обработав ее, Елена забинтовала мальчику голову. Она вошла на кухню. На полу лежал обгоревший свитер мужа, который он в последний раз брал с собой в поход. Лена с ужасом смотрела по сторонам, она сама складывала его в чемодан. Зазвонил телефон. Она сняла трубку.
– Алло, Лена, – раздался голос в телефоне, – Лена, это начальник штаба Северного флота Михаил Моцак. Алексей,… в общем, на лодке был взрыв…

11 лет спустя, Санкт–Петербург, зима

Снег приятно скрипел под ногами. Легкий морозец щекотал щеки. Луна мелькала между заснеженных елей. Александр шел вдоль аллеи домой. Сегодня он сдал экзамен по машиностроительному черчению, и настроение от этого было на самом высшем уровне. Разные мысли лезли в голову. Отсутствие шума и раздражителей позволяли их обдумать и помечтать. Александр очень хотел по окончании университета служить на флоте, как и его отец. Правда, мать не хотела об этом и слышать.
– Чем же она сейчас занята? – подумал Саша и заулыбался, представляя себе маму, – наверное, сидит в кресле…. нет, лежит в спальне и читает… очередной роман.
Он сел в полупустой трамвай, проехал три остановки, пешком прошел два квартала и подошел к своему дому. Александр на время учебы снимал однокомнатную квартиру на улице Чернышевского. Мать каждый месяц присылала немного денег, остальные он зарабатывал сам. Работа в Макдоналдсе доставляла ему истинное удовольствие, к тому же за это еще и платили.
Саша зашел в подъезд. Воздух, как всегда, был пропитан запахом мочи и затхлого спирта. Свет не горел. Он поднялся по ступенькам на второй этаж и замер. В темноте коридора, прижавшись к стене, неподвижно стоял человек высокого роста. Александр замер и пристально смотрел в темноту. Мелкая дрожь побежала по телу, слюна загустела, и замерзшее тело бросило в пот. Такого неизвестного страха Саша никогда еще не испытывал. Запах ванили вызывал тошноту. Он не мог понять, что с ним происходит. Замерзшие пальцы рук с трудом перебирали складки кармана, нащупывая ключи от квартиры. Звериный страх готов был рвануть тело на улицу. Вдруг замок двери защелкал и на лестницу пролился электрический свет. Саша зажмурился.
– Привет, Саша.
На пороге стояла Гавриловна.
– Пришел? А я вот за мукой собралась. Хочу завтра блинчиков испечь. Заходи на чай. Холодно на улице?
– Я… Холодно… – с хрипом вырвалось у Саши. Он посмотрел в сторону. Человека в коридоре не было.
– Да, что с тобой? – спросила Гавриловна и посмотрела поверх очков туда, куда смотрел Александр, – на тебе лица нет. Заходи ты весь трясешься от холода.
Саша, оглядываясь, осторожно зашел в тамбур. Достал ключи, открыл дверь, молча переступил порог и захлопнул дверь. Дрожь не унималась. Он оперся спиной на дверь. В тамбуре, что–то приговаривая, возилась Гавриловна, гремя деревянными ящиками. Александр, не понимая, смотрел на трясущиеся руки. В голове вихрем летели мысли.
– Да, что же это такое? Кто этот человек. У нас в подъезде ошивается куча людей: и пьяницы, и наркоманы.… Будто смерть свою в глаза увидел. Может, показалось. На экзамене перенервничал.
В дверь постучали.
– Кто там? – прислонившись к двери, спросил Александр.
– Это Гавриловна, Саша, – донеслось из–за двери.
Александр повернул ключ и в ужасе попятился назад. Перед ним стоял тот высокий человек, который его так напугал на лестнице. Рослый, сухощавый, лицо вытянутое, орлиный нос, узкие губы, черные огромные глаза, в которых Саша видел себя по пояс, словно смотрел в зеркало. Длинный кожаный плащ до пола, вязанная серая шапочка. Запах ванили заполнил квартиру.
– Кто Вы? Что Вам надо от меня? – закричал Александр в испуге.
Человек молчал. Его зрачки не могли найти себе место в огромных глазницах. Он перебирал сухими пальцами каменные четки. Мужчина, по–видимому, сам был чем–то напуган.
– Что Вам от меня надо? – повторил Александр уже более спокойно.
– У меня к Вам большая просьба, – заговорил человек. Он достал из кармана плаща небольшой сверток.
– Вот. Спрячьте его у себя на несколько дней, – мужчина протянул пакет и посмотрел из–подлобья, – пожалуйста.
Саша сделал шаг назад.
– Уходите, пожалуйста, мне не нужны неприятности, – Александр попытался закрыть дверь, но незнакомец железной хваткой остановил это намерение.
– Пожалуйста, спрячьте. Я Вас отблагодарю – щедро. У Вас не будут искать. Я прошу.
– Почему не будут? Откуда вы знаете? – возмущенно спросил Саша.
Человек выдержал паузу. Пристально посмотрел ему в лицо.
– Саша, вы – меченный, – сказал мужчина с едва заметной улыбкой.
– Что?
– Меченный Вы, – спокойно ответил человек.
– Объясните мне – что это значит? И вообще, откуда Вам известно мое имя? – все более раздражался Саша, – Вы предлагаете мне сверток неизвестно с чем, потом обзываетесь.
– Объяснять Вам я ничего не обязан. У меня появятся какие–либо обязанности, если Вы спрячете у себя этот пакет, – последнюю фразу человек в черном плаще сказал уже совсем спокойно и спрятал четки в карман.
Александра все это ужасно пугало, казалось кошмарным сном. Мужчина, четки, сверток, глаза: все перемешалось в голове, его колотило, как будто последняя лежала на гельятине. Саша был уже готов на все, лишь бы закрыть дверь и остаться одному. И откуда этот раздражающий запах ванили?
– Хорошо, хорошо, – закричал Александр, – я спрячу пакет, только уходите!
Саша вырвал таинственный пакет из рук человека.
– Спасибо Вам большое. Я отблагодарю Вас, – Человек вышел на лестничную площадку и, обернувшись, сказал, – кто такой меченный Вы скоро сами узнаете.
Он надел перчатки и, загремев четками, спустился вниз по ступенькам. В руках Саша сжимал небольшой твердый предмет, плотно завернутый в чистую белую бумагу, перевязанный канцелярской веревкой. Он потряс сверток, внутри ничего не гремело, повертел в руках. Из-под шнурка виднелась какая–то надпись. Александр отодвинул его – «Осторожно – люди!». Странная надпись. Он положил сверток на пол и сел рядом с ним. Его мучило непреодолимое желание развернуть пакет. Он несколько минут сосредоточенно смотрел на него. Саша медленно потянул за веревку. Внезапно раздался звонок телефона. От неожиданности Александр подпрыгнул на месте.
– Алло.
– Саша, привет. Это Стас, – раздался голос на другой стороне провода.
– А, привет Стас, – облегченно вздохнув, сказал Александр.
