Музыканты и их инструменты

Томная нега лениво потягивалась под сияющим звездным небом. Звезды смотрели на нее во все глаза, светясь от восторга еще больше. Глаза двух людей смотрели на ночное небо и любовались прекрасным и загадочным светом далеких звезд, планет, галактик… Звезды дарили им беззвучную музыку романтики, и она звала этих двоих за собой, звала…

Они внимали и внимали зову, пока он не стал так силен, что сорвал их с места и понес к дому. Темнота встречала их у порога, провожая в сумрак комнаты, где их уже поджидала тишина, которая, закрывая двери, принимала их в свои объятья. Пара закрыла двери и растворилась в этой тишине – такой теплой и уютной, мягкой, как самый нежный плед.

Когда все звуки ночной природы стихли в их головах, а также умолкли звуки вечеринки, бушующей за пределами их убежища, они смогли полностью почувствовать всю прелесть ТИШИНЫ. Они настроились на ее вибрации, и уже не существовали более вне ее переливов и ритмов. И тогда пришло время их музыки...

В гулкой тишине раздался первый вздох… Первый взмах… Первый звук… ОН стал инструментом в ее руках, а ОНА стала инструментом в его.
Он провел рукой по изгибам виолончели, касаясь пальцами ее прекрасной гладкой поверхности. От этих прикосновений по всему его телу пробегала дрожь, ибо не было ничего более прекрасного этой теплой бархатистости форм. Нежно, но настойчиво он провел пальцами по тонкому грифу, почти не касаясь, провел смычком по струнам. Он извлек первый звук из нее – грудной, немного томный, чуть слышный, но полный обещаний. Сердце в его груди затрепетало в предвкушении…
ОНА пристально смотрела на него, отвечая его порывам. Чуть задумалась, прислушалась к себе, позволяя ему вести ее в нужном направлении. Настроилась на его ритм, ощущения и желания. Лишь после этого она легко пробежала нежными пальчиками по клавишам его тела, наслаждаясь приятной прохладой его стали, сочетающейся с теплотой дерева. Она так легко выдувала из него целый сонм звуков! Каждый ее выдох давал ему жизнь, каждый ее вдох давал секундную передышку. Звуки гобоя в ее руках были не менее прекрасны, чем томная песня виолончели, льющейся из-под его пальцев.

Они брали наслаждение друг у друга и дарили друг другу это чувство. Они поднимались к высшему пику пьянящего восторга и спускались в усталость от каждого движения и вздоха. Их глаза впивались друг в друга, и в них мелькала вся палитра эмоций: от легкой нежности до безумства желания.
Они отдавались ему и не чувствовали смущения или стыда. Разве может чувствовать музыкант стыд за свое мастерство? Разве может он стыдиться своих рук, своих пальцев, которые могут рождать волшебство из своего инструмента? Может ли он испытывать смущение за то, что держит в руках прекрасный источник музыки? Разве может инструмент смущаться того, что из него льются звуки, завораживающие его слушателей? Разве может он стыдиться опытных пальцев, касавшихся его поверхности? Разве может быть осужден их союз, пусть даже он длился всего лишь десять минут? Десять минут жизни, которые никогда не повторятся, но которые могут стать вечностью в памяти двоих… Ведь оба они были рождены для того, чтобы пережить эти минуты, чтобы испытать этот экстаз, чтоб спеть эту мелодию от начала до конца – от первого вздоха до последнего звука, от первого взмаха до последнего поцелуя….
Два прекрасных музыканта, два прекрасных инструмента… Говорят, что необычный концерт виолончели с гобоем на побережье был самым ярким и запоминающимся за последнее десятилетие…