Агния

Когда смотрю украдкой на красивую женщину, разлагаю ее гардероб, сумочку и плоть на цвета, чтобы увидеть радугу.

Часто задумываюсь: как вела бы себя обладательница красоты во время инициации? Вызвала бы пролитая на камень кровь агрессию в ее невинной душе? Начала бы мстить мужчинам, придумавшим религию?

Или она, испытавшая страдания, стала бы жрицей, богиней любви, для которой удовольствие, разделенное с лингамом, несравненно возвышеннее соития с членом смертного?

Возможно, из нее получилась бы прекрасная мать, сестра, подруга, любящая женщин всем сердцем. Ведь нежные женские губы тихонько касались ее, приготовляя к священнодействию.

А может, она превратилась бы в амазонку, сумевшую преодолеть истерические рыдания и выдержать взгляд мужчины, сидевшего напротив?

**

Он просил, чтобы я сама делала себе больно. Ему нравилось смотреть, как я сначала возбуждала себя пальцами, а потом, негромко постанывая, садилась на установленный на скамье вибратор, «черт без тормозов». Бешеный ритм доводил меня до обморока, это была пытка.

Я ненавидела лицо, напоминающее рысью морду. Выражение глаз его менялось: от сладострастного, пожирающего, до печального, сочувствующего. Он часто закрывал их, и мне мерещился Вий.

Мне было больно, страшно, я умоляла прекратить спектакль. Но палач неумолимо ускорял темп.

Приходила в себя лежа в кровати. Рысь охраняла меня.

В комнате уже брезжил рассвет. Подбородок натерт жесткой щетиной, мышцы ног окаменели, тело не слушается.

Чудовище с запавшими веками тянется, извиваясь. «Лучше убей!» - прошу.

**

Ну что, успокоилась? Ты помнишь, я летел на красный, нарушал, потому что спешил к тебе. Когда я болел, у тебя вяли цветы!

Стреляла пушка в Петропавловке, голуби поднимались над крышами, и мы говорили друг другу «Здравствуй!»

Ты приходила на Московский вокзал, сердце стучало при виде приближающегося поезда. Как ты бросалась ко мне!

Ты слышала, как ветер никнет к тропинке, ведущей к моему дому? Я бросал в тебя падающими звездами.
И я говорю тебе о своем праве палача. Ты сама зашла в мой лабиринт, из которого выйдем только вместе.

Знаешь, больше всего я боюсь, что однажды не захочу тебя...

**

Ты пожалел меня. Пришел с подружкой, лет на двадцать моложе. Видимо, ты полагал, что я сдам рубежи и ограничусь наблюдением.

Картинно вздымающийся фаллос напомнил отвесную скалу, накрывающуюся тучами. Раздвинутые ноги молодой женщины, ее прекрасные груди, плоский живот и одухотворенное лицо я уже видела на фресках индийского храма.

Твоя мужественность оказалась потопленной в бесконечности миролюбия и космического слияния моего и ее тел. В конце оргии ты стал скучным и вялым для нас.

**

Я стал замечать, как отвис ее живот. Зачем она похудела? Раньше я наслаждался прикосновением к доисторической богине плодородия. В моем воображении полнотелая подруга была склоняющимся от тяжести колосом пшеницы. Золотые волоски на лобке, в подмышечных впадинах, рыжие ресницы, - я восхищался, пел дифирамбы огненной Агнии, дочери скифов.

**

Мужчина говорит о недостатках женского тела, когда силы покидают его.

- Разве я говорил, что люблю тебя?
- Нет.
- Разве я не говорил, что люблю длинные ноги, небольшую грудь и черные ресницы?
- Да.

Агния садится на ослабевшего противника и впивается в горло. Лиловая печать будет пропуском в завтрашнюю ночь.