Он посмотрел на сверток и, открыв тумбочку, спрятал его в газетах.
– Чего звонишь?
– Как у тебя дела? Нормально? Слушай, не хочешь прийти завтра ко мне домой? Я вечеринку устраиваю. Ну, пиво, девчонки.… Как всегда. Что скажешь?
Александр, прищурившись, посмотрел в потолок. Никаких дел на завтра не намечалось.
– Хорошо. Во сколько?
– В четыре.
– Я приду.
– Ну, все, Саша, заметано. Увидимся завтра. Счастливо.
– Пока.

Суббота. Вместе с ней пришло потепление и неотъемлемая слякоть. Небо было пасмурно. Ветер ронял тучи из стороны в сторону, роняя их на город туманами и сыростью. Питерские серые коммуналки с их чередой подворотен тоскливо нависали над прохожими. Величественный сильный город превратился в скопище жалких строений, мешавших друг другу в захламленных улицах и переулках. Жители раскисшего города пытались найти кучу предлогов, чтобы остаться дома. Лишь некоторые лица мелькали, как и прежде. Дворники кололи лед и чертыхались от обилия мусора. Цыгане тащили на спинах огромные тюки, переходя с места на место. Под ногами путались облезшие собаки в поисках куска. Бомжи были сродни собакам.
Спешил горожане, которые не нашли причину остаться в своих углах. Александр смотрел на них сверху и поражался их однообразию. Все разные, но в то же время, как штампованные оловянные солдатики. Будто звенья нехитрого механизма, крутились вокруг своих осей. Часы. Да, да, именно часы. Кто–то в золотой оправе с гирями и боем, кто с кукушкой, другие ничем не приметные – завода «Чайка». Этот торопится жить, а вот отстает – его нужно постоянно подводить. У кого–то лопнула пружина или села батарейка.
Александр посмотрел на хмурое небо и повернулся к окну спиной. Чайник, вскипев, запрыгал на плите.
– Никуда я не пойду сегодня. Останусь дома. Буду пить чай с вареньем у окна и злорадствовать тем несчастным остывшим прохожим, – подумал Саша, делая горячий глоток, – телевизор посмотрю – футбол. В холодильнике банка пива, таранка. Зачем мочить ноги?
Из вентиляционной решетки потянуло кладовой картошкой. Саша выплюнул на стол заваринку и удовлетворенно улыбнулся перспективной субботе. Зазвонил телефон. Из трубки доносилась музыка, громкий смех и чьи–то выкрики.
– Саша, привет. Это Стас. Все уже здесь. Народ в восторге. Давай, приезжай!
– Привет. Да, я не знаю, Стас. Хотелось сегодня остаться дома. На улице скверно. Думаю, в следующий раз.
– Да, брось, старик. Приезжай – здесь такие девочки. Всё ждем – некогда.
– Ну, ладно, ладно. Собираюсь уже.
Александр положил трубку.
– Ох уж это Стас – мертвого поднимет…
Саша оделся и вышел. Под подъездом поднял воротник и вступил в ледяную жижу. Над шпилями шумели вороны, и каждый прохожий поднимал голову, не понимая происходящего. Казалось, что птицы что–то рисуют крыльями на некачественной грубой бумаге неба. Теперь Саша понимал, что он один из тех самых неудачников с сырыми ботинками. Он зашел в метро. Даже если на улице нет ни души, то здесь – под землей – всегда оживление. Бомжи греются в потоках калориферов, цыгане выпрашивают деньги, рок–шпана, сидя на корточках, поет под гитару песни Цоя и Гребенщикова, запивая пивом. Здесь все, кем по не многу был когда–то Александр. За время пребывания в этом городе он запомнил всех постоянных обитателей этого метро. Вот у стены над футляром поет под гитару Роман, аккомпанирует ему на скрипке Лиза. Музыка по его словам – единственное, что он умеет. И его это устраивает. Чуть подальше сидит Митя – блаженный. В детстве от него отказалась мать, потому что родился без правой руки и с какой–то патологией мозга. Говорят, что он знает будущее. Много здесь коренных. И никто из них не жалуется, что их дом – это метро. У них своя философия, свой внутренний и внешний мир, своя религия, дающая радость и надежду. Кажется, что им ничего не известно о мире над землей с красивыми автомобилями и дорогими ресторанами, окнами домов, в которых горит свет уюта и сытных ужинов. Город контрастов и несправедливости. Александр спустился по эскалатору и вышел на перрон. Подошла электричка. Саша зашел в вагон и сел напротив двери. Он расстегнул рюкзак и достал Булгакова. В Питере у каждого, пользующегося метрополитеном, есть что–то для коротания часов переездов. Мастер и Маргарита последние дни будоражили воображение Александра. Он перечитывал этот роман уже третий раз, и вновь открывал для себя что–то новое.
На следующей станции людей зашло мало.
– Саша, возвращайся домой…, еле различимо послышался голос справа.
Александр закрыл книгу и повернул голову в сторону. Рядом с ним сидела цыганка. Женщину Саша сразу не разглядел – магнитящие темно–коричневые глаза держали на себе все внимание.
– Что Вы сказали? – обратился к цыганке Саша.
– Дай детишкам на хлеб, сколько не жалко. А я скажу тебе, что на душе у тебя, что впереди ждет, кого полюбишь, кто враг твой, – невнятно залепетала женщина.
Саша засунул руку в карман и протянул пятирублевую монету. Только сейчас он разглядел старуху: черная юбка, потертая голубая балоневая куртка с капюшоном, на голове цветастый платок, под большим острым носом виднелись черные усики, волосатая бородавка на подбородке. В ушах несколько золотых серег.
– Спасибо, – сказала цыганка и символически поклонилась, – дай мне руку.
Вдруг старуха встрепенулась.
– Меченный, – зашептала старуха, округляя глаза, – меченный. Старая, не глупая, отойди не мни руки, затирай следы на полу, уводи за дверь, забирай беду, три силы разлили силу. Оставь ее, оставь свою, взамен пятак возьми, да не свиного рыла.
В воздухе запахло ванилью. Цыганка, глядя в отражение вагонного стекла напротив, продолжала шептать.
– Помогите, помогите, пожалуйста, вызовите доктора, – закричала женщина в конце вагона.
В проходе, схватившись за грудь, лежал седоволосый мужчина. Он перебирал ногами по полу. На очередной станции двери открылись и его без сознания вынесли на перрон. Двери закрылись. Цыганка плюнула на палец и вытерла его об пол вагона.
– Объясни мне, старуха, что значит «меченный»? Ты вторая, кто мне это говорит. Ты можешь мне объяснить?! – испуганно умолял Саша, с каждым словом повышая голос.
Женщина смотрела на него через отражение вагонного окна.
– Дай руку, – спокойно сказала старуха, – да. Ты меченный. Просто знай это. Я и сама–то толком не знаю, что это такое.
– Зачем тогда это говорить? Если нельзя ничего объяснить, то смысл. А что можно?
Цыганка перевела взгляд на ладонь.
– У тебя есть друг. Он зла тебе хочет. Расправу чинит. Не доверяй ему все. Лучше обойди его. Да еще. Кто–то взял твои волосы и присыпал могильной землей. Присыпал и положил под твой ковер, старуха сделала паузу и посмотрела в стороны, – опасно мне находиться возле тебя.… Дай–ка мне денежку бумажную, чтобы завернуть пятак проклятый.
Саша потянулся в карман и достал десять рублей. Женщина завернула монету.
– Есть у тебя еще одна бумага, которая волнует тебя, – продолжила цыганка, – ты не знаешь, как решить эту проблему, но она сама собой решится, и тебе станет легче.
– А сейчас у тебя нет денег в карманах, но это не страшно, – старуха посмотрела Саше в глаза, – правильно говорю?
– Есть еще, – Александр залез рукой в карман, но остававшихся ста рублей там не было.
– Не ищи – твои сто рублей у меня в руке. Казенные это деньги? Нет? Жалко тебе их для моих детей?
– Нет, – сказал Саша, – хотя ему жутко хотелось сказать «Да».
Старуха завернула свернутые десять рублей в сторублевую купюру.
– Они к тебе вернутся, – сказала старуха и зажала деньги в морщинистом кулаке, – я скажу тебе правду. Твоя жизнь трагична. Скоро ты убьешь своего отца. Посмотри в мое зеркальце и увидишь его.
Цыганка вытащила из облезшей старой сумки зеркальце и поднесла его к лицу Саши. В нем отражалась темнота, бегущая за стеклом вагона. Старуха убрала зеркало в карман и дунула на зажатый кулак. Денег там уже не было.
– Деньги к тебе вернутся. А сейчас твоя станция – выходи.
Двери открылись, и Саша вышел из вагона. Он поднялся из метро. На улице уже было темно. Воздух Питера не возможно было спутать ни с одним другим воздухом. Утром он был свежим, прохладным с привкусом корицы и речных каналов. Днем – белым, немного душащим, но приятный, как дым сигары. Сейчас он топил тела и души людей в легкой усталости. Запах кофе и хот–догов смешивался с выхлопами, воздух кружил голову, светился яркими огнями неоновой рекламы, окон ресторанов, офисов и летящими по Невскому автомобилей.
Двенадцатый подъезд, седьмой этаж встретил Александра оглушительной музыкой, веселящейся одурманенной молодежью. На лестничной площадке было накурено, сидя на ступеньках, ребята пили из горла пиво.
– Я здесь, как пришелец из другой галактики. На меня все смотрят, как на придурка – трезвого и без улыбки от уха до уха, – подумал Саша, осматривая незнакомые лица.
– А, Сашка! Привет, – из толпы выскочил рослый светловолосый крепкий парень, – я уж думал, что ты не придешь. Здесь все добрые, знакомься. Короче, отдыхай! Я побежал, а то моя кухня в опасности.
Откуда–то в руке появилось пиво. Вокруг перемещались увеселенные лица, кислотных цветов фасоны и монотонное одиночество. В голове крутилась лишь одна мысль – «что такое меченный?» Она ревниво выбивала все другие мысли. Порой приходилось сосредоточиться, чтобы сглотнуть слюну, не говоря уже о веселом ритме. Все происходящее напоминало частый сон, когда смотришь на себя со стороны. Нет никакого алгоритма – просто независимые, непоследовательные действия из пустоты.
– Эй, э–э–э–эй, очнись. У тебя есть имя? – кто–то теребил Сашину руку.
Александр повернулся и увидел ангела в свитере без крыльев, с бутылкой пива и тлеющей сигаретой. Она улыбалась.
– Что молчишь? Не русский? – спросил ангел, – еще хочешь пива?
– Нет. У меня есть, – Саша посмотрел на бутылку пива в руке, затем на девушку и улыбнулся.
– Я Вика.
Александр внимательно, но быстро оглядел ее с ног до головы. Она была прекрасна. Вьющиеся светлые кудри, голубые глаза, аккуратный носик и губы. Женственна и безукоризненна.
– А я Саша, – представился Александр.
– Пиво не очень сегодня, иди за мной, – Вика взяла его за руку и потянула через коридор. В комнате было тихо и очень накурено. В центре кругом сидели несколько человек.
– Кальян курил хоть раз? – спросила Вика.
– Нет. Но слышал, – Саша шепотом засмеялся.
– Садись…
Они подсели в круг на ковер. Запах благовоний, масел и ароматизированных трав пьянил и очищал мысли. Ситар размеренно выводил мелодию. Становилось легко и спокойно. Александр втягивал дым и постепенно погружался в теплую реку. Вода бежала строго с востока на запад, а по ней на месяце плыло солнце. Река была на столько прозрачной, что Саша видел свое сердце.
Александр открыл глаза. Тишина гремела в ушах. Часы на тумбочке показывали пять часов утра. Саша лежал на кровати. «Что это за комната?» – подумал он. Все тело разламывалось от динамичной боли, бегущей от головы к ногам и обратно. Саша приподнялся на локоть. Что–то тянуло руку. Саша включил свет. Плечо было перетянуто жгутом, а на вене багровела точка укола. Он сорвал резиновую трубку и, словно змею швырнул об стену. Он всегда боялся ее укуса. Противоядия нет. Комната наполнилась запахом ванили. Сердце тревожно билось в груди, сил в мышцах не было, ноги не слушались. Он с силой сжимал место укуса, пот на теле выступил огромными каплями, во рту опухший сухой язык мешал дышать. То, чего он всегда так боялся, случилось. Саша встал с кровати и, шатаясь, вышел из комнаты. Запах ванили усилился. В коридоре, под вешалкой, в неестественной позе лежал кучерявый парень в зеленом полосатом свитере лет шестнадцати на вид. Его шею укрывало голенище женского зимнего сапога. Через открытую входную дверь вошел тот самый человек в черном плаще, который оставил у Саши сверток. Он молча посмотрел на Сашу и вышел. Александр склонился над парнем.
– Вставай. Эй, парень, вставай с пола, простудишься. Там есть кровать, – Саша говорил, с трудом выговаривая слова. Он потянул его за руку. Пальцы были холодными, как лед. Саша потрогал лоб, ноги – тело было холодное. Он положил пальцы на шею, пульса не было. Парень был мертв. Саша, оторопев, резко встал. Оперся спиной на стену. В глазах потемнело, и он опустился на колени, потеряв сознание.

Бензиновые разводы сменяли друг друга перед глазами, создавали причудливые узоры. Александр открыл глаза и, взглянув на солнце в окне, чихнул.
– Будь здоров… – сказал кто–то в комнате.
Саша приподнял голову с подушки и посмотрел в темный угол.
– Где я? Кто здесь? – с трудом сказал Саша.
– Это я – Вика. Помнишь вчера у Стаса дома…?
– А где я?! – на полуслове оборвал ее Александр.
– Ты дома. Или тебе город назвать?
Вика подошла к кровати.
– Ты как себя чувствуешь?
– Хреново я себя чувствую. Мне очень плохо, Таня, – запинаясь, ответил Саша, – тело будто самосвал переехал.
– Вика. Ты вчера хорошо погулял. И пивка, и травки. Ладно, сам виноват.
Вика откашлялась и, подкурив сигарету, вышла из комнаты. Она вернулась с чашками и кипящим чайником.
– Давай чайку выпьем… – звонким голосом сказала девушка.
– А как… как я попал домой? Хотя, какая разница…, – Александр говорил с закрытыми глазами, рукой прикрывая лицо от красного сквозь веки солнца, – мне всю ночь какой–то дурацкий сон снился. Парень умер от передоза с сапогом на шее, куча шприцов в коридоре, гора бутылок…
– …разбитая хрустальная пепельница на лестнице, – продолжила Вика, – это вчера всем весело было. Хотя мне не очень понравилась концовка.
Сашу как током ударило. Он подскочил на кровати и закатил свитер.
– Это был не сон, – Александр опустошенным взглядом смотрел на черную гематому на локтевом сгибе, – это был не сон…
Вика поставила чайник и взяла его руку.
– Ты что колешься, Саша? – она посмотрела в его лицо.
– Нет, – его глаза нервно бегали по потолку, будто там было заклинание от кошмарных снов, – я не знаю. Я никогда… это… я вчера очнулся, рука жгутом перетянута…
Вика продолжала держать его руку.
– Это ужасно. Но не надо отчаиваться. Все будет нормально. У тебя все будет нормально. Это же первый раз? Так? - пыталась ободрить его Вика, – это так и останется кошмарным сном. Просто держись от этого подальше.
Она подтянулась и поцеловала Сашу в щеку.
– Вот аспирин. Выпей. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, потому что ты мне нравишься.
– Спасибо, – Саша посмотрел в ее голубые глаза.
– Пожалуйста. Ладно, я пошла, а ты успокойся и поспи.
Она набросила пуховик, надела вязаную шапочку и вышла, захлопнув дверь. В ушах звенело от тишины. Ни один обычный звук дневной жизни не проникал в комнату. Будто бы на улице была ночь. Саша вынул из чашки ложечку и бросил на пол. Тишина. Руки тряслись, пот стекал противными щекотящими каплями по лбу. Он попытался сделать глоток чая, но пальцы не слушались – чашка выскользнула, и все содержимое пролилось на грудь.
– Черт, – выругался Саша. Вырвавшееся слово, как в огромной цистерне, запрыгало, затарахтело, отражаясь эхом от стен. Александр зажмурил глаза, и тонкая слеза нырнула между ухом и подушкой. За стеной, на лестнице, послышались поднимающиеся шаги. Это была ни одна пара ног… и не две… Тысячи ног в разнобой шагали по двадцати шести ступеням этажного пролета. Цоканье каблуков и шарканье подошв разрывали тишину и сливались в один организованный гул. Саша провалился в сон. Заскрипел замок…

За окном светила полная луна. Ночь на огромной колеснице протирала облаками звезды. Резкий порыв ветра распахнул форточку. В комнату прокрался холод. Саша открыл глаза. На душе было спокойно и тихо. По телу разливались теплые волны. Он почесал правую руку. Тихий ужас вколотил в сердце огромный кол. Саша повернул голову – жгут обвивал его предплечье. Он сорвал его и сжал в кулак. Дурман не давал воли чувствам, сковывая цепями кайфа героина. Свинцовые веки опустились, и все стало таким не важным и второстепенным, а жизнь – просто игрой в классики, где, стратив, можно начать с начала. Сон.
Кто? Зачем? Как? Когда…? – сотый раз задавал себе вопросы Саша. Он сходил с ума – медленно, но верно, – я подсел на иглу…
Александр вдруг расхохотался, сжимая волосы между пальцами. И так же внезапно замолк. Расстройство желудка и головная боль совсем выбили из сил. В квартире кроме него никого не было, ключи лежали в кармане. Дубликат у хозяйки, которая находилась за тысячи километров.
– Лучше бы мне, как тому с сапогом на шее…
И вновь эта убивающая тишина.
Постепенно лихорадка утихала. Наконец Саша оторвался с пастели и зашаркал по комнате. Ни одной таблетки. Саша открыл тумбочку и ему из кучи газет выпал сверток. Тот самый, перевязанный канцелярским шнурком с надписью «Осторожно люди!». Саша вяло повертел его в руках и засунул обратно. Облокатившись на руку, он приподнялся с пола, но локоть задрожал, и тело глухо ударилось о пол. Все чесалось. Саша расчесал все плечо до крови.
– Да, что же это за ужас…? – прошептал он.
Александр посмотрел на полку с газетами и вытащил пакет. Он дернул за шнур и развязал пакет. На ладони лежала серая коробка с миниатюрными петлями и замком. Саша ногтем поддел защелку и коробок открылся. Пусто. Он потрусил ее. На пол выпала усердно сложенная несколько раз бумажка.
– Что же прятал этот человек? Неужели кто–то мог охотиться за этой пустой коробкой?
Что–то холодное опустилось на плечо Александра. Он медленно повернул голову. За ним возле стены, наряду с десятками людей, стояла женщина. Глаза ее были молочного цвета. Кисти ее рук были облачно легкими и холодными. Волосы по всему телу стали дыбом. В одно мгновение десятки голосов – мужских, женских, детских – закрутились по квартире, нарастая в базарный гул. Девочка возле прихожего зеркала тонким голоском звала маму. Люди жались к стенам и что–то говорили. Все они просили о помощи. Их лица были окутаны пеленой. Саша, не поднимая головы, пытался не смотреть на души умерших, но глаза не возможно было закрыть. Какая–то невидимая сила раздвигала веки, будто говорила: «смотри – нам плохо, помоги нам… не закрывай глаза». Давление нарастало. Воздух наполнялся запахом ванильного мороженого. Вдруг коробка выскользнула из мокрых ладоней. Ударившись о пол, она издала пронзительный звон стопудового колокола. Все вокруг задрожало. Воздух стал тягучим, как мед. Он медленно поглощал образы людей. В комнате воцарилась тишина. Лишь доносился стук разогнавшегося сердца. На полу лежал сверток, туго перевязанный канцелярским бумажным шнурком.
Чувство хаоса и жестокого бессилия разламывало Александра. Он больше не понимал во всем происходящем жизненную логику. Кто–то большой листал книгу в поисках главного, бегло читая отрывки глав. Все непрочитанное проваливалось в дыру, которая увеличивалась. Это сводило его с ума. Александр не мог ни кричать, ни показывать эмоции. Тень стала телом. Через несколько часов физическая боль стала над эмоциональной. Тело отдельными частями перетиралось в мясорубке. Мышцы в судорогах гнули кости. Жар сменялся холодом. Под утро Александр смог заснуть.

В дверь позвонили. Саша открыл глаза и отсутствующим взглядом посмотрел с пола вверх. Во рту все пересохло. Он встал и, шатаясь, прислонился к глазку. В тамбуре стояла Гавриловна. Саша осторожно повернул замок и приоткрыл дверь. В руках старушки дымились блины.
– Привет, Саша, – улыбаясь, залепетала Гавриловна, – вот, возьми, я тебе блинчиков спекла – вкусные.
Из ее квартиры пышило блинным смрадом с примесью ванили.
– Спасибо, – нечетко ответил Саша, с трудом поворачивая язык и не чувствуя губ. Он протянул руки к тарелке.
Внезапно зрачки Гавриловны замерли, и она, судорожно хватая ртом воздух, с грохотом завалилась в угол на ведра. Тарелка со звоном разлетелась на куски. Саша бросился к старушке. Дыхания не было, глаза широко раскрыты.
– Гавриловна! Гавриловна! – хлопая по щекам, кричал Александр, – Гавриловна, что с Вами?! Очнитесь же!
Дверь в тамбур отварилась, и с лестницы зашел тот самый незнакомец, в том же черном плаще.
– Как хорошо, что Вы здесь. Скорее вызовите скорую помощь, – стоя на коленях, закричал Саша.
Лицо мужчины ничуть не изменилось.
– Не стоит, – спокойно ответил он и перевел взгляд на старушку. Он присел на корточки и пальцами закрыл ей глаза.
– Зинаида Гавриловна прожила 78 лет 5 месяцев и 14 дней, – так же выдержано и размеренно продолжал незнакомец, – оставила после себя двое дочерей и одного сына. Она была хорошим человеком.
– Я не прошу Вас рассказывать ее биографию, – кричал Саша, – вызовите скорую – ей плохо.
– Ей уже никак, – мужчина посмотрел на испуганное лицо Александра, – понимаешь, никак. У нее остановилось сердце… Скорая помощь приедет минут так…. через 25. А через 6 минут у нее умрет мозг. Так что не надо кричать. Пойдем, выпьем чая.
Саша растеряно стоял возле Гавриловны с разведенными руками. Он не мог понять: как можно так спокойно говорить рядом с умирающим человеком.
- Заходи в квартиру, Александр, - настаивал незнакомец, - ну же.
Саша, удивляясь себе, переступил через порог своей квартиры.
– Это же кощунство, - не унимался возбужденный юноша, - она лежит там, а мы будем распивать чаи?
- Кощунство – это когда вы – люди – плачете над умершими, - протяжно, приглушенным голосом возразил незнакомец. Сейчас в этом городе лежит, как Гавриловна, 53 человека. Кощунство – это когда над умершими вы жалеете себя. Им уже все равно, а вы беспокоитесь о себе: «Как же я буду без этого человека – мне так хорошо было с ним рядом. А теперь его нет…»
Не снимая пальто, мужчина сел на табурет рядом с полыхающим в огне чайником.
- Кто же ты? – спросил Саша у человека.
- Я? Я… как же это сформулировать?
- Ты – смерть?
- Нет, я не смерть, - человек впервые улыбнулся, - я один из тех, кто принимает души в момент смерти. Смерть – это абстракция, миф. А я собираю души. Кстати, о душах. Где сверток?
Саша подошел к тумбочке и вытащил сверток.
-Вот.
- Спасибо. Ты сделал для меня очень важное дело. Я это не забуду.
Саша посмотрел в глазок. Старушка все так же лежала на ведрах.
- Я ее заберу, когда буду уходить, - разливая в чашки чай, сказал человек, - на сегодня я выполнил план.
- План?
Да. План. У каждого сборщика душ есть план выполнения. За снижение нас строго наказывают. И мы для его достижения разрабатываем новые штаммы вирусов, создам катаклизмы. Наркотики тоже…
Мужчина искоса посмотрел на Александра.
- Так это твоя работа? Я тоже должен скоро умереть?
- Вы все смертны…
Сашу тошнило.
- Мне кажется, что я сплю. Вокруг какой-то дурдом, а ты врач, который пытается поставить мне диагноз. Что происходит? – бессилие и боль выдавили слезы.
Собиратель душ сделал глоток чая.
- Вы люди, собираете крупицы прошлого, складывая их в историю. Создаете архивы, пишите новые книги, роетесь в земле. В наших архивах, которые намного громаднее, стоят книги, в которых мы храним информацию о будущем. О каждом человеке, которому суждено родиться. Я перелопачиваю кучу таких книг. Ты один из немногих, чья душа стоит многого на нашем рынке.
Собиратель душ с наслаждением смотрел, как все сильнее тряслись руки Александра. Лицо становилось белым, лицо распахивали морщины.
- Я хочу выкупить твою душу после смерти. В обмен на все, что хочешь при жизни: слава, популярность, власть…
- Продать душу дьяволу? – хрипло спросил Саша.
- Нет не дьяволу – мне. Этот покупает при жизни. А мне другого надо. Он один – сейчас ведет переговоры с каким-то музыкантом. Я нахожусь где-то между ангелом и бесом. И мне тоже нужны души. Ну, что?
Саша не мог поверить, что с ним говорят о таких вещах, о которых он только читал в журналах или книгах, смотрел фильмы. Он молчал.
- Ты можешь подумать – не долго. А это тебе поможет.
Собиратель душ вытащил шприц, наполненный зельем. Тело Саши затряслось, как перегруженный автомобиль.
- Я не буду это брать, - Саша умоляюще смотрел на собеседника.
- Бери, пока дают. От этого ты пока не в силах отказаться.
Александр выхватил шприц. Наскоро завязал руку и ввел содержимое шприца.
- Вот и хорошо…
- Ты посадил меня на иглу и шантажируешь меня! – закричал Саша и бросился на человека в черном, но, зацепившись за ножку стола, упал к его ногам.
- Не надо, встань. Тебе сейчас станет приятно и легко. Проблемы исчезнут, придут красочные видения.
Мужчина поднял Сашу за локти. Он отпил из чашки и вышел, закрыв за собой дверь.
Через несколько минут горячие волны потекли по телу. Александр упал на колени и лег на пол. Он смотрел вверх и разглядывал обсыпавшийся потолок. Бетон с грохотом расступился, и белый свет наполнил кухню. Корни деревьев пронизывали мебель, огромный стебель из пола проткнул холодильник. Грохот стих, и воздух наполнился пением птиц, дурманящим ароматом полевых трав. Небо бесконечным синим куполом накрывало неземную красоту. Холодный ручей манил прохладой и кристально прозрачной водой. Усталость прошла. Тело налилось силой. Саша встал и, теребя руками высокую траву, пошел по песчаной дорожке к фонтану. Вдруг из сада вышел отец Александра.
- Здравствуй, сын – сказал он и обнял Сашу, - как ты вырос. Давай присядем на скамейку.
Отец и сын, обнявшись, стояли на дорожке и не могли сдержать слез.
- Как мама?
- Она дома. Ждала тебя очень. И сейчас все ждет. Нам тебя очень не хватало.
- Я тоже очень скучаю.
