Бездна
Несмотря на эту сырость и порой раздражающее непрерывное журча-ние и барабанную дробь, город спал. Лишь несколько его глаз светились в тем-ноте, потому что кто-то не хотел спать или вовремя не принял лекарство. На мгновение показалась луна. Она периодически клевала носом в тучи, видимо, очень желая уснуть, но прикосновение к ним взбадривало ее, и луна вновь на-чинала что-то выискивать на мокрой земле. Собаки, обнаружив свою приятель-ницу, начинали жалобно, как-то по-детски, выть. А им вторили растревоженные младенцы. Все это сливалось с шумом дождя, ночными хождениями не спящих, скрипом дверей в подъездах... А город... город спал.
Сегодня светит солнце. Наступил новый день, один из тех, что сменяют друг друга триста шестьдесят пять раз в году. Все лужи покрылись коркой льда. И каждый из ранних прохожих, наступая на одну из них, хотел услышать хруст, которого он так давно не слышал. Небольшой мороз пробирал еще не привык-ших граждан. Грязная тощая собака бегала вдоль улицы взад и вперед, вероят-но, подыскивая место, где можно будет укрыться от зимнего холода. Но сотням домов до нее не было никакого дела. У них свои заботы. Они стояли здесь уже много лет, они видели, как росли дети, как умирали старики. У каждого дома была собственная жизнь, и другой дом не знал, что творилось внутри его серого соседа. Вот!.. В этом доме только что разбили тарелку. Или - этот дом: ссорятся две соседки (одна смела мусор под дверь другой). Прислушайтесь. Слышите? А это в ванну набирается вода, в одной из квартир. В комнате все было покрыто каплями. Воздух, практически, состоял из одной воды. Серая тень переступила через порог и подошла к ванне. Грохот воды давил на перепонки, но через него можно было услышать тихий сладкий голос:" Сюда... сю - да - а... иди сюда...". Пред ним трудно устоять, особенно, если знаешь его так долго. Серая тень сделала еще один шаг к ванне и застыла, как бы выискивая вновь этот родной го-лос. Хозяином тени был человек, вернее сказать то, что от него осталось. Это был не человек и не мертвец, он давно забыл свое имя, он ничего не знал и не помнил кроме безумного желания принять еще одну дозу. Он - сам себе гро-бовщик. "Здесь ... здесь...", то повышая, то понижая ноты, пел сладкий голос среди шума воды. Его руки безжизненно свисали, глаза смотрели в одну точку, которая лежала далеко за пределами комнаты. Гробовщик сделал последний шаг и перешагнул через бортик ванны. В предчувствии наслаждения по его телу побежали мурашки. Где-то там, за порогом ванной кто-то кричал "НЕТ", но Он не слышал. Гробовщик был оглушен вливающейся под ноги горячей водой. В его глазах нельзя было прочесть что-либо - глаза мертвеца - они были пусты - его душа была пуста. Все ее содержимое вылилось вместе с водой в маленькое отверстие на дне ванны. Его губы, казалось, жили сами по себе, пытаясь группой отдельных мышц состроить подобие улыбки. Как странно и страшно - ведь совсем не так давно Он любил мороженное, клюкву с сахаром, чаепитие под ог-ромным кленом, походы в кино, а теперь - спросите его: что такое мороженое...
Наконец Гробовщик ослабил мышцы и погрузился в воду. Что-то тяжелое сладкое и горячее быстро пробежало по его телу - свинцовый сладкий чай тащил его на дно. Пальцы от напряжения согнулись в кулак и впились в ладонь, выдавливая из нее кровь. Гробовщик выгнулся, откинув голову на бортик, и со свистом вдохнул наполненный водой воздух. Его глаза закрылись, и лицо нельзя уже было рассмотреть. Шум воды смолк, и лишь оставшиеся капли в кране, падая, издавали пронзительные характерные звуки, которые бились о стены и, отражаясь, эхом летели по всему городу. Они проходили сквозь людей, и те замерали, превращаясь в песочные статуи. Все превращалось в песок. Город оглох от тишины. Свинцовая тишина, лишь звуки капающей воды, разбивающей виски... А Гробовщик плыл по течению на бумажном плоту по узкой молочной реке с кисельными берегами.
Он очнулся от страшной боли, разрывающей его на части. Ледяная вода рвалась к его сердцу. Гробовщик потянулся к крану и отнимающимися руками кое-как рванул ручку горячей воды, но ее не было, она не потекла. Его губы ис-казились от боли, обнажив белые зубы, которые, сжимаясь, крошились от напряжения. Он попытался перегнуться через бортик, чтобы вывалиться из ванны, но рука поскользнулась, и Гробовщик рухнул в воду. Все мысли лишь о боли, главное чувство - боль. Она заполняла все его существо. Глаза закатились, и нижняя челюсть в напряжении тряслась мелкой дрожью. Каждая мышца тела пыталась разорваться на части. Через пелену полуоткрытых глаз он увидел, как две огромные старые морщинистые руки со сбитыми ногтями сквозь потолок опустились к нему. Они подхватили его и сквозь все перекрытия подняли его на крышу дома. Чей-то голос сказал:" Смотри." Боль исчезла. Стало тепло и легко. Гробовщик открыл глаза. Перед ним до горизонта простирались облака. Лучи заката через много лет проникли в их тела и окрасили их в светло-розовый цвет. Это напоминало взбитые сливки с клубничным сиропом. Само небо у линии горизонта пылало багровым огнем и, поднимаясь, становилось все светлее и светлее, сливаясь с дневной синевой. Под ним летели журавли, курлыкая свою пес-ню. Ветер поднимал на крышу аромат живых цветов. Гробовщик заплакал. Из его глаз падали красные капли – это небо окрасило слезы, слезы раскаяния. Гробовщик подошел к краю крыши. Внизу было темно, словно лучи задержива-лись на чердаке. Он долго смотрел в плотную темноту, затем шагнул вперед...