Внезапно птицы замолчали. По небу побежали тяжелые тучи. Штормовая темнота опустилась на сады. Раскаты молний пригибали к земле цветущие травы. Отец что-то кричал Саше, но его голос заглушала разбушевавшаяся стихия. Ветер уносил слова, смешивая с оторванными ветками и желтыми листьями деревьев. Лето внезапно сменилась осенними красками и дождем. Листья на глазах чернели и сворачивалась, словно в огне. Где-то рядом в землю ударила молния. Саша упал. Резкая боль пронзила уши. Тишина. Мимо летели обломки. Дождь с градом бил в пыльную дорожку, забрызгивая грязью лицо. Немой фильм прокручивался перед глазами. Правая рука горела огнем. Саша посмотрел на ладонь. Ужас мелькнул в его зрачках. Большой палец неестественно вывернут вниз, а между остальными пальцами на металлических цепях извиваясь, висели два человека. Их лица были обезображены жуткими гримасами. Они кричали, но в ушах Саши перезвоном били колокола. Концы цепей крючками впивались в подушечки пальцев. Нижняя губа билась дрожью. Саша открывал рот, будто выброшенная на берег рыба. Он зажмурил глаза.
- Отче наш. Иже еси на небесех. Да святится имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя… - зашептал Александр.
Где-то высоко над головой раздался смех, который заглушал неистовство бури. Он проникал во все живое и неживое, казненное бурей. Саша открыл глаза. Свет тонкой струей рассекал тьму, в центре которого парил человек. Свет настолько был ярок, что был виден лишь его силуэт. Фигура приближалась, и вот уже можно было разглядеть его черты. Это был он – собиратель душ. Он смеялся грудным голосом, оставляя все на заднем плане.
- Господь вас давно уже оставил. Он стал слишком стар и невезуч, - кричал собиратель душ, - он оставил свой храм и поселился на одном из островов в Тихом океане. А вы всё зовете его и молитесь, хотя в его доме остался лишь старый попугай в клетке. А я здесь. Вот моя рука. Разве Он когда-нибудь удостоил вас подержать себя за руку?
Буря стихла. На горизонте уже поднимались к небу жаворонки. Саша подтянулся за протянутую руку и встал. Цепей на пальцах не было, лишь из проколов сочилась кровь.
- Ты хочешь сказать, что бога нет? – Александр посмотрел в желтые глаза незнакомца.
- Бог?! Есть, но ему ты, что каждый остальной. В принципе, нет…
- А как же храмы? Вера? Люди как?
- Все есть на земле, но только эта вера слепа. Вы жили тысячи лет без этого бога, и так же радовались, плакали, родили и умирали. Вы верите во многое. А бог – это всего лишь слово из трех букв, которыми вы пользуетесь, чтобы обрести силу из бессилия и скрасить свою немощь. Все чего каждый из вас достиг – это заслуга каждого и доля теории вероятности.
Собиратель душ щелкнул пальцами и ухмыльнулся.
- Я не знаю, прав ты или все это грубая ложь. Но позади тени есть свет. Что происходит под небом, я тоже не знаю. Люди на правом берегу всегда ругали людей на левом. И каждый из них, возможно, был прав. И сломать веру гораздо сложнее, чем сломать это столетнее дерево.
Собиратель душ улыбнулся. Они сели на лавочку песочной дорожки. С опущенных рук Саши на землю капала кровь. Он достал платок и вытер пальцы.
- Это знаки, - сказал собиратель душ, - Пальцы Давида.
- Пальцы Давида? - переспросил Александр.
- Да. Повешенные на пальцах – это люди, чьи смерти будут приписаны в твое дело.
Саша вскочил с лавочки. Его возмущенный взгляд переполняли чувства страха и неопределенности.
- Какие смерти? Да, я же… мне же… меня стошнило, когда я мертвой Гавриловну увидел,… а убить человека… Нет!!!
- Я последний раз спрашиваю – готов ли ты продать мне свою душу после смерти? И у тебя при жизни будет все…
- Да, на кой черт тебе моя душа? Что тебе с ней делать?
- Тебе ли не все равно…?
- Ты говоришь о покупке моих часов или ты спрашиваешь меня о моей душе. Знаешь, мне не часто делали такие предложения!
- Каждая душа - это власть, это сила. Вы копите деньги, сколачиваете состояния,… зачем вам это? У каждого человека есть три пути после смерти: первое – это то, что вы называете царствием божьим, для безгрешников; второе – это то, что вы зовете адом, для грешников; и третье… То, что предлагаю тебе я… нечто среднее… учитывая, что тебе гореть в огне – не лучший вариант, - собиратель душ говорил, не глядя на Сашу, скрестив руки за спиной.
- Да откуда тебе все это знать: что ждет меня? Ты сумасшедший… - Александр в злобе дернул за руку человека.
- А ты, я полагаю, здоров? – собиратель душ оставался невозмутимым в своей интонации и ритме речи, - ты видел приведений у себя дома – души из моего свертка... Видел покойного отца несколько минут назад… И ты говоришь, что я псих…?
Человек в черном плаще посмотрел на синее облачное небо.
- Хорошо…, - Саша встал с лавочки и подошел к нему, - скажи, что меня ждет?
- А это тебе не поможет. Ты же не можешь исправить конец книги какого-либо писателя? Пусть в своем экземпляре ты все же дописал хороший конец, но у всех остальных он таким же и останется… Ну, так что? Ты готов заключить договор?
- Я ничего не понимаю, - взволновано говорил Саша – я ничего не понимаю… Я схожу с ума. Это самый кошмарный сон, если я проснусь. Я не верю тебе, это не укладывается у меня в голове… Я не могу это понять…
- Ты сейчас не в лучшем состоянии думать, в твоих венах бежит кровь, насыщенная зельем, - человек улыбнулся и искоса посмотрел через плечо на Сашу.
- Это ты…! Ты дал мне шприц, ты первый проколол мою вену…! Ты…
- Это свойственно всем – перекладывать вину на соседнего. Ты, и только ты в этом виноват. Но я могу тебе помочь, если захочешь. А самому… - незнакомец отрицательно покачал головой.
- Ты сам говорил, что вера – это то, что в нас. Я верю в себя и в то, что мы зовем Господом Богом. Поэтому ты мне не нужен. Моя душа принадлежит мне, а не тебе. Зря стараешься, расходуя яд и шприцы. Я справлюсь сам, - Саша посмотрел в желтые глаза и ненависть стерла улыбку с лица человека, - пошел вон!!!
Собиратель встал с лавочки.
- Ты глуп и молод. Все на много сложнее, чем ты думаешь.
Он бросил сломанную ветку под ноги, сплюнул и скрылся в деревьях.

***

Саша открыл глаза. Сердце выскакивало из груди. Холодно. Он лежал на полу, около кухонного стола. Все тело ныло нестерпимой болью. Стон невольно вытекал из груди. Огромная невидимая плита давила сверху, прижимая к полу. Губы высохли и, казалось, срослись. За окном все также светилось солнце. Лето облизывало мегаполис.
- Уже лето, - подумал Саша, - а я и весны не видел. Какой кошмар. Жизнь остановилась – осталась примерзшая к тротуару. Позднее она, скорее всего, растопленная весной, стекла в канализационную камеру. А я стал просто дерьмом, которое люди обходят, чтобы даже не наступить на него грязной подошвой своих старых ботинок. Я ничего не могу сделать, просто не успеваю за пеленой что-либо усмотреть и попытаться изменить.
За окном разговаривали люди, гудели машины, что-то гремело, грюкало. Механизмы города вращались без остановок, не ожидая никого.
Звонок телефона оборвал мысли. Саша встал и с трудом дошел к аппарату.
- Алло.
- Саша, это мама, я тебя разбудила, сынок?
Александр откашлялся.
- Привет, мам. Нет, я не спал.
- Я позавчера тебе звонила – ты был какой-то расстроенный. Я переживаю, у тебя все хорошо?
- Позавчера? Саша потер лоб, - ах, да… нет нормально все… просто… наверное, погода кислая…
- Деньги у тебя есть?
- Деньги… есть.
- Ну, и хорошо. Ты там кушай хорошо - береги свой желудок. Если что – звони. Хорошо?
- Да, мам, спасибо. Я скучаю без тебя…
- Я тоже, сын. Ну, пока. Привет друзьям.
- Пока.
В трубке запищали гудки. Они проникали глубоко в мозг и изнутри протыкали тело тупыми кольями. Хотелось расплакаться и, как в детстве, уткнуться в мамин цветастый халат. Глаза раскраснелись, веки набухли, но слезы не текли. Две боли, физическая и духовная, целовали друг друга, принимали друг друга в объятия, рожали в муках плод любви – страх перед стенами и завтрашним днем, который стал уже вчерашним, в котором нет солнца, без лица и без имени.
Александр взял ключ и вышел во двор. Под тенью деревьев мужики потягивали холодное пиво и забивали козла. Воздух обжигал легкие, футболка сразу пропиталась потом. Тошнота затрудняла дыхание. Саша бесцельно шел по городу. Сворачивал в узкие улицы, прогибался под ободранные дворики с развешанным под окнами трусами и футболками. Его несколько раз рвало.
- Куда прешь, придурок? Дед, купи очки и сиди дома! – низкий голос на мгновение вернул Сашу в сознание. Головокружение мешало сфокусировать взгляд. Но он смог разглядеть через пелену человека в белом халате. На уровне живота на носилках лежал с головой укрытый курткой человек. Александр пропустил санитаров. В нос ударил сильный запах ванили. Неподалеку стояла толпа зевак.
- Всех их так – под простыню. Загадили весь подъезд. Крадут все подряд – детей страшно отпустить на улицу – наркоманы!!! – раздался чей-то женский голос из толпы.
- Неужели завтра надо мной скажут тоже самое…? – подумал Саша, - … нет уж…
Нестерпимая боль подавила мысли, и ноги подкосились, как под ударом топора. Александр упал на асфальт. Вокруг ни души. Улицы всем видом показывали свое безразличие. Ветер, наполненный бумажным мусором и пылью, подхватил его и понес мимо домов. Саша в вихре поднимался все выше и выше. Он неуклюже дергал ногами и руками. Крышная антенна вырвала клок из его штанины. Внезапно ветер стих и Александр упал на бетонный пол. Его лицо рассекла ужасная гримаса.
- Что с Вами? Мужчина, Вам нужна помощь? – кто-то теребил его за плечи.
Саша открыл глаза – над ним сидел Стас.
- Стас… Стас, мне больно, помоги… - простонал Саша и уронил голову на пол.
Стас перевернул Александра на спину. Он внимательно вглядывался в знакомые черты лежащего на полу мужчины. Седые виски, черные глазницы, потрескавшиеся губы, высохшее серое лицо.
- Саша…? – прошептал Стас.
- Что ты на меня так смотришь? Это я.
Александр попытался улыбнуться.
- Что с тобой случилось? Ты же похож на старика. У тебя что-нибудь болит?
- Пить. Дай мне попить.
- Давай, вставай
Стас поднял Сашу и завел в свою квартиру, поддерживая под руку.
- Вот так. Осторожно. Садись.
Александр сел на пол у стены. Стас забежал на кухню и налил в стакан минеральной воды.
- Держи, - он оглядывал Сашу, не веря глазам, - что случилось? Ты болен?
- Саша перевел дыхание и приоткрыл глаза.
- Мне нужна доза. У тебя есть?
- Ты с ума сошел? Зачем тебе это, Сань. Посмотри, в кого ты превратился – грязный, оборванный.
- Я тебе вопрос задал, - не открывая глаз, сквозь зубы промычал Саша.
- Как знаешь. У меня нет.
- А где взять?
- Не знаю, - Стас отвернул голову в сторону.
- Стас, пожалуйста, - сдерживая стон, сказал Саша и повернул рукой к себе лицо Стаса.
- Сейчас позвоню.
Стас встал с пола и пошел в комнату. Вернулся с клочком листа, на котором что-то было написано.
- Вот адрес. Скажешь от Селина, - он сделал паузу, - может, подождешь до утра – ночь на улице.
Стас заглянул в глаза друга. Они были пусты: ни света, ни отражения, ни жизни. Словно внутренняя сторона гробовой крышки. Саша тяжело поднялся и вышел, не сказав ни слова.
- Будь осторожен. Ты стал на плохую дорогу, в конце которой на следующей станции тебя ждет старуха с косой. Храни тебя бог, - прокричал ему в спину Стас.
- Никакой старухи там нет, - подумал Саша, изображая больную улыбку, - я это точно знаю.
Он вышел на улицу. Ночь проглотила город и пристально с призрением и суровостью смотрела на него сверху вниз. Он шел по пустынному проспекту, шаркая ногами. Ночь, которой Саша так всегда восхищался, сегодня была лишь временем суток, которое мешала ориентироваться.
Он нашел указанный на обрывке дом. Набрал номер квартиры. Из динамика послышался заспанный хриплый голос.
- Я от Селина, - сказал Саша.
Дверь запищала. На 8 этаже его встретил парень лет тридцати в кожаной куртке на голое тело, шортах и клетчатых тапочках. Он стоял у окна и курил.
- Здравствуйте. Я от Селина, - первым заговорил Саша.
- Ширнуться? – затягиваясь ядным дымом сигареты, спросил парень, не отрывая взгляда от окна, - деньги давай.
Саша засунул руки в карманы. Денег не было.
- У меня нет, - растеряно сказал Саша и вытер потный лоб. Он посмотрел на пол вокруг себя, будто там могли валяться деньги.
Торговец бросил в угол окурок и медленно пошел по коридору к двери. Александр, как голодное животное, бросился к дымящей сигарете и жадно втянул дым.
- Подожди! – сглотнув горькую вязкую слюну, захрипел он в след. Торговец остановился и замер.
- Мне очень надо… сейчас, - продолжал Саша.
Торговец посмотрел на часы.
- Через часа два… В соседнем квартале есть квартирка… Ребята проверили – хозяин уехал… Понял? По этой улице дом № 357. Не опаздывай – тебя будут ждать двое. Все.
Александр вышел из подъезда. Небо озарялось вспышками молний. Дождь зашумел по листьям деревьев. Ветер бросал холодные капли в лицо. В подворотнях выли собаки на скребущихся в душе кошек. Холодно и мерзко. Когда-то Саше снились такие сны. Но теперь он не мог проснуться и, почувствовав тепло и ласку маминых рук, без страха, улыбнувшись, закрыть глаза. Сейчас он шел по улице в сторону, где заканчивались фонари. Лампы еще долго выхватывали из ночной темноты его сутулую фигуру. К моменту, когда Саша подошел к указанному дому, погода окончательно рассвирепела. Сигнализации автомобилей вторили ударам грома и добивали разбитые дворы. Эту ночь играл оркестр расстроенных инструментов. Очередная молния рассекла небо на пополам, и все огни окон и фонарей растворились в дожде. Город остался без электричества.
Из-за угла появились два силуэта. Два мужчины среднего роста. Их лица были скрыты под масками.
- Ты на шухере, - сказал один из них и ткнул пальцем в грудь Саше, - пойдем. Только тихо. Вот нож. Если что…
Гром оборвал голос. Все трое вошли в подъезд и поднялись по лестнице на третий этаж. Саша залепил изолентой глазки соседних дверей. Человек в маске перебирал на кольце отмычки. Замок защелкал, и дверь тихо заскрипела. Саша вошел последним и, прикрыв дверь, остался на пороге. Тело периодически передергивало от режущих судорог. Люди в масках вытряхивали все содержимое ящиков шкафов на пол, подсвечивая фонарями.
Внезапно дверь спальни открылась, и на пороге появился человек. Сквозняк потянул по ногам. Запах ванили разлился по коридору. Увидев фигуру Саши, он закричал и схватился за стул.
- Кто вы? Зачем вы залезли в мою квартиру?!
Саша растерянно попятился назад. Хозяин квартиры бросил в него стул. Удар пришелся в грудь. Александр упал, распахнув входную дверь.
- На помощь! Помогите! – закричал человек и бросился к выходу, но споткнулся и упал на Сашу.
В темноте два человека сцепились в борьбе. Молнии короткими вспышками озаряли коридор. Саша разглядел, что человек, подмявший его под себя - старик. Под его железной хваткой Александр начинал задыхаться. Сил больше не оставалось. Саша нащупал на полу нож и ударил старика в грудь. Тот захрипел и опрокинулся на спину. Саша со свистом вдохнул воздух. Он приподнялся и заглянул старику в лицо. Свет молнии осветил комнату. Старик округлил глаза и схватился рукой за лицо парня.
- Это ты… это ты… - хрипел старик, вглядываясь в знакомое лицо Александра. В глотке заклокотало, и изо рта хлынула кровь. Его тело задергалось в агонии и замерло.
Саша сел на пол, поджал ноги и заплакал. Детские слезы разъедали четкость и ясность прежней взрослой жизни. Мысль, что его рука занесла смерть над человеком из-за четырех миллилитров яда, приводила его в паническое состояние, проглатывающее живьем его самоуважение и мысли о том сладком будущем, которое было в нескольких годах. Саша взял нож и приложил его к запястью. В один момент он был готов взяться за руки с этим стариком и выйти на задворки этого мира, но нож задрожал и выпал из пальцев. Он поднял голову – в доме никого не было кроме него и мертвого старика.
- Простите меня – я глуп и молод, - произнес едва слышно Саша и вышел из квартиры.
Улица принимала угрожающий характер. Вода, пенясь, неслась по дорогам, доставая до колен. Деревья кренились и обнажали свои корни. Внезапно удар молнии ослепил Сашу. По телу с огромной скоростью побежала дрожь. Запах ванили ударил в нос, и из него хлынула кровь. Саша схватился за голову.
- Пахнет ванилью!!! Кому-то плохо! Кто-то умирает! Кому плохо?!!! – закричал Александр, заглушаемый треском и грохотом. Он схватился за голову и упал в бурлящий поток. Тело горело огнем. Сил в руках не было, чтобы поднять голову над водой. Легкие наполнялись ручьем и илом. Тишина.
Чья-то сильная рука схватила за шею и подняла его над водой. Вокруг солнцем озаренный зеленый луг. Свежий легкий ветер обдувал лицо. Он сидел на лавочке вдоль песчаной дорожки.
- Ну, что «меченный»? Все как я говорил, - раздался знакомый голос сзади.
Саша обернулся. За спиной стоял собиратель душ.
- Там кому-то плохо. Ему нужно помочь, - быстро заговорил Саша, вскакивая на ноги.
- Ничья помощь там не нужна, - улыбаясь, сказал собиратель душ.
- Нет, я слышал сильный запах ванили. Так происходило всегда, когда…
- Никому – не – нужна – твоя – помощь, - перебил Александра человек, выговаривая каждое слово, - ты не можешь помочь человеку, которого сожгла молния. Тем более… самому себе…
Собиратель душ резко замолчал и вопросительно посмотрел на Сашу.
- Ты умер…
Земля чуть впереди провалилась, и внизу молниями загорелся город. Фонарь тускло освещал обгоревшее тело человека, лежащего на асфальте. Саша сдавил трясущимися пальцами виски.
- Этого не может быть, - заикаясь, заговорил Саша. Он тыкал в себя пальцами, - я вот – живой. Здоровый…
- Страшно? – спросил Сашу собиратель душ спокойным голосом, - а представь, о чем думал старик в последние секунды, которого ты убил. Он узнал в твоем лице ребенка, которого он спас в грозу, дав ему вторую жизнь, и который в благодарность лишил его жизни. Он не мог понять, зачем он прожил эту странную, бессмысленную жизнь. Вот это страшно. И это первый повешенный на твоих пальца Давида.
- Но я больше никого не убивал! – сдерживая слезы, закричал Александр.
Все вдруг задрожало, поплыло, и Саша оказался на старом кладбище. Впереди в зеленых кустах сирени лежала небольшая мраморная плита с надписью:

Станина Елена Викторовна
19.02.73 – 20.08.11

Саша бросился на холодный камень и заплакал.
- Она узнала о твоей смерти практически месяц спустя. На третий день у нее случился приступ, и она умерла. Это второй человек на твоих пальцах Давида. Вот теперь с тобой будет говорить дьявол. А мне пора. Прощай.
Собиратель душ скрылся в зелени деревьев. Все вокруг загрохотало, деревья вспыхнули огнем, небо стало багровым…

ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА
Станин Александр Алексеевич умер 02.08.11. Душа оценена в 500 условных душ. Выкуп произвести не удалось. Катализатором сокращения жизни послужили наркотические средства. По статье 212 «О пальцах Давида» за умерщвление двух родителей приговорен к казни через удар молнией. Дело №357 считать закрытым.