Перед ним текла река. Гробовщик не видел ее, но слышал, как она шу-мит в камыше. На высоком берегу густо росла мягкая зеленая травка. Она была похожа на ковер. Гробовщик медленно, боясь сделать лишний шаг, сел, поджав под себя ноги, и посмотрел на густой белый туман над рекой.
- Что это? - спросил гробовщик, указывая вперед.
- Река жизни, - ответил голос.
- А что на той, противоположной стороне?
- На том берегу ... хранятся людские цели жизни, - протянул голос.
- А моя там есть? - нерешительно спросил Гробовщик.
- Есть.
- И я могу ее забрать?
- Бери.
Гробовщик поднялся и пошел к реке. У уреза воды он остановился и все-таки попытался увидеть противоположный берег, но так и не сумел. Тогда Гробовщик огляделся и шагнул в воду. Он считал, что река холодная, но к его удивлению вода оказалась теплой и нежной. Гробовщик двигался медленно не-решительно - ноги вязли в топком иле, и каждый шаг давался с большим тру-дом. Он не слышал, как вода билась о его ноги. Река была неглубокая и едва скрывала колени. Он шел уже очень долго, как вдруг нога зацепилась за ветку, и его тело рухнуло в воду. Гробовщик оперся на руки и встал. Стало страшно. В густом тумане не возможно было увидеть даже пальцы вытянутой руки. Впере-ди появился какой-то темный силуэт. Гробовщик, не чувствуя ног, бросился к нему. Это был берег. Он упал на него и заплакал. Его губы целовали теплую землю. Когда Он отдышался, медленно огляделся. Сзади стеной стоял туман, а впереди лежал бескрайний луг, на котором торчали мохнатые кочки.
- А где же ... эти цели? - спросил Гробовщик.
- Цели? Цели... они остались там, на том берегу. Ты не дошел, ты ... вернулся - сказал голос.
- Как же это? Как же так? - повторял Он, опустив голову на колени.
- Как? Каждое утро ты просыпался и говорил сам себе, что еще один день прожит напрасно. Ты же сам знал, на каком лезвии ты стоишь, и что с одной стороны у тебя жизнь, а с другой... ад - ты это тоже знал. И ты знал, что ветер дул со стороны жизни. Теперь позади тебя стена, а впереди один шаг, один короткий шаг, - сказал голос.
- Перестань лгать! Ты же лжешь мне! Зачем?!!! Ведь я видел небо. Я видел птиц! - кричал Гробовщик вверх, не зная куда смотреть.
- Нет, ты видел то, что мог бы увидеть в этот момент спустя много-много лет. А сейчас ты жмешься к стене, и твои слезы подмывают твой последний шаг, - совсем спокойно сказал голос.
- ДАЙТЕ ШАНС! ПОЖАЛУЙСТА! - закричал Гробовщик, вонзая пальцы в теплую землю, - Да-а-айте-е-е.
- У тебя был шанс. Был... Был за долго до того, как ты зашел в реку. Ты потерял его тогда, когда в один день, проснувшись, впервые ска-зал, что этот день у тебя уже потерян. Иди. Делай свой последний шаг. Иди.
Гробовщик шел по осеннему парку. Стоял небольшой мороз. Воздух был таким прозрачным и тяжелым, что казалось, будто по нему можно взойти на вершины деревьев. Медленно падали запоздалые разноцветные листья кленов, каштанов, берез. А Он шел по асфальтной дорожке вглубь парка. Вдоль нее на лавочках, не двигаясь, сидели люди в серых пальто, в серых куртках, в серых юбках, в серых штанах, с серыми лицами. А Гробовщик все шел вперед. Раньше Он был и зрителем, и актером, но сейчас зрителями стали листья - они шепта-лись, разглядывая его в театральные бинокли. Он остановился и, взглянув в небо, шагнул с дорожки. Гробовщик упал в «зрительный зал» и остался там навсе-гда. Он сделал свой последний шаг.
Наступил новый день, такой же морозный, такой же обычный. По ули-цам в разных направлениях шли люди, ехали машины. Солнце, не изменяя курса, по старинке медленно ползло по своему маршруту. Собака нашла приют в "Пекарне дяди Вани". Люди уже не корчились от холода - они еще вчера доста-ли свои теплые вещи. А дома все так же ежились от холода и пытались при-жаться друг к другу, но между ними лежали улицы. В домах все так же бушевала жизнь, разыгрывая свои сценарии. И ни один из них не желал делиться со своим соседом своим интимным процессом. Прислушайтесь. В том доме кто-то звонит в дверь. А в том - только что кто-то зажег газ и поставил на плиту чай-ник. Прислушайтесь. Не слышите? Тогда ночью выключите свет в комнате и прислушайтесь. Слышите? Нет? Тогда послушайте свою квартиру. Посапывая, спит брат или сестра, а может отец... А мне... мне этого мало - я слушаю дома.
Слышите? В том доме, в одной из квартир, льется вода...
Свидетельство о публикации №205070